Сергий Радонежский. Личность и эпоха

Сергий Радонежский. Личность и эпоха
Константин Александрович Аверьянов

Монография доктора исторических наук К. А. Аверьянова посвящена жизни святого Сергия Радонежского – одной из самых заметных фигур отечественной средневековой истории. Пожалуй, ни об одном из русских святых не написано так много, как об основателе Троице-Сергиевой лавры. Тем не менее уже при первом знакомстве с этой литературой обнаруживается странная и удивительная картина: на первый взгляд о жизни Сергия Радонежского мы знаем практически все – и в то же время почти ничего, даже точных дат жизни. XIV век в истории Руси крайне сложен для историка прежде всего из-за чрезвычайной скудости источников. Разрозненные фрагменты раннего летописания в составе более поздних летописных сводов, считаное количество актов, несколько литературных памятников – вот, в сущности, и все, чем располагает исследователь этого времени. Вместе с тем существует целый пласт источников, который ждет своего исследователя. Речь идет о житиях древнерусских святых. Главная трудность заключается в том, чтобы уметь разглядеть в них черты реальной исторической действительности того времени, увидеть конкретные исторические факты. Благодаря тщательному анализу и сопоставлению различных источников автору впервые удалось воссоздать полную биографию самого известного русского святого.

К. А. Аверьянов

Сергий Радонежский. Личность и эпоха

Предисловие

В истории России XIV столетие занимает особое место, став временем возвышения Москвы, когда вокруг нее началось объединение русских земель. Если в начале века Московское княжество едва заметно среди своих более сильных соседей, то уже через несколько десятилетий ситуация коренным образом изменилась, и московский князь Дмитрий Иванович Донской смог выставить на Куликово поле против иноземных поработителей объединенные силы почти всех русских княжеств. Тем самым были заложены основы будущего единого Русского государства.

Но фундамент могущества Москвы был построен не только ратным трудом и мирной политикой московских князей: в его возведении участвовало множество людей. Немалая заслуга в том, что именно Москва стала столицей Российского государства, принадлежала Сергию Радонежскому – одной из самых заметных фигур отечественной средневековой истории.

Пожалуй, ни об одном из русских святых не написано так много, как об основателе Троице-Сергиевой лавры. Тем не менее уже при первом знакомстве с этой литературой обнаруживается странная и удивительная картина: на первый взгляд о жизни Сергия Радонежского мы знаем практически все и в то же время почти ничего. Это парадоксальное утверждение объясняется весьма просто – нам известны все основные вехи жизненного пути преподобного, но при этом мы до сих пор не можем точно сказать, когда именно в его жизни происходили те или иные события.

Достаточно упомянуть о том, что до сих пор даже среди профессионалов, занимающихся историей XIV в., нет единства мнений по такому, казалось бы, простому вопросу: когда Сергий появился на свет? В литературе это событие датируется временем от 1313 до 1322 г. Говоря о дате основания преподобным Троице-Сергиевой лавры, исследователи оперируют промежутком между 1334 и 1345 гг. Неясно, к примеру, и то, сколько лет прожил Сергий (70 или 78), а отсюда по-разному определялось время его кончины (1391, 1392 или даже 1397 г.). Что же касается других эпизодов его биографии, то разница в их датировке порой достигает нескольких десятилетий. Относительно же некоторых из них у нас нет полной уверенности в том, что они происходили в действительности, а не были приписаны преподобному задним числом. В частности, это касается знаменитого свидания Сергия Радонежского с Дмитрием Донским накануне Куликовской битвы: некоторые исследователи полагали, что его вообще не было, другие, с неохотой все же признавая реальность этой встречи, связывали ее с совершенно другими событиями.

Такой разнобой взглядов характерен не только для старой, но и для новейшей литературы, посвященной Сергию Радонежскому. В этом легко убедиться, если заглянуть в последние по времени труды на эту тему Н. С. Борисова, Б. М. Клосса, В. А. Кучкина и других авторов.[1 - Кучкин В. А. Сергий Радонежский // Вопросы истории. 1992. № 10. С. 75–92; Борисов Н. С. Сергий Радонежский. М., 2002; Косоруков А. А. Строитель вечного пути России Сергий Радонежский. М., 2004; Клосс Б. М. Избранные труды. Т. 1. Житие Сергия Радонежского. М., 1998.]

Причины разноголосицы историков во многом лежат на поверхности. Хотя имя Сергия Радонежского неоднократно встречается на страницах русских летописей, главным источником о жизни преподобного является его «Житие».

Еще в XIX в. исследователи установили, что работу над «Житием» Сергия начал младший современник преподобного Епифаний Премудрый. Об этом известно из ряда списков памятника, где тот прямо называется создателем «Жития».

О первом биографе Сергия сведений сохранилось немного. Он родился приблизительно в середине XIV в. и, судя по косвенным свидетельствам источников, был уроженцем Ростова. Подобно Сергию, в юности он оставил мир и принял постриг в ростовском монастыре Григория Богослова, славившемся своей библиотекой. В «Затворе», как именовали эту обитель, жил в это время до своего ухода на проповедь и знаменитый впоследствии Стефан Пермский, с которым Епифаний делил труды, «ему совопросник и собеседник бяше». Позднее жизненные обстоятельства привели Епифания к преподобному Сергию, и он стал его учеником, проведя в Троицком монастыре значительную часть своей жизни. Помимо «Жития» Сергия ему принадлежит еще ряд произведений, одним из которых является «Житие» Стефана Пермского. Сочинения Епифания Премудрого отличаются пышным риторическим стилем, насыщенным метафорами и сравнениями, часто встречаются элементы народно-бытовой речи.[2 - Коновалова О. Ф. К вопросу о литературной позиции писателя конца XIV в. // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. XIV. М.; Л., 1958. С. 205–211; Она же. «Плетение словес» и плетеный орнамент конца XIV в. (к вопросу о соотношении) // Там же. Т. XXII. М.; Л., 1966. С. 101–111.]

Свой труд Епифаний начал осенью (вероятнее всего, в октябре) 1418 г. Об этом становится известным из предисловия к «Житию», где автор, приступая к работе, жалуется на то, что по прошествии 26 лет после смерти святого (то есть подразумевается дата 25 сентября 1418 г.) так и не было создано его биографии. Следует отметить тщательность, с которой работал агиограф.[3 - Агиограф (от греч. агиос – святой и графо – пишу) – человек, который пишет о жизни святого.] На протяжении многих лет он буквально по крупицам собирал сведения о жизни Сергия. Епифаний рассказывает о том, что за 20 лет им были приготовлены отдельные главы о жизни старца – «ова убо въ свитцехъ, ова же в тетратех, аще и не по ряду, но предняа назади, а задняа напреди… и того ради сиа вся събравшъше, начинаем писати». Определяя содержание предстоящего труда, Епифаний намечал и его хронологические рамки: «Ныне же, аще Богъ подасть, хотелъ убо бых писати от самого рожества его, и младеньство, и детьство, и въ юности, и въ иночьстве, и въ игуменьстве, и до самого преставлениа… Но боюся усумняся прикоснутися повести… яко выше силы моеа дело бысть, яко немощенъ есмь…»[4 - Клосс Б. М. Указ. соч. С. 286, 288, 289.] Последние слова агиографа о собственной немощи не являются обычным литературным приемом, а отражают реальное положение. Доведя жизнеописание Сергия примерно до середины его жизненного пути, Епифаний так и не смог завершить свое главное произведение, и оно осталось незаконченным. Причиной этого явилась его смерть.

