Мы остаёмся жить

– И он не мой друг. Я бы назвал его, скорее, своим ночным кошмаром – злейшим врагом. Достаточно вспомнить, сколько гадостей он мне сделал.

– Да ну тебя, дорогуша. Мы – последняя надежда друг для друга. И, наконец, нельзя же так долго обижаться на меня из-за мелких недоразумений несколько сотен лет назад!

– Ты убил меня! Притом не один раз.

– Если тебе от этого станет легче, – он взял третий стул и сел рядом с нами, – то можешь сделать тоже самое с помощью вот этой вилки, – он вручил мне её, взяв со стола, – я буду умирать долго и мучительно – всё как ты любишь. Что не сделаешь ради того, чтобы ты был счастлив.

– Приятно познакомиться, – вновь вмешалась это странное создание, которое я так до конца и не сумел понять, протягивая руку этому исчадию ада, – если честно, то я вас совсем не таким представляла.

– А как, по-твоему, должен выглядеть бессмертный?! Оказывается, наш общий друг ещё и плохой рассказчик, раз представил меня в неверном свете.

– Ты был болтливым водителем, охранником с автозаправки, ещё кем-то… А оказался молодым красивым парнем, к тому же, ещё и с манерами. За что он вас так ненавидит? Ведь, действительно, прошло столько времени…

– Если бы ты меня внимательно слушала, то знала бы, за что, – внезапно вырвалось у меня.

– А ты, – сказало чудовище, – действительно, по современным меркам, просто богиня. Что и не скажи, а наш общий друг умеет выбирать себе спутниц напоследок – чего уж у него не отнять. А насчёт моей внешности – то здесь ничего конкретного, то есть, лишнего, лучше не говорить. Всё, что только не придумал человеческий язык касательно внешности – будет неправдой, если говорить обо мне. Я меняю лица даже чаще, чем некоторые красавицы свой маникюр. С характерами тоже самое – сложно оставаться одним и тем же из тысячелетия в тысячелетие. Бывали времена, когда я был такой злюкой, что и вспоминать страшно. Вот наш общий друг и злиться. А твоё, девочка, мнение обо мне может измениться неисчислимое количество раз по мере того, как я буду рассказывать окончание истории вместо нашего пупсика.

– Ты сказал, что можешь попросить всех вон?

– Да, я пока своих слов назад не беру.

– Можешь сделать это прямо сейчас.

Спустя пять минут и сотню недовольных возгласов, кафе, в которые мы забрели случайно(?) опустело.

– Вот. И что?

Я всё же решил воспользоваться подарком нашего незваного гостя и воткнул вилку прямо ему в ладонь. К удивлению Машеньки, но отнюдь не моему, он даже бровью не повёл. Выражение его лица не изменилось даже тогда, когда я наносил удар за ударом, пока не убил. Зубцы вилки глубоко входили в него, а он по-прежнему улыбался, истекая кровью. Это пугало сильнее, чем если бы он кричал и вопил от боли. Но такого благородства от него, разумеется, ожидать не стоило.

Машенька тоже молчала. Просто смотрела, как он воскресает и раны на его теле заживают. В своей новой жизни он всё так же не переставал улыбаться, как настоящий конченый псих.

– Я не давал тебе права говорить обо мне вместо меня, – сказал я, немного придя в себя.

– Но ты ведь сам просил о помощи, – сказал он, слегка сузив улыбку и опустив глаза, – я слышал это в каждом твоём голосе, каждом жесте. У тебя не осталось сил выносить своё прошлое. Позволь мне разделить с тобой эту ношу и облегчить путь.

– С меня уже хватит твоей помощи на всю оставшуюся жизнь. И при нашей последней встрече, ты обещал мне, что оставишь нас в покое, и дашь мне поделиться своим прошлым с единственной, кто мог бы услышать о нём. Ты даже это хочешь у меня отнять?!

– Прошлое – не принадлежит одному тебе; и ты сам прекрасно об этом знаешь. Оно так же является частью историй тех людей, что были рядом с тобой и разделили твои переживания. А я – был рядом дольше всех остальных, кого ты только можешь вспомнить.

– Да потому что прикончить тебя ничто не может. Жаль, что я никогда не увижу мир, в котором не будет тебя.

– Мне тоже. Такое тоскливое и скучной вышло бы место, знаешь ли, что самому становится интересно. Ладно, раз тебе так не нравится археология твоих окаменелых фекалий, который ты называешь памятью, то можешь рассказывать её сам.

