– Не поймите меня неправильно, но это дело уже наделало много шума, и если соседям или обычным жителям нашего города ещё неизвестны все подробности, то поверьте, комитет или университетский совет давно осведомлены о деталях.
Мне не понравился его тон. Он был каким-то колючим и уклончивым.
– О каких деталях идёт речь?
Дуглас нервно заёрзал в своём кресле.
– Они знают о том, что вы и миссис Фарелл сегодня давали показания в полиции, и пока что, эта информация работает не в вашу пользу, -произнёс он, старательно избегая смотреть мне в глаза.
Пока Дуглас говорил, я внимательно наблюдал за ним, и вдруг, понял, почему он никогда мне не нравился. Этот человек так мастерски вживался в любые роли, что без труда менял маски, словно двуликий Янус. От подобной мысли мне стало противно, и я с трудом подавил желание встать и уйти отсюда. Но для начала я должен был узнать, чем для меня закончится эта беседа.
– Если вы читали газеты внимательно, то должны были знать, что я лишь спас замерзающего в лесу ребёнка. Это единственное, что сейчас может предъявить мне полиция.
– Я понимаю ваше недовольство сложившейся ситуацией, и мне действительно очень жаль, но я должен передать ваши документы на рассмотрение совета. А пока, как бы мне не хотелось вам этого говорить, я вынужден отстранить вас от исполнения ваших обязанностей как преподавателя в этом университете. Это временная мера, пока не закончится следствие по данному делу.
Я не знал, что ответить, и лишь хлопал глазами в растерянности. Что чёрт возьми происходит? Неужели, я только что лишился работы? Выходит, что так.
Видимо, заметив моё крайнее замешательство, Дуглас добавил:
– Прошу меня понять, это не моё решение, и я никак не могу повлиять на него. Всем нам оно далось не просто, но в свете открывшихся фактов…
– Скорее обвинений, большинство из которых вы даже доказать не в состоянии!
Я выдержал небольшую паузу, ожидая соответствующей реакции от Дугласа, которой не последовало.
– Когда я смогу получить обратно свои документы?
– Я сразу же позвоню вам, – торопливо проговорил он.
Я поднялся, понимая, что дальнейший разговор не имеет смысла, и направился к двери.
– До свидания, – не оборачиваясь, бросил я.
– Мистер Фарелл, – окликнул меня Дуглас. – Поверьте, если бы я мог что-то сделать…
Я лишь раздражённо махнул рукой.
– Не стоит утруждать себя объяснениями.
Уже закрывая за собой дверь, я услышал его голос:
– Нам будет вас не хватать.
Терпеть не могу лжецов. Он будет только рад, если уволит меня, потому что мне одному из немногих здесь, действительно не безразлично будущее этих детей. И именно поэтому, я всюду сую свой нос, создавая ему тем самым лишние неудобства. А от такого балласта нужно избавляться, не задумываясь.
*****
Я сидел в машине и думал о том, как скажу обо всём Анне. В последнее время на неё обрушилось столько потрясений, и я не хотел это усугублять. Но гораздо хуже, было бы соврать ей. За все годы нашей супружеской жизни, я ни разу не обманул её, даже в какой-нибудь мелочи. Я любил свою жену, а любовь не подразумевает лжи. Поэтому, ещё раз взвесив все «за» и «против», я принял единственно верное решение- рассказать обо всём как есть, а после вместе всё обсудить. Другого пути я просто не видел.
Набрав знакомый номер, и выждав несколько гудков, я услышал её голос:
– Я ждала твоего звонка. У тебя всё в порядке?
После недолгой паузы, я ответил:
– Я просто хотел сказать тебе, что люблю и скоро буду дома.
Кажется, она поняла всё без слов.
– Я тоже тебя люблю. Приезжай скорее.
По пути я заехал в магазин и купил бутылку хорошего красного вина. Сегодняшние новости даются не легко. Кажется, жизнь, из привычной двухполосной, окончательно перешла на тёмную сторону.
Лишь на верхнем этаже дома №59 по Хартли-стрит можно было увидеть едва заметные движения света. Скорее всего это колеблется пламя свечей, расставленных Анной по комнате. Весь остальной дом был погружён во тьму. Свернув на едва различимую в темноте подъездную дорожку, я вышел из машины, прихватив с собой пакет, и засунув одну руку в карман, быстро зашагал к дому. Холодный, пронизывающий ветер сухо шуршал листьями, бросая их прямо в лицо.
Тихо закрыв за собой дверь, и оказавшись под защитой родных стен, я вдруг ощутил непреодолимое желание, поскорее увидеть Анну, услышать её голос и оставить всё случившееся сегодня за пределами нашего с ней мирка.
Я отпил немного вина, из стоящего передо мной бокала, и почувствовал, как по телу начало разливаться приятное тепло, постепенно поднимающееся наверх, к области солнечного сплетения.
– Как же так? – произнесла Анна, глядя на бокал вина в своей руке. При свете свечей, его содержимое напоминало кровь.
Мы сидели в полумраке комнаты, поджав под себя ноги и молчали. Я не знал, что ещё добавить, помимо того, что уже успел рассказать Анне. Да и о чём тут говорить? Я чувствовал себя совершенно уничтоженным. Не знаю точно, когда всё это началось, но что-то изменилось, и я боялся понять, что именно. В моём случае ответ на этот вопрос мог бы означать крах всему, что было построено ранее. Привычному укладу жизни пришёл бы конец. А я очень не хотел этого. Всё происходящее выглядело как одна большая насмешка надо мной. Как будто мало было того, что мы находимся под подозрением полиции, так теперь ещё и это нелепое увольнение.
Анна одним глотком опустошила свой бокал, со звоном поставив его на стеклянный столик.
– Всё это очень плохо, – вздохнула она, нервно наматывая на палец прядь своих рыжих волос. – И что же нам делать дальше?
Я провёл рукой по лицу, искренне сожалея, что мы не отложили этот неприятный разговор до утра.
Раньше, я часто думал о том, почему некоторые люди не могут спать по ночам. Теперь, я даже не нуждался в ответе. Похоже, сегодня уснуть у нас тоже не получится.
– Я хотел позвонить Вилсону и поговорить с ним обо всём. Если это не прекратится, нам придётся уехать из Портленда.
Анна горько усмехнулась, глядя куда-то в окно.
– Если нас кто-то отсюда выпустит. Ты забыл, что мы не можем покидать пределы города?
В её голосе слышались усталость и обречённость, которые мне не часто доводилось наблюдать ранее. Любому терпению, рано или поздно приходит конец, так же как и вера иссякает с каждой неоправданной надеждой. В этот момент мне стало невыносимо жаль Анну. Казалось, испытания, выпавшие на её долю никогда не закончатся.
– Как думаешь, Вилсону можно верить? Иногда мне кажется, что он совсем не заинтересован в правде, и помогать нам не входит в его планы.
Я лишь покачал головой.
– Я не знаю. Но хочу надеяться, что он всё же одумается. Тех денег, что у нас есть, хватит на некоторое время, но дальше… Из-за всех этих обвинений, меня могут просто не взять на работу! Никуда! Интересно, он думал об этом, когда бросался подобными словами?
В этот момент я заметил, что Анна плачет. Я вскочил со своего места и подошёл к ней. По её щекам действительно текли слёзы, хотя она и пыталась это скрыть.
– Милая, что с тобой? – я обнял её, прижавшись своими губами к её волосам.