Б. М. Клосс относит кончину Епифания Премудрого к концу 1418-го – 1419 г. Основанием для этого послужил список погребенных в Троице-Сергиевой лавре, составители которого отметили, что Епифаний умер «около 1420 г.».[5 - Список погребенных в Троицкой Сергиевой лавре от основания оной до 1880 г. Н. Новгород, 2012. С. 11–12, № 86 (репринт изд.: М., 1880). См. также: Ткаченко В. А. Список погребенных 1880 г. как источник по истории некрополя Троице-Сергиевой лавры // Троице-Сергиева лавра в истории, культуре и духовной жизни России. Материалы II Международной конференции, 4–6 октября 2000 г. Сергиев Посад, 2002. С. 265–276; Он же. Труды иеромонаха Гедеона Вихрова по составлению списков лиц, погребенных в Троице-Сергиевой лавре // Троице-Сергиева лавра в истории, культуре и духовной жизни России. Материалы V международной конференции, 26–28 сентября 2006 года. Сергиев Посад, 2009. С. 66–75.] Историк соотнес это указание со свидетельством древнейшего пергаменного Троицкого синодика 1575 г. В его начальной части записаны три Епифания, один из которых – несомненно, Епифаний Премудрый. Затем в этом источнике отмечено имя княгини Анастасии, супруги князя Константина Дмитриевича, о которой из летописи известно, что она скончалась в октябре 6927 г.[6 - Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись. М., 1997. Стб. 540. (Далее – ПСРЛ.)] При мартовском летоисчислении это дает октябрь 1419 г., при сентябрьском стиле – октябрь 1418 г. Поскольку Епифаний Премудрый скончался ранее княгини Анастасии, его смерть следует отнести ко времени до октября 1418 г. или до октября 1419 г.[7 - Клосс Б. М. Указ. соч. С. 97.] Но первая из этих двух дат отпадает по той причине, что Епифаний приступил к написанию «Жития» Сергия только в октябре 1418 г. Таким образом выясняется, что Епифаний Премудрый скончался в промежуток между октябрем 1418 г. и октябрем 1419 г. Мы имеем возможность уточнить дату смерти Епифания благодаря тому, что его имя упоминается в рукописных святцах в числе «русских святых и вообще особенно богоугодно поживших», но официально не канонизированных Церковью. В частности, по данным архиепископа Сергия (Спасского), имя Епифания встречается в составленной в конце XVII – начале XVIII в. книге «Описание о российских святых», неизвестный автор которой расположил памяти русских святых не по месяцам, а по городам и областям Российского царства. Другая рукопись, содержащая имена русских святых, была составлена во второй половине XVII в. в Троице-Сергиевом монастыре и поэтому богата памятями учеников Сергия Радонежского. Изложение в ней идет не по городам, как в первой, а по дням года. Оба этих источника называют днем памяти Епифания 12 мая. Архиепископ Сергий в своей работе также пользовался выписками из рукописных святцев конца XVII в., присланных ему жителем Ростова Н. А. Кайдаловым. Оригинал святцев сгорел в пожар 7 мая 1868 г. в Ростове, но выписки, сделанные из них, целы. В них внесено немало неканонизированных русских святых, в том числе и Епифаний Премудрый. Днем памяти, а следовательно, и кончины Епифания в них названо 14 июня.[8 - Сергий (Спасский), архиепископ. Полный месяцеслов Востока. Т. I. М., 1997. С. 257, 380–384; Т. III. М., 1997. С. 558.] Учитывая, что Епифаний Премудрый, судя по всему, происходил из Ростова, а также то, что 12 мая отмечается память св. Епифания Кипрского, соименного Епифанию Премудрому, становится понятным, что точная дата кончины агиографа содержится в источнике ростовского происхождения. На основании этого можно с достаточной уверенностью полагать, что Епифаний Премудрый скончался 14 июня 1419 г.

Правда, имеется мнение, что он умер гораздо позже. На взгляд В. А. Кучкина, свидетельство об этом находим в «Похвальном слове Сергию Радонежскому», принадлежащем перу Епифания. В нем имеется упоминание о раке с мощами преподобного, которую целуют верующие. На взгляд исследователя, эта фраза могла появиться только после 5 июля 1422 г. – времени «обретения мощей» Сергия, когда его гроб был выкопан из земли, а останки положены в специальную раку. Этим словом в христианской церкви ныне именуют большой ларец для хранения останков святых. Раки ставились в храме, обычно на возвышении, и делались в форме саркофага, иногда в виде архитектурного сооружения. Отсюда В. А. Кучкин делает два вывода: во-первых, «Слово похвальное Сергию Радонежскому» было написано Епифанием Премудрым после 5 июля 1422 г., а во-вторых, оно появилось не ранее «Жития» Сергия, как полагают в литературе, а позже его.[9 - Кучкин В. А. О времени написания Слова похвального Сергию Радонежскому Епифания Премудрого // От Древней Руси к России Нового времени. Сборник статей к 70-летию Анны Леонидовны Хорошкевич. М., 2003. С. 417.] Однако, как выяснил тот же В. А. Кучкин, слово «рака» в древности имело несколько значений. Чаще всего оно обозначало «гробницу, сооружение над гробом», но встречаются примеры его употребления в значении «гроб».[10 - Там же. С. 416. Ср.: Словарь русского языка XI–XVII вв. Вып. 21. М., 1995. С. 265.] Если же обратиться непосредственно к тексту Епифания и не «выдергивать» из него отдельное слово, то становится понятным, что в «Похвальном слове Сергию» агиограф вспоминал события 1392 г., связанные с похоронами преподобного. Многие из знавших троицкого игумена не успели на его погребение и приходили на могилу Сергия, припадая к надгробию, чтобы отдать ему последние почести.[11 - См.: Клосс Б. М. Указ. соч. С. 280–281.] Окончательно в ошибочности рассуждений В. А. Кучкина убеждает то, что в Средневековье существовал широко распространенный обычай устанавливать пустую раку над местом захоронения святого, или, иными словами, над мощами, находившимися под спудом.[12 - Зачастую рака ставилась над гробом святого еще задолго до его прославления. Так, над могилой Зосимы Соловецкого (умер в 1478 г., канонизирован в 1547 г.) его ученики поставили гробницу «по третьем же лете успениа святаго» (Мельник А. Г. Гробница святого в пространстве русского храма XVI – начала XVII в. // Восточнохристианские реликвии. М., 2003. С. 533–534, 548).]