– Я ещё не закончил, – сказал я, задумавшись, – конечно, ты уделил мне огромную часть своей жизни – такую, которому не смог бы выделить мне ни один человек. Хоть история твоих преследований меня – всё равно мелкая песчинка, по сравнению со всем остальным твоим опытом. Ты бы мог написать обо мне книгу и получить за неё какую-нибудь престижную премию в области психиатрии. Поэтому, мне самому, наверное, было бы полезно напоследок услышать обо всём случившимся с твоей точки зрения. История со стороны главного злодея… Но ты ведь всё высветишь не в том свете и выставишь меня за идиота, ведь так?!

– Если бы ты им не был, то не боялся бы этого. Да уж, в одном ты точно прав – я большой специалист в области тебя, хоть ты и считаешь меня монстром. Зря тебе так кажется, хочу тебе сказать. Нет, я могу с уверенностью и гордостью заявить, что за свою долгую жизнь сделал больше добра, чем зла. А помноженное на проделанный мною жизненный путь, то люди вообще должны были объявить меня святым над святыми. Но, почему-то, они не особо торопятся. Да никого из простых смертных я не убивал без причины чаще, чем раз в пятьсот лет – вот скажи, кто может похвастаться такой статистикой?! Это рекорд, что ещё и говорить. Когда я убивал тебя – это не считалось; какое же это, в самом деле, убийство?! Да и ты за свою жизнь прикончил столько народу, что никому и сосчитать не под силу – даже я сбился. В кровожадности мне с тобой никогда не сравниться. Я всегда ищу выход, а ты действуешь напролом и убиваешь всех вокруг себя. Интересно, без кого этот мир был бы лучше: без меня, которого ты считаешь монстром, но который к людской жизни относится с уважением и осторожностью; или без тебя. Представь себе, сколько уроков за эти три тысячи лет так и не усвоил, малыш. Ты – хуже любого двоечника. И чем дольше ты живёшь, тем больше ты запутываешься не только в паутине этого мира, но и в самом себе.

Я бы мог много чего ответить ему на это и возразить на каждое его слово. Но я так и не собрался с мыслями для уничтожающего ответа. Поэтому, пришлось промолчать.

– Я помню, как пытался контролировать своё бессмертие среди непреступных скал и гор, – внезапно начала он, – хорошие ребята, но с ними быстро исчерпываешь все темы для разговора. Поэтому, я провёл там всего три сотни лет. Кажется, ты тоже баловался чем-то подобным, но намного позже меня. Потом, когда я вернулся в мир людей, я встретил свою единственную надежду – тебя. Если хочешь, то можешь начать именно с этой истории.

– О, нет. О твоих горных приключениях мне хотелось бы рассказать в последнюю очередь. А ещё лучшим решением было бы вообще опустить этот эпизод.

Впервые за весь разговор он нахмурился.

– Знаешь, а ты начинаешь нравиться мне всё меньше и меньше. Хорошо, я тебя понял: мы будем рассказывать эту историю, двигаясь от событий, которые для нас с тобой произошли относительно недавно к истокам, которые даже я не постесняюсь назвать древними.

– И какими же своими словами я намекнул тебе на эту мысль?!

– Неважно, – отмахнулся он, – действовать мы будем именно так и никак иначе. И начнём немедленно. «Из всех тех отважных мужчин, ворвавшихся в «Дом Марса» в тот день…»

– Стоп, – объявила моя любовь, – что происходит?

– Ничего нового, – покачал головой этот мерзавец, – по небу плывут всё те же облака, что и три тысячи лет назад; а в головах людей по-прежнему пусто. Но ты, конечно, можешь задавать подобные вопросы время от времени. Хотя знай, когда что-нибудь новое произойдёт – я сразу же тебе об этом сообщу.

– Кажется, я начинаю понимать, за что ты так его ненавидишь. Ты ведь прекрасно понял, о чём я тебя спросила: что с вами происходит? Что происходит со всеми нами?

– О, похоже, наша девочка сошла с ума. Придётся подыскивать тебе новую и начинать с начала.

– На такое я не подписывалась. Я еду домой сегодня же. В одно место засуньте себе свою историю. Я думала – правда, до самого конца верила, что это просто сказка. Но всё это не может ведь оказаться правдой, да? Что вы оба бессмертные?..

Она вышла из-за стола и убежала. Мы с моим незваным гостем переглянулись.

