Шизо и Зоо

– Я в него не верю, пап, не беспокойся. Бояться некого.

Он замолчал. Разговор вновь принял неприятный поворот, чему я был даже рад. Можно было из-под козырька кепки разглядывать прелести девушек. М-мммм. Какие у них формы! Ни целлюлита на ногах, ничего! Попки как лесные орешки. Странно, но я так хотел трахаться, что смотрел даже на собак. Всех бы отымел, в раз!

В тот момент я понял, что испытываю сексуальное желание не только к женскому полу, меня тянет также к животным. Единственное, что меня не возбуждало, так это мужики. Но когда я думал о их волосатой, как у животного, жопе, у меня вставал.

* * *

В последнем самолёте было душно, пока он не включил мотор. Африканский зной не обошёл стороной и папу, у которого от множества бокалов пива и коньяка начал заплетаться язык. Он будто в замедленной съёмке рассказывал мне, что слоны любят арахис. На что я сразу возразил, доказывая, что это не так. Я где-то в подсознании наверняка знал, что именно кушают и пьют гиганты. Но он спорил со мной, выдавая за знания бессмысленный бред, пришедший ему в голову под воздействием коньяка и пива. Я знаю, что я никогда не ел арахис, ни на воле, ни в зоопарке. Мы просто его не любим, вот.

Также он был уверен, что слоны умеют прыгать. Но нет же! Взрослый слон не сможет подпрыгнуть. Скорее всего, он насмотрелся мифов по телевизору, решив меня проверить. Он всегда удивлялся, насколько я проинформирован о них, пытаясь доказать мне, слону, что я не слон, заводя себя же в тупик.

– Фредди, ты всегда меня удивлял своими способностями! Поэтому я верю, что ты станешь отменным специалистом – зоологом. Поможешь человечеству решить множество проблем в области животного мира, которого мы, люди, до конца так и не понимаем. Может быть, даже защитишь на эту тему диссертацию.

– Конечно, отец. Я постараюсь вынести самое полезное из твоего горя и доказать, что не просто родился таковым.

– Молодец, сынок! Я уже горжусь тобой.

С этими словами на взлёте его глаза закатились, унося папу в мир вавилонских грёз. Но через минуту он вновь пробудился и спокойно спросил:

– Мы прилетели?

На что я во весь голос расхохотался. Вот какой шустрый! Не успел глаза закрыть, уже прилетел.

– Ты чего так громко смеёшься? – он посмотрел в иллюминатор – картинка не поменялась, и так же громко рассмеялся. Да, мы оба задремали.

* * *

– Фредди, Фредди, проснись, мы прилетели!

И правда, в салоне не осталось никого, кроме стюардессы, которая пялилась на мои штаны-палатку, доходившую до пупка. Я застеснялся, сию же секунду заговорив с отцом:

– Давай мне сумку, я понесу. Ты еле на ногах стоишь.

– Да нет, я вроде бы уже протрезвел.

– Ну, отдай же сумку!

Окинув взглядом красавицу, я понял, что не один смущаюсь. Её щёки горели алым маком.

Внезапно моё сердце забилось с такой силой! Стояк пропал, девушка из памяти тоже. Я увидел контейнеры для погрузки тяжёлых грузов, размещённых на другой полосе прилёта. Перед глазами возникли картины, как нас куда-то перевозили, тащили, били, чтобы мы залезли в ящики, в которых нечем было дышать, да и развернуться не было возможности. Я побледнел, мои ноги не ощущали пола. Тревога и паника наполнили моё тело так, как будто за мной сейчас придут и заберут.

Не знаю, отчего, но мои ноги имели некую специфическую чувствительность. Так же земля или пол подавали мне еле слышные сигналы шагов других людей и животных. Я всегда знал, кто и откуда идёт, ощущая человека на расстоянии, отличая своего от чужака. Всегда в курсе, кто приходил к нам в дом. Например, форсированный шаг почтальона, я слышал ещё задолго до того, как он приставит палец к звонку у двери. Мама изумлялась, когда я говорил: «Через пять минут к нам придёт посыльный!» Когда тот поднимался на крыльцо с грузом в руках, по тяжести шагов, я определял, несёт ли он письма или же идёт с посылкой в руках. Тем самым доводил маму до нервного срыва. Она была уверена, что я где-то на улице припрятал камеру, в которую смотрю украдкой, доводя любимую маму до агонии. Но в этот раз в аэропорту Габороне я еле слышно ощущал топот слонов, земную вибрацию, доводящую в этот раз именно меня до истощения нервной системы.

– Фредди, что с тобой? Ты позеленел.

– Папа, это проклятая земля! Здесь несчастливы животные!

– Откуда ты такое берёшь! Перестань!

– Папа, послушай! Это не то место, где они свободны! Я осязаю, как мы здесь страдали!

– У тебя открылось новое чувство?

– Да!

– Так ты теперь уверен, что ты отсюда родом?

– Да, думаю, я дома. Но мне страшно!

– Отчего, что не так? Скажи?

– Папа, здесь голоса моих предков. Они страдают. Их души повсюду!

– Чушь! Перестань! Поехали в отель, расположимся, сядем и покойно и обсудим все твои страхи.

– Папа, папа! Мне нужно немедля на реку Чобе!

– Это же национальной парк в Ботсване.

– Да, мне туда!

– Зачем так срочно?

– Мне нужно отыскать дерево, которое мне снилось! Если я его найду, значит, я точно отсюда.

– Какой кошмар! На что я вообще согласился?

– Ты же сказал: веришь мне! Почему ты сейчас так отвечаешь?

– Поехали сыночек, я хочу, чтобы ты нашёл, что ищешь, отыскал ответы. Лишь тогда ты найдёшь свой путь и предназначение!

– Я тоже так думаю, отец.

* * *

На следующее утро мы сразу же отправились к моей долгожданной реке Чобе. Я шкурой чувствовал, как мурашки пробивают моё тело. Странно, конечно, хотя у меня и была толстая кожа, она была сверхчувствительной. Я ощущал каждый ветерок, упавшее на меня перышко и листик. А когда я лежал на лавочке, втупившись в небо, я чуял даже пыльцу, которую стряхивало на меня дерево.

Я радовался, вдыхая запах родины. И все же я не был до конца в этом уверен.

Наконец, усевшись в открытую машину с туристами, я всматривался в каждое дерево, каждую тростинку, но не находил ни одного знакомого места. Животных в парке практически не было видно, так как пошёл дождь, и они спрятались. Мы просто ехали по дороге пустого национального парка. Мои обрывки воспоминаний рисовали мне любимые места, где резвились слоны. Смотря на лужи, я видел в грязи следы, представляя, как в ней становился на колени громила, макая свой хобот. Малыши в лужах плескались, подбегая порой к ушастым мамашам, задорно вымазывая тех своими чумазыми конечностями.

– Фредди! Сынок?

– Да, пап?

– Ты сам не свой! Что с тобой творится?

– Я не понимаю, сам не знаю. Смешанные чувства. Я боюсь ошибиться.