О всей дальнейшей жизни основателя Троице-Сергиева монастыря известно из сочинения другого агиографа – Пахомия Логофета. Он являлся выходцем со знаменитого Афона, был по происхождению сербом и появился на Руси во второй половине 1430-х годов, прожив около 20 лет в Троицкой обители. Будучи «профессиональным» литератором (на это указывает его прозвище: логофет – «словоположник, письмоводец, канцелярист»), Пахомий выполнял работу по официальным заказам и получал за свой труд плату. На Руси он прославился как составитель житий, служб и канонов. По подсчетам исследователей, его перу принадлежат 10 житий, ряд похвальных слов и сказаний, 14 служб и 21 канон.[13 - Некрасов И. С. Пахомий Серб, писатель XV века. Одесса, 1871; Яблонский В. М., священник. Пахомий Серб и его агиографические писания: биографический и библиографически-литературный очерк. СПб., 1908; Иванова М. В. Авангардист XV века (Пахомий Логофет) // Вестник Литературного института им. А. М. Горького. 1999. № 2. С. 16–26; Горский А. А. Пахомий Серб и великокняжеское летописание второй половины 70-х гг. XV века // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2003. № 4. С. 87–93; Духанина А. В. Епифаний Премудрый и Пахомий Серб: различия в употреблении сложных претеритов // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2005. № 3 (21). С. 28–29.]

Именно Пахомий через два десятилетия после смерти Епифания написал полное «Житие» Сергия. Каковы же были побудительные причины к этому? Оказалось, что эта работа была осуществлена при игумене Троице-Сергиева монастыря Зиновии (1432–1445) и самым тесным образом связана с канонизацией основателя обители в середине XV в.

По мнению Б. М. Клосса, одной из причин составления Пахомием Логофетом нового «Жития» Сергия стала необходимость сокращения текста Епифания для более удобного использования в богослужебной практике. Но самым главным, на его взгляд, явилось то, что время игуменства Зиновия пришлось на сложное в политическом отношении время феодальной войны второй четверти XV в. В условиях ожесточенной и полной драматизма борьбы за великое княжение монастырские власти сочли за лучшее «исправить» некоторые факты в жизнеописании святого, которые в быстро меняющейся обстановке могли бы вызвать ненужные ассоциации. В частности, историк указывает, что преемником Сергия Радонежского и новым игуменом в Троицкой обители сразу после смерти преподобного стал Савва Сто-рожевский, позднее основавший известный Савво-Сторожевский монастырь близ Звенигорода. Но этот город входил в удел злейшего противника великого князя Василия Темного – его дяди князя Юрия Дмитриевича, и поэтому монастырские власти посчитали необходимым не упоминать имени подлинного преемника Сергия, а представить дело так, будто после кончины преподобного Троицкую обитель возглавил другой ученик Сергия – Никон.[14 - Клосс Б. М. Указ. соч. С. 18–19, 60.]

Имеющиеся в нашем распоряжении факты на первый взгляд подтверждают правоту Б. М. Клосса. Созданное Пахомием «Житие» Сергия дошло до нас в нескольких редакциях, которые отличаются друг от друга набором включенных в них фактов из биографии преподобного. К примеру, в наиболее полной Третьей редакции имеется сюжет об основании Голутвинского монастыря под Коломной, который отсутствует в Первой редакции. Вместе с тем объяснение Б. М. Клосса не дает ответа на вопрос: почему этот факт не нашел отражения в Первой редакции труда Пахомия Логофета? Голутвинский монастырь изначально был основан на великокняжеской земле и не был никоим образом связан с противниками великокняжеской власти в период феодальной войны второй четверти XV в. Не отвечает исследователь и на другой вопрос: почему варианты «Жития» Сергия, написанные Пахомием, помимо различного набора включенных в них сюжетов отличаются и их хронологической последовательностью? Если в первом варианте Пахомий помещает рассказ о начале Андроникова монастыря после сообщения о победе Дмитрия Донского над Мамаем, то в Третьей редакции ставит его ранее этого события.

Не отрицая роли политического фактора, следует все же дать иное объяснение отмеченным переменам в тексте памятника. Прежде всего они были вызваны тем, что переработка Пахомием «Жития» Сергия была самым тесным образом связана с прославлением основателя Троицкого монастыря в середине XV в.

Канонизация всегда являлась не одномоментным событием, а достаточно длительным процессом. Прежде чем Церковь признавала человека святым, развитие его культа должно было пройти по крайней мере две стадии. Первой являлось местное почитание (в узком смысле этого слова) – в пределах одного монастыря или населенного пункта, а второй – в более широких границах: обычно в отдельно взятой области, княжестве или епархии. В последнем случае также принято говорить о местном почитании (но в широком значении данного термина). И только затем принималось решение о канонизации в рамках всей Церкви.

Первый шаг к признанию культа троицкого игумена был сделан 5 июля 1422 г., когда накануне тридцатой годовщины со дня кончины преподобного состоялось «обретение мощей» Сергия Радонежского, в результате чего устанавливается местное почитание святого. Его дальнейшее развитие происходило во время игуменства в Троицком монастыре Зиновия. Именно при нем, в 30-е гг. XV в. закладываются традиции великокняжеских, а затем царских походов на богомолье в Троицкий монастырь, приуроченных ко дню кончины святого – 25 сентября. В этот период известны как минимум два посещения обители в данный день великим князем Василием Темным.[15 - Там же. С. 70–71.]

Необходимым условием для последующих действий по прославлению Сергия Радонежского являлось наличие его «Жития». Но имевшееся в Троицком монастыре «Житие», составленное Епифанием, доводило биографию Сергия, как мы убедимся позднее, лишь до событий начала 60-х гг. XIV в. и ничего не говорило о последующих 30 годах его жизни – именно о том времени, когда, по выражению Епифания Премудрого, «преподобный отець наш провосиалъ есть въ стране Русстей».[16 - Там же. С. 278.] Поэтому перед властями обители встала задача закончить труд Епифания. Это дело было поручено появившемуся в Троицком монастыре в 1438 г. Пахомию Логофету.

По предположению Б. М. Клосса, первый вариант своего труда Пахомий Логофет написал в том же 1438 г.[17 - Там же. С. 129, 161.] Однако имеется возможность более точно определить время его создания. Московский летописный свод конца XV в. под 1439 г. сообщает о приходе к Москве в пятницу 3 июля татарской рати во главе с царем Махмутом. Набег оказался внезапным, и великий князь, не успев собраться с силами, вынужден был отойти за Волгу, оставив в городе своего воеводу князя Юрия Патрикеевича. Самый сложный момент осады, вероятно, пришелся на 5 июля – праздник обретения мощей Сергия, и можно предположить, что в этот день великий князь возносил молитвы троицкому игумену. Последующие события развивались в пользу москвичей: Махмут, безуспешно простояв под столицей 10 дней, вынужден был отойти прочь.[18 - ПСРЛ. Т. XXV. Московский летописный свод конца XV в. М., 2004. С. 260.] Очевидно, увидев в этом Божественное провидение, благодарный Василий Темный решился совершить богомолье в Троицкий монастырь на день памяти Сергия Радонежского. О том, что великий князь был в Троицком монастыре 25 сентября 1439 г., известно из его жалованной грамоты на село Сватковское Переславского уезда.[19 - Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. Т. I. М., 1952. № 139.] Поскольку паломничество великого князя являлось делом государственной важности и готовилось заблаговременно, можно предположить, что предупрежденные о нем монастырские власти решили подготовить к визиту высокого гостя полное «Житие» основателя обители. Если это так, то время написания Пахомием Первой редакции своего труда определяется концом июля – сентябрем 1439 г.