– Это всё ты виноват, – покачал он головой, – беги уже, чего сидишь?! Не мне ведь она так нужна, а тебе.

Я выскочил наружу, расталкивая всё, что стояло у меня на пути. Очень быстро, мне удалось догнать её. Но это было самым лёгким из всего, что ещё только предстояло сделать.

– Отпусти! – закричала она, – ты обманывал меня с самого начала.

– Нет же, с самого начала я говорил тебе только правду. Мне нет нужды тебе лгать – ни в чём. Я видел, что ты не веришь ни одному моему слову, но никогда всерьёз на это не злился. Ведь если бы ты узнала, что я говорю только истинную правда – ты бы испугалась и бросила бы меня.

– Тогда, ты сказал мне, что хочешь рассказать историю своей жизни; сначала, я поверила тебе, а потом ты начал рассказывать историю каких-то этрусков, которые вымерли тысячи лет назад. Я подумала: ладно, хорошо, подыграю ему, получу удовольствие, а потом он отстанет. Просто дай ему рассказывать то, что он хочет; дай ему высказаться и всё будет хорошо. Но этот человек и ты – вы оба и вправду бессмертные, и это не розыгрыш. И это ваша история, а не моя. Зачем, скажи мне, зачем я вам нужна??? Я ведь – просто человек, смертная; если меня пырнуть ножом, то я не восстану из мёртвых, а просто умру, как и все остальные.

– Когда я жил в Тоскане, – начал я, подняв глаза к небу, – это был одиннадцатый или двенадцатый век – уже и не важно – я занимался торговлей и у меня была жена. У нас не было и не могло быть детей, но я был уважаемым человеком и на нас смотрели снисходительно в городке, где мы жили. И мы были счастливы. До самого конца я держал от неё в тайне свой секрет. А в день, когда она тяжело болела, я не выдержал и рассказал ей всё; а она ответила, что давно знала об этом. Она сказала, что всегда знала, что я не похож на остальных. И мне никогда не забыть слова, сказанные ей в тот день: цветок без воды погибнет через день, человек без воды погибнет через две недели; но ты – что бы ни произошло, не умрёшь. Ты останешься жить и сможем рассказать людям обо всём, что видел собственными глазами, когда их праотцы ещё были детьми. Ты выживешь без еды и воды, но не сможешь жить только без одного – без истории. Если ты когда-нибудь расскажешь её кому-нибудь целиком – то это будет лучший рассказ, который простой человек услышит за всю свою жизнь. Храни свою историю и заботься о ней – это величайшая твоя драгоценность, как и для каждого в этом мире. И когда настанет час – расскажи её тому, кто будет готов её услышать. Машенька, ты – единственная на двух обитаемых людьми планетах, которая готова услышать эту историю – я верил в это с самого начала и буду верить до самого конца. Но если ты сама считаешь иначе, то, что и говорить, даже бессмертный с тремя тысячами лет жизни вместе с людьми может ошибаться них. Если не ты – моя история умрёт. Я больше никому её не расскажу. Иногда, бывает трудно держать обещание всю жизнь; а в моём случае, когда говорят о тысячелетиях, это особенно долго. Я мог бы собрать горы золота и изумрудов – но они не стояли бы и сотой части моей истории. Но если нет никого, кто дослушал бы её до конца – то она и ломаного гроша не стоит.

– А ты умеешь выбирать себе жён. Это у неё ты научился так говорить?

– Немного у неё, немного у ветра, немного у солнца, – улыбнулся я, – немного от тебя. От всего я учусь, хоть и медленно, правда. Я рассказывал, что научился писать только в пятьдесят лет?

– А как она умерла? Это было тысячу лет назад…

– Немного больше, – нахмурился я, – она слегла от неизлечимой болезни, о которой сейчас даже не вспоминают. В те времена, ей никто не мог помочь. А я думал: бессмертие – чего оно стоит, если его ни с кем нельзя разделить? Но я ведь знаю теперь, что можно – рассказывая истории. Некоторые из них ведь тоже бессмертны, как и я.

– Как ты переживал смерти стольких своих близких?

– Говорят, что привыкаешь ко всему. Но то, о чём ты меня спросила – как раз из того, к чему привыкнуть невозможно никогда. Каждый раз я переживаю это как в первый. Прошло больше, чем просто много лет, но я всё равно всех их помню. Части моих историй, бывших одним целым с ней, останутся во мне до самого конца.

– А когда я… Ты будешь вспоминать?