В качестве основы Пахомий взял текст Епифания, который предстояло дополнить рассказом о второй половине жизни Сергия. Не исключено, что агиограф мог использовать оставшиеся в монастыре подготовительные материалы своего предшественника, которые тот не успел обработать. Но для работы был отведен слишком короткий срок (ее необходимо было закончить к 25 сентября – годовщине смерти преподобного), и Пахомию удалось написать лишь довольно небольшой текст о последних 30 годах Сергия. Однако на фоне обстоятельного повествования Епифания произведение Пахомия, по объему составлявшее лишь четвертую часть епифаньевского, выглядело довольно блекло и скромно. Стремясь избежать этого диссонанса, Пахомий вынужден был кардинально сократить текст своего предшественника. В итоге несоответствие было устранено – если посмотреть на структуру произведения Пахомия, то легко убедиться, что описание первой половины жизни троицкого настоятеля, основную канву которой он позаимствовал у Епифания, по объему примерно совпадает с той частью, которую написал сам Пахомий. Ограниченность отпущенного на работу времени привела также к тому, что в первом варианте своего труда Пахомий не использовал ряд известий о жизни преподобного, которые содержались в уже написанных к тому времени Троицкой и других летописях.

Другая особенность текста Пахомия определялась предстоящей канонизацией Сергия. Главным основанием причисления того или иного подвижника к лику святых во все времена служил дар чудотворений. Неудивительно, что Пахомий наряду с изложением фактов биографии Сергия столь пристальное внимание уделяет этой стороне и включает в текст своего произведения семь соответствующих эпизодов.

Несмотря на то что с задачей по написанию «Жития» Сергия Пахомий в целом справился, преподобный в конце 1430-х гг. так и не был причислен к лику святых. Объяснялось это тем, что официально право причисления к лику святых всегда принадлежало главе Русской церкви. Между тем на Руси в это время митрополита долгое время не было. Рукоположенный в 1437 г. константинопольским патриархом Иосифом на этот пост митрополит Исидор уже через полгода после прибытия на Русь отправился в Италию для участия во Флорентийском соборе, созванном для решения вопроса об объединении Западной и Восточной церквей. Так как первый вариант «Жития» Сергия составлялся в спешке, монастырские власти решились подготовить к возвращению Исидора новое, более полное жизнеописание преподобного. По наблюдениям Б. М. Клосса, Вторая редакция «Жития» была пополнена за счет текста Епифания Премудрого и других источников. Исследователь относит время ее создания к 1437–1440 гг.[20 - Клосс Б. М. Указ. соч. Т. I. С. 165.] Эту датировку можно сузить. Поскольку первая попытка канонизации Сергия в 1439 г. не удалась, следует думать, что Пахомий работал над этой редакцией жизнеописания преподобного на протяжении 1440 г.

Но и на этот раз канонизация основателя Троицкого монастыря не состоялась. Препятствием для нее стали внешние обстоятельства. Митрополит Исидор, возвратившись в Москву в марте 1441 г., уже через три дня по распоряжению Василия Темного был низложен за то, что принял унию. Понятно, что в этих условиях церковной и светской власти было не до прославления Сергия.

Тем не менее троицкий игумен Зиновий не оставлял надежд на успех начатого дела. Соответственно продолжал работать и Пахомий. В преддверии столетия обители, которое приходилось на осень 1445 г. и могло стать весомым поводом для канонизации ее основателя, появилась составленная Пахомием Третья, наиболее полная редакция «Жития» Сергия, полностью соответствовавшая житийным канонам. При работе над ней агиограф, очевидно, учел критику, имевшую место, – сделал уточнения в ранее написанном тексте, добавил пропущенные им эпизоды биографии Сергия, а главное – дополнил свое произведение рассказом об обретении мощей святого и его посмертных чудесах – без их наличия канонизация даже формально не могла быть проведена. Б. М. Клосс относит составление Третьей редакции ко времени «около 1442 г.». Основанием послужило то, что в заключительной похвале Сергию делается акцент на его чудесной способности примирять враждующих «православных царей». Одновременно в тексте самой редакции превозносятся добродетели отца Шемяки – князя Юрия Дмитриевича, подчеркивается его роль в построении в обители каменного Троицкого собора и в то же время не обойден похвалами «благоразумный» и «великодержавный русский царь» Василий Васильевич.[21 - Там же. С. 168.] Зная, что именно в эти годы на Руси велась затяжная междоусобная война между великим князем Василием Темным и Дмитрием Шемякой, а в 1442 г. благодаря троицкому игумену Зиновию в обители святого Сергия произошло примирение непримиримых противников, становится понятно, что подобный текст отвечал политической «злобе дня».

Соглашаясь с наблюдениями ученого, все же стоит отнести создание Третьей редакции к периоду не «около 1442 г.», а ко времени после того, как примирились ранее враждовавшие князья. С учетом же предстоявшего юбилея работу Пахомия, вероятно, нужно датировать 1443–1444 гг.

Одновременно Зиновий изыскивает возможность обойти формальности строгих церковных правил. Хотя к этому времени официально утвержденного митрополита на Руси по-прежнему не было, его обязанности исполнял владыка Иона, «нареченный» в митрополиты еще в 30-е гг. XV в., но не утвержденный на этом посту патриархом. Поскольку Троицкий монастырь входил в митрополичью область, управлявшего ею Иону можно было рассматривать не как митрополита, а как епархиального владыку. Таким образом, Иона имел формальное право объявить Сергия святым в пределах митрополичьей области, иными словами, в границах Московского княжества.

Но этому помешали два события, случившиеся в один и тот же год. День в день, ровно за три месяца до предполагавшихся торжеств по поводу юбилея, а именно 7 июля 1445 г., произошел знаменитый Суздальский бой, в результате которого Василий Темный попал в татарский плен (во многом из-за того, как указывает летописец, что к нему не пришел на выручку Шемяка),[22 - ПСРЛ. Т. XXV. С. 262–263.] и на великокняжеском столе оказался Дмитрий Шемяка. Политическая ситуация коренным образом изменилась, и Пахомий был вынужден приступить к переделке созданного им жизнеописания Сергия, срочно сокращая и обезличивая его. Так возникла следующая, уже Четвертая редакция «Жития», которая, по мнению Б. М. Клосса, была составлена в промежуток между 1443 и 1445 гг.,[23 - Клосс Б. М. Указ. соч. Т. I. С. 21.] а на наш взгляд – в 1445 г. Однако и на этот раз труд агиографа остался невостребованным. Вскоре умирает сам Зиновий, после чего последовала чехарда с назначением троицких игуменов, которые менялись в зависимости от политической ситуации на Руси. Всего за три года в монастыре сменилось три настоятеля. Лишь после поставления игумена Мартиниана (1447–1454) дело канонизации Сергия сдвинулось с мертвой точки. Очевидно, именно в начале игуменства Мартиниана основатель обители был канонизирован в пределах Московской земли. Во всяком случае, из документа 1448 г. явствует, что к этому времени Сергий Радонежский уже вошел в пантеон святых, почитавшихся в Московском княжестве, то есть получил местное почитание в широком смысле этого слова – в пределах Московской земли. Речь идет о докончании Василия Темного и Ивана Андреевича Можайского. Имя Сергия также присутствует среди «всех святых и великих чюдотворець земли нашеа», которые упомянуты в «проклятых грамотах» князя Дмитрия Шемяки великому князю Василию Темному, составленных в начале 1448 г.[24 - Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. М.; Л., 1950. № 51. С. 151, 153, 155; ПСРЛ. Т. XXV. С. 269.]

Общегосударственная канонизация Сергия произошла чуть позже – в конце 1448 г. Третья Пахомиевская редакция «Жития» Сергия была дополнена описанием чудес, случившихся у гроба Сергия в 1447 и 1448 гг., последнее из которых датируется 31 мая 1448 г.[25 - Клосс Б. М. Указ. соч. С. 441–453.] Дополнение было сделано не случайно. Из сообщения летописца известно, что 15 декабря этого же года на церковном соборе в митрополиты «всея Руси» был поставлен владыка Иона.[26 - ПСРЛ. Т. XXV. С. 270.] Очевидно, тогда же и была произведена общерусская канонизация Сергия – именно к началу заседаний этого собора и был приурочен рассказ о самых последних по времени чудесах Сергия.

Впоследствии «Житие» Сергия неоднократно перерабатывалось для различных целей другими книжниками. В частности, оно было включено в переработанном виде в летописный свод 1518 г., к которому восходят Вторая Софийская и Львовская летописи. «Житие» преподобного читается также в Никоновской летописи и входит в состав Степенной книги. В середине XVI в. «Житие» Сергия было включено митрополитом Макарием в состав Великих Четьих миней, которые были задуманы как грандиозный свод «всех святых книг, которые в Русской земле обретаются, и с новыми святыми чудотворцы». В XVII в. к работе над «Житием» Сергия обращались такие известные писатели своего времени, как Герман Тулупов, Симон Азарьин, святитель Димитрий Ростовский. В следующем столетии дань этой тематике отдали митрополит Московский и Коломенский Платон (Левшин) и даже сама императрица Екатерина II.[27 - Симон (Азарьин). Книга о чудесах пр. Сергия. Творение Симона Азарьина. Сообщил С. Ф. Платонов. СПб., 1888 (Памятники древней письменности и искусства. Вып. LXX). (Переизд.: Неизвестные чудеса преподобного Сергия. М., [2001]); Житие и чудеса преподобного Сергия, игумена радонежского, записанные преподобным Епифанием Премудрым, иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным, в переводе на русский язык. М., 1997; Уварова Н. М. Легенда о нижегородском ополчении в «Книге о новоявленных чудесах преподобного Сергия» Симона Азарьина // Литература Древней Руси. Сборник научных трудов. М., 1981. С. 85–90; Янковская Л. А. Житие преподобного Сергия Радонежского в обработке святителя Димитрия Ростовского // История и культура Ростовской земли. 1992. Ростов, 1993. С. 10–26; Платон (Левшин П. Е.), митрополит московский и коломенский. Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия, радонежского чудотворца, вкратце собранное синодальным членом, преосвященным Платоном, архиепископом московским и калужским, и обители преподобного Сергия священноархимандритом. 2-е изд. М., 1784; Он же. Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия, радонежского чудотворца, вкратце собранное синодальным членом, преосвященным Платоном, архиепископом, что ныне митрополитом московским и калужским и обители преподобного Сергия священноархимандритом. М., 1793 [2-е изд.: Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия, радонежского чудотворца, вкратце собранное синодальным членом, преосвященным Платоном, митрополитом московским и коломенским, обители преподобного Сергия священноархимандритом, и орденов св. апостола Андрея, св. Александра Невского и св. Владимира I степени кавалером. М., 1811; 3-е изд.: М., 1833] (кирилловская печать); Он же. Слово митрополита Платона, говоренное в Свято-Троицкой Сергиевой лавре 5 июля 1783 года // Торжественное празднование 500-летия преставления преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена радонежского чудотворца (25 сентября 1892 года). М., 1892. С. 29–32; Он же. Слово высокопреосвященного митрополита Платона, в день преподобного Сергия, говоренное на утрени в Троицкой лавре, в Троицком храме, 1795 года, сентября 25 дня // Там же. С. 33–36; Он же. Слово в день памяти преподобного Сергия // Журнал Московской патриархии. 1992. № 3. С. 5–6. [перепеч. из: Полное собрание сочинений Платона, митрополита московского. Т. 1. М., 1914. С. 667–671]; Екатерина II. Житие преподобного Сергия Радонежского. Написано государыней императрицей Екатериной Второй. Сообщил П. И. Бартенев (Памятники древней письменности и искусства. Вып. LXIX). СПб., 1887. [Другие публикации: Она же. О преподобном Сергии. Историческая выпись // Литературное обозрение. 1991. № 4. С. 26–31; Русский архив. Русский исторический журнал. 1992. № 2 (603). С. 33–44; Она же, Возбранный России воеводо. М., 1994. С. 15–27; Она же. Житие преподобного Сергия. Историческая выпись // Журнал Московской патриархии. 1992. № 10. С. 37–43; Она же. Житие преподобного Сергия Радонежского. М., 1998; Отрывок из него: Она же. Ученики преподобного Сергия знаменитейшие… // Преподобный Сергий Радонежский. Житие, чудотворения, молитвы. М., 2002. С. 130–131.]] XIX век также внес свой вклад в агиографию преподобного Сергия. Новое «Житие» было составлено митрополитом Московским и Коломенским Филаретом (Дроздовым).[28 - Филарет (Дроздов В. М.), митрополит московский и коломенский. Слово о нетлении святых мощей, на память преподобного и богоносного отца нашего Сергия Радонежского и всея России чудотворца, говоренное в Троицком Сергиевой лавры соборе синодальным членом Филаретом, архиепископом московским сентября 25, 1821. М., 1821 [переизд.: Он же. Слова к московской пастве, в первый год управления ею говоренные, и житие преподобного Сергия Радонежского и всея России чудотворца, из достоверных источников почерпнутое, синодальным членом Филаретом архиепископом московским. СПб., 1822. С. 35–53; Он же. Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия, радонежского и всея России чудотворца, почерпнутое из достоверных источников, читанное в лавре его на всенощном бдении, июля 5 дня, 1822 года. [издано вместе с: Некоторые черты жития преподобного и богоносного отца нашего Сергия Радонежского, после смерти, то есть, некоторые сказания о его явлениях и чудодействиях, выписаны из книг и рукописей в 1834 году] М., 1836. ([2-е изд. ] М., 1837; 3-е изд. М., 1852; 5-е изд. М., 1857; последующие изд.: М., 1859; М., 1867; СПб., 1878; М., 1880; М., 1888; М., 1891; Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1898; Сергиев Посад, 1902) [первое изд. Жития: Он же. Слова к московской пастве, в первый год управления ею говоренные, и житие преподобного Сергия Радонежского и всея России чудотворца, из достоверных источников почерпнутое, синодальным членом Филаретом архиепископом московским. СПб., 1822. С. 291–341]; [перевод на франц. яз.: La vie de Saint Serge, fondateur du couvent de Troitza (de la Tr?s-Sainte trinitе). Discours prononcе, le 5 de juillet 1822, par le Mеt-ropolite Philar?te, au Covent de Troitza. Saint-Petersbourg, 1841]; Он же. Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия Радонежского и всея России чудотворца (печатается в сокращении). [Сергиев Посад], 1915; Он же. Учение об искушениях, преподанное в слове в день обретения мощей преподобного Сергия, в лавре его, 5 июля 1834 г. СПб., 1839; Он же. К 500-летнему юбилею преподобного Сергия. Письмо московского митрополита Филарета к оптинскому старцу иеросхимонаху Макарию. М., [1892]. (Отт.: Душеполезное чтение. 1892. № 9); Он же. Слово по освящении храма явления Божией Матери преподобному Сергию, устроенного над мощами преподобного Михея в Свято-Троицкой Сергиевой лавре в 27 день сентября 1842 года, говоренное синодальным членом Филаретом, митрополитом московским. М., 1842. [Другие изд.: Торжественное празднование 500-летия преставления преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена радонежского чудотворца (25 сентября 1892 года). М., 1892. С. 42–47; Он же. Три слова в Бозе почившего Филарета, митрополита московского, в благоговейную память пятисотлетней годовщины преставления преподобного и богоносного отца нашего Сергия, радонежского чудотворца. М., 1892. С. 7—16; Он же. Да подражаем его вере. Слова, посвященные памяти преподобного Сергия, с приложением молебного канона преподобному Сергию, печатаемого по рукописи середины XVIII-го века. М., 2002. С. 67–76; Он же. Сергий Радонежский. М., 1991. С. 313–320]; Он же. Слово в день обретения мощей преподобного Сергия 1850 г. // Он же. Три слова в Бозе почившего Филарета, митрополита московского, в благоговейную память пятисотлетней годовщины преставления преподобного и богоносного отца нашего Сергия, радонежского чудотворца. М., 1892. С. 17–22. [Другое изд.: Он же. Да подражаем его вере. Слова, посвященные памяти преподобного Сергия, с приложением молебного канона преподобному Сергию, печатаемого по рукописи середины XVIII-го века. М., 2002. С. 41–46.]] В XX в. агиографией преподобного Сергия занимались архимандрит Никон[29 - Житие и подвиги преподобного Сергия, игумена радонежского и всея России чудотворца, составлено архимандритом Никоном // Сердце чисто созижди во мне, Боже! И дух прав обнови во утробе моей. Коломна, 1993. С. 9—28; Никон (Рождественский Н. И.), [иеромонах, затем архимандрит, потом архиепископ]. Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена радонежского и всея России чудотворца. М., 1885. (2-е изд., испр. и доп. Сергиев Посад, 1891; 3-е изд. испр. и доп. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1898; 5-е изд., испр. и доп. Сергиев Посад, 1904.) [Другие издания: Житие преподобного Сергия [Загорск, 1989]; Житие преподобного Сергия Радонежского [М., 1991] (оба издания – репринт книги: Он же. Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена радонежского и всея России чудотворца. 5-е испр. и доп. изд. Сергиев посад, 1904); Он же. Житие, чудеса и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Сергия, игумена радонежского и всея России чудотворца. М., 1998 [переизд.: Сидней, 1991; М., 2000 (два издания); М., 2002 (два издания); М., 2003; М., 2005; М., 2008; М., 2009; М., 2010; М., 2011 (два издания); М., 2012]; Он же. Святой Преподобный Сергий Радонежский. СПб., 2005; Он же. Преподобный Сергий Радонежский. М., 2011 (Россия православная); Преподобный Сергий Радонежский. Житие, чудотворения, молитвы. М., 2002. С. 21—106 (в сокращении); в кн.: Преподобный Сергий Радонежский и русское монашество [сборник; сост. Яковлев А.]. М., 2013]. Он же. Смиренный Чудотворец. Золото и мишура. Поучение на день преподобного Сергия. М., 1882 (Благословение обители преподобного Сергия. № 134); Он же. Небесный гражданин Русской земли // Покров. Журнал духовно-нравственной культуры. 2013. № 11 (515). С. 4–7.] и Патриарх Московский и всея Руси Алексий I.[30 - Алексий, Патриарх Московский и всея Руси. Житие преподобного Сергия, радонежского чудотворца. 1319–1392 // Ко дню церковного празднования 800-летия Москвы. М., 1948. С. 27–41 [другая публ.: Журнал Московской патриархии. 1972. № 7. С. 63–68].] Столь частое появление новых переработок «Жития» во многом объясняется тем, что оно использовалось в церковных службах и читалось в уставном порядке за всенощным бдением в Троице-Сергиевом монастыре (лавре) в канун церковных праздников, связанных с именем преподобного.[31 - Подробнее: Кисель В. Житие преподобного Сергия Радонежского в русской агиографии (библиографический очерк) // Журнал Московской патриархии. 1993. № 1. С. 97—102; № 2. С. 100–103.]

Таким образом, видим, что традиция переработок «Жития» Сергия, начавшись в XV в., продолжалась более пятисот лет – вплоть до середины XX столетия, а в виде дальнейших перепечаток различных вариантов жизнеописания Сергия Радонежского, которые снабжаются соответствующими комментариями издателей, продолжает успешно бытовать и поныне.

Все это привело к тому, что за этими переработками постепенно исчезала реальная фигура троицкого игумена, а сам облик Сергия все более и более приобретал трафаретный, схематичный вид, в соответствии с представлениями и вкусами последующих эпох. Подобное нередко бывает со старыми иконами, когда поверх первоначального изображения в процессе «поновления» пишется новое, хотя и близкое к оригиналу, но все же отличное от прежнего. В результате нескольких таких операций лик святого приобретает новые, нехарактерные для него черты.

То же самое можно сказать и о «Житии» Сергия Радонежского. По словам одного из биографов преподобного,

«этот памятник русской агиографии – один из самых сложных, если не самый сложный среди всех агиографических сочинений русского Средневековья. Представленное огромным количеством списков, что само по себе требует колоссального времени на их перекрестное сличение и установление последовательности различных переделок жизнеописания Сергия, Житие основателя подмосковного Троицкого монастыря изобилует такими подробностями из жизни Сергия, которые исключают одна другую. Так, одни списки Жития утверждают, что у Варфоломея (будущего Сергия) было два брата: старший Стефан и младший Петр; другие списки называют только одного старшего Стефана. Одни списки сообщают, что грамоте Варфоломея научил некий старец, случайно встреченный им в поле, другие местом встречи называют лес… В одних списках указывается, что Варфоломей постригся в монахи 20 лет, другие списки возраст молодого монаха определяют по-иному – 23 года. Одни списки утверждают, что церковь Троицы Сергий строил вместе с братом Стефаном, другие – что Сергий строил церковь один. В одних списках говорится, что Спасо-Андроников монастырь в Москве был основан по инициативе ученика и земляка Сергия, монаха Троице-Сергиева монастыря Андроника, другие – по обету митрополита всея Руси Алексея. Основателем другого московского монастыря – Симоновского – одни списки называют того же митрополита Алексея, другие – Алексея и великого князя Дмитрия и добавляют, что новооснованный монастырь получил особую грамоту константинопольского патриарха Нила. В одних списках рассказывается о том, что Сергий ушел из Троицкого монастыря на Киржач, чтобы найти там уединение, другие причиной ухода называют ссору Сергия со старшим братом Стефаном… Житие Сергия говорит, что Сергий был похоронен в основанной им церкви Троицы, но не сообщает, кто его отпевал, а Похвальное слово Сергию утверждает, что Сергий завещал погрести его вне церковных стен и потребовалось вмешательство митрополита Киприана, чтобы похоронить Сергия внутри церкви, где его отпевал сам Киприан».[32 - Кучкин В. А. Антиклоссицизм // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 2 (8). С. 117–118.] Эти несоответствия отмечали уже младшие современники Сергия. Не зря в некоторых списках его «Жития» не упоминается возраст, в котором он умер, если говорится о времени его рождения, и наоборот.[33 - Бурейченко И. И. К вопросу о дате основания Троице-Сергиева монастыря // Сообщения Загорского государственного историко-художественного музея-заповедника. Вып. 2. Загорск, 1958. С. 4.]

Чтобы восстановить истинный облик той или иной иконы, реставраторы используют широко известный прием – осторожно смывая позднейшие записи и наслоения, они открывают первоначальный вид изображения. Так же должен действовать и историк. Среди множества списков «Жития» Сергия он должен выбрать древнейшие и тем самым найти первоначальный текст этого памятника, который принадлежит перу Епифания Премудрого.

Однако уже в XIX в. выяснилось, что ни один из наиболее ранних списков «Жития» Сергия не содержит исходного текста, написанного первым биографом троицкого игумена. И хотя в заглавиях некоторых из них и значилось имя Епифания Премудрого, все они дошли до нас в переработке Пахомия Логофета.

Тот факт, что у древнейших списков «Жития» Сергия оказалось два автора, поставил перед исследователем его биографии сложную дилемму выбора исходного источника. Мы не случайно заостряем внимание на этом вопросе. От нашего правильного выбора в конечном счете зависит то, каков будет воссозданный нами портрет основателя Троице-Сергиева монастыря. Особенно наглядно это видно, если сравнить два изображения преподобного, относящиеся к одному и тому же XV в.

Первое из них сохранилось на покрове, изготовленном сразу после «открытия мощей» святого в 1422 г. и положенном на раку Сергия. Вот как характеризует его искусствовед В. В. Нарциссов: «Высокая шапка волос, расчесанных на две стороны, обрамляет узкое скуластое, заметно асимметричное лицо преподобного, образуя своеобразный крутой килевидный очерк лба. Раскосые глаза по-разному ориентированы и близко сдвинуты к переносице. Взгляд обращен непосредственно к зрителю. Нос тонкий, прямой, с ровной плоской спинкой без каплевидного утолщения на конце. Ноздри небольшие, круглые, выделены контуром. Так же подчеркнуто выделены крупные уши. Борода широкая, „лопатой“, но не округлая, а как бы неровно обрезанная снизу, не скрывает крупный волевой подбородок».

Следующий по времени создания покров середины XV в. был сделан, вероятно, после канонизации Сергия. «Лик сделался симметричнее, шире и округлее, форма прически ниже и уже, исчез характерный килевидный очерк вверху, лоб стал прямым, на него спадают редкие мелкие прядки волос. Отсутствует такая приметная деталь, как пробор, но появляется нечто, отдаленно напоминающее тонзуру. Кроме того, окладистая, ровная и округлая на конце борода полностью скрывает подбородок. Взгляд утратил былую концентрированность и остроту, свидетельствовавшие о внимательном и заинтересованном отношении к миру. Приподнятые к верхним векам зрачки, ровные линии широко расставленных бровей придают лику Сергия сдержанное и бесстрастное выражение самоуглубленного размышления, лишают его былой живости и актуальности. От старого остался узкий разрез глаз и заметно выступающие скулы, а кроме того, традиционный жест правой руки, прижатой ладонью к груди. Жесты рук также по-разному характеризуют изображения преподобного на обоих покровах. В первом из них кисть правой руки чуть прикрыта мантией, что придает движению поразительную достоверность и естественность, позволяет почувствовать его душевную теплоту. Левой рукой Сергий твердо сжимает свернутый свиток. На втором покрове жесты рук более условны и сдержанны, в них появляется едва заметный оттенок церемониальности. Они привносят в образ черты аскетического идеала молчальничества и нестяжательства, интонацию полной отрешенности от мирской суеты».[34 - Нарциссов В. В. Проблемы иконографии преподобного Сергия Радонежского // Древнерусское искусство. Сергий Радонежский и художественная культура Москвы XIV–XV вв. СПб., 1998. С. 54–55. Оба изображения помещены на с. 42, 45. Он же. Шитый покров Сергия Радонежского // Древнерусское и народное искусство. Сообщения Загорского музея-заповедника. М., 1990. С. 28–38. См. также: Гордеева Л. Два покрова преподобного Сергия Радонежского // Новая книга России. Православный иллюстрированный ежемесячный журнал-обозрение. 2000. № 10. С. 55–58.]

На взгляд искусствоведа, эти изменения изображений облика преподобного, по сути, полностью соответствуют характеру той переработки «Жития» Сергия, которую предпринял Пахомий. По определению В. О. Ключевского, «под пером Пахомия наряду с риторическими отступлениями исчезли и те живые, дорогие для историка черты, которые записал в Житие Епифаний по личным воспоминаниям или рассказам очевидцев… Пахомий, – добавляет он, – относился к своему труду преимущественно как стилист, равнодушный к историческому факту».[35 - Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1988. С. 130, 131.]

Поскольку у наиболее ранних текстов «Жития» оказалось два автора, вполне понятно, откуда взялись противоречия между отдельными его списками при характеристике тех или иных эпизодов биографии Сергия. Тем самым в руках у исследователей появился четкий критерий для определения подлинности или сомнительности фактов жизни основателя Троице-Сергиева монастыря. Епифаний Премудрый, в отличие от Пахомия Логофета, знал преподобного лично, и поэтому в спорных случаях следует доверять именно Епифанию. Для дальнейшего изучения памятника следовало найти списки, отразившие первоначальный текст Епифания. Однако поиски оказались безрезультатными. В 1871 г. В. О. Ключевский с горечью констатировал: «…доселе неизвестен список, который можно было бы признать подлинным текстом написанного Епифанием Жития Сергия, без дополнений, внесенных в него позднейшей рукой». Вместе с тем историк попытался определить, какую часть «Жития» написал Епифаний Премудрый, а какую – Пахомий Логофет. В частности, В. О. Ключевский обратил внимание на то, что в предисловии к «Житию» (которое могло принадлежать только Епифанию) содержится план дальнейшего изложения, где автор намечал рассказать биографию Сергия начиная с рождения святого вплоть до его кончины. В послесловии к памятнику, составленному Пахомием, говорилось, что Епифаний «по ряду сказаше о рождении его и о възрасту и о чудотворении (при жизни), о житии же и о преставлении». Отсюда В. О. Ключевский сделал вывод о том, что Епифаний описал земную жизнь преподобного, а Пахомий добавил в него рассказ об обретении мощей (это произошло уже после смерти Епифания) и о последующих чудесах. Но данное наблюдение историка никак не объясняло отмеченные выше противоречия в характеристике отдельных эпизодов жизни Сергия. Исследователь предложил более сложное объяснение. Анализируя некоторые из списков «Жития», он обратил внимание на то, что первая часть памятника стилистически отличается от второй. Этот факт он объяснил тем, что в силу ряда причин Пахомий Логофет переделал редакцию своего предшественника.[36 - Там же. С. 98—110, 114–118.] Данный вывод историка получил развитие в дальнейшей исследовательской литературе. Так, В. М. Яблонский, рассмотрев одну из групп списков «Жития» и назвав ее «редакцией Е», отмечал, что «в первой ее части… мы имеем, по-видимому, текст наиболее близкий к тексту Епифания». Вместе с тем оставалось неясным, какая именно часть «Жития» может быть точно охарактеризована как принадлежащая перу первого биографа преподобного – Епифания Премудрого.[37 - Яблонский В. М. Пахомий Серб и его агиографические писания: биографический и библиографически-литературный очерк. СПб., 1908. С. 69; Зубов В. П. Епифаний Премудрый и Пахомий Серб (к вопросу о редакциях «Жития Сергия Радонежского» // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. IX. М.; Л., 1953. С. 145–158.]

Эту трудоемкую и скрупулезную работу сумел проделать Б. М. Клосс. Выявив более 400 рукописей, содержащих «Житие» Сергия, он сравнил списки, определил редакции и дал картину их сменяемости. Благодаря этому исследователю удалось выявить текст, который принадлежал перу Епифания. Ученый писал: «В рукописях XVI в. была обнаружена редакция Жития Сергия, не похожая на известные Пахомиевские переработки. В названии ее значится имя Епифания, а в предисловии явно проступают черты младшего современника Сергия Радонежского, общавшегося с келейником преподобного, его старшим братом Стефаном и со старцами, помнившими молодые годы Сергия. По словам автора, он начал собирать материалы для биографии Сергия через год или два после кончины святого старца и закончил свой труд только через 26 лет после смерти Сергия, то есть в 1418–1419 гг. Стилистические признаки сближают предисловие и последующий текст, кончая главой „О худости порт Сергиевых и о некоем поселянине“ с другими произведениями Епифания Премудрого… Остальная половина памятника представляет компиляцию из известных редакций Пахомия Логофета». И далее ученый приходит к заключению, что «фрагмент Пространной редакции Жития Сергия XVI в., начинающийся с предисловия и кончающийся главой „О худости порт Сергиевых и о некоем поселянине“, является первой частью епифаньевского Жития Сергия (вторая же половина, подвергшаяся тенденциозной переделке, вряд ли сохранилась до нашего времени)».[38 - Клосс Б. М. Указ. соч. С. 20–21. (Текст составленного Епифанием «Жития» Сергия опубликован на с. 285–341.)] Благодаря этому открытию Б. М. Клосса историки получили возможность воссоздавать первую половину жизни Сергия не по случайно набранным фактам из разных переделок его «Жития», а на основании наиболее надежных сведений, содержащихся в древнейших редакциях. Блестящий анализ всей совокупности сохранившихся материалов, проделанный Б. М. Клоссом, является серьезной основой для всех последующих исследователей.

К сожалению, современникам трудно порой оценить значение того или иного открытия. В этом смысле довольно характерна позиция авторов рецензии на книгу Б. М. Клосса с названием «Имитация науки». Весь смысл его открытия они видят лишь в том, что «он обнаруживает черты протографичности» в двух списках и датирует Пространную редакцию серединой 20-х гг. XVI в. Ставя ему в вину то, что он не учел при характеристике «Жития» Сергия двух списков, рецензенты, правда, оговариваются, что «вряд ли следует упрекать исследователя в том, что он не учел все списки памятника. Это чрезвычайно трудно, если не сказать невозможно, поскольку Житие очень часто встречается в составе сборников, а огромная часть таких сборников не имеет постатейного описания».[39 - Бобров А. Г., Прохоров Г. М., Семячко С. А. Имитация науки // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. LIII. СПб., 2003. С. 439–440.] Примерно такой же характер носит негативная рецензия В. А. Кучкина на работу Б. М. Клосса. При этом в пылу спора критик, не находя нужных аргументов, порой заменяет их простой бранью, тем самым выходя за рамки правил ведения научной полемики.[40 - Кучкин В. А. Антиклоссицизм // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. № 2 (8). С. 113–123; № 3 (9). С. 121–129; № 4 (10). С. 98—113; 2003. № 1 (11). С. 112–118; № 2 (12). С. 127–133; № 3 (13). С. 112–130; № 4 (14). С. 100–122; 418–445.]

К археографическим выводам Б. М. Клосса мы можем добавить лишь пару незначительных уточнений. В частности, следует задать вопрос: если исследователю удалось обнаружить текст первой части «Жития» Сергия, принадлежащий перу Епифания Премудрого, то нельзя ли отыскать под позднейшими напластованиями следы и другой части труда первого биографа преподобного? На эту мысль наталкивает высказанное ученым предположение о существовании когда-то и второй части текста Епифания.

Однако на этот вопрос следует дать отрицательный ответ – судя по всему, ее никогда не существовало. Обратившись к предисловию, написанному Епифанием, легко заметить, что агиограф нигде не заявляет о том, что закончил свой труд, а сообщает о том, что лишь приступил к его написанию, надеясь завершить его полностью. Однако, как уже говорилось, этого ему не удалось.