Дом
Пекка Хямялайнен, после того как он узнал, что милиция, как теперь стала называться полиция, в переводе и по смыслу означает «вооружённый народ» в отличие от полиции, что понимается как «вооружённое государство», как-то заволновался. А поведал ему об этом сосланный в Олонецкую губернию под надзор полиции революционно настроенный питерский студент Боря Фурманов, на самом деле не Боря, а Борух бен Мордехай бен Лазар бен Ицхак бен Борух бен Боас… каждый «бен» означает «сын» – вся родословная в одном имени. Всего, отец Боруха, Мордехай, по-русски Миша, насчитал 12 имён, проследив свою родословную на 300 лет,… но вот уже второе поколение, «в миру» они носили фамилию Фурмановых, поскольку дед, «ман», имел повозку, «фуру» и был её извозчиком, то есть фурманом. Дед вовремя стал православным христианином и теперь у него уже не одна и не две повозки, и семья бывшего возчика очень даже не бедна, и Боренька Фурманов чуть было не стал юристом во втором поколении. Но! Вековая мечта еврейского народа о свободе сыграла злую шутку – и он вышел на путь «борьбы за…» и оказался так «далеко от…» родного дома, доброй маменьки, славных «друзей по партии», вкуснейших пирожков, замечательной фаршированной рыбки… и курочки кошерной.
Кошерная еда,– та, которая отвечает требованиям кашрута – еврейских законов об употреблении пищи. «Кашрут» – пригодность к употреблению в пищу. В пищу можно употреблять только тех четвероногих животных, которые являются жвачными и имеют раздвоенные копыта, свинья исключена, поскольку не жвачное. Рыба только с чешуёй и плавниками; моллюски и ракообразные запрещены. птицы, запрещённые к употреблению в пищу, перечислены в Библии поимённо. Молоко, яйца, икра не кошерных животных, птиц и рыб также запрещены, как и любое блюдо, в которое в процессе приготовления попала не кошерная пища. Используемые в пищу животные – четвероногие и птицы – должны быть забиты в соответствии с ритуальными предписаниями специально подготовленным «резником», «шохетом». Для удаления крови мясо вымачивается, солится и промывается водой. Мясо и мясные продукты нельзя есть вместе с молоком или молочными продуктами, даже посуду из под молока нельзя использовать, например в кастрюльку налили молоко… и всё, супчик мясной в ней уже НИКОГДА не сваришь.
Ну и вот, небедные родители, который год присылают ссыльному Бореньке денег на аренду дома из нескольких комнат, кухарку и прислугу… Прислугой устроилась сестра жены Пекки, которая при удобном случае порекомендовала хозяину работящего родственника.
Боря называл Пекку на русский лад Пекой, т. е. без этого длинного «кккка», а Пекка его звал, на датско-норвежско-шведско-финский лад Бо. «Как тебя зовут»? – спросил Пекка при первой встрече. «Борис», – ответил Боря, мягко ударяя на первый слог и сглатывая второй… за счет мягкого гортанного «ррррр». Так он и стал для Пекки Бо, что означало «для жизни, что бы жить». Ни Пекка, ни Борух ничего о таком значении не знали. А вот про самого Пеку Бо ему рассказал, что Пека – это по-русски Пётр, что происходит от греческого Петрос, что значит «каменная глыба». А про милицию и полицию у него получилось так: милиция – это от латинского milis что значит – тысяча, а polis – город, и так получается, что тысяча с оружием в руках – это вооружённый народ, а вооружённый город – это государство, потому как в Римской империи города были государствами… А законы у нас и всё остальное от римского права, ещё от первого Рима, потом был второй Рим – Визант и Византия, а теперь скоро будет третий Рим. Боря учился… не так давно…
Пекка приходит в дом, приносит молоко, творог, сметану, сметана была особо хороша, потом он заглядывает к дочери, молча кивает, осматривая как бы невзначай комнатку, потом идёт к сестре жены и спрашивает про работу на сегодня, потом идёт к Хозяину обсудить детали. Бо подробно рассказывает, что надо, Пекка внимательно выслушивает, и идёт исполнять задание.… Чаще всего это уборка улицы возле дома. Весной и летом два-три раза в неделю Пекка собирался на рыбалку. Он оборудовал в нескольких местах на озерах небольшие домики, в которых была печь, лежанка, от берега шли мостки, здесь можно было причалить в любую погоду. Возле домика очаг, стол и сиденья под навесом. Домиками этими мог воспользоваться любой желающий без какого-либо особого разрешения, однако каждый рыбак предварительно узнавал – не собирается ли туда Пекка.
Домики Пекка соорудил летом – осенью 1915 года, они провели здесь много времени…
Пламенный «революционер» Борух-Борис-Бо полюбил рыбалку, ему нравилось рассказывать этому уже не молодому, но и не старому финну о «свободе, равенстве и братстве», ему очень нравилась его дочь, у него были проблемы с товарищами по партии и он не очень торопился возвращаться в Питер… Борух-Борис-Бо начинает говорить, Пекка внимательно слушает, если тема интересует, он продолжает слушать, если нет, просто делает то, что делал, перед тем, как Борух-Борис-Бо начинал о чём-нибудь говорить.
– Счастье ? это единственное, что нужно человеку, но как быть счастливым в этом мире, если он так несправедлив? Почему одни живут в полном достатке, одеты, обуты, у них каждый день еда на столе, а другие, те, кто всё это производит, ничего этого не имеют? Почему?
Пекка молчит.
– Почему кто-то рождается на этой земле богатым, а кто-то бедным? Разве тот, кто беден не такой же человек? Разве у него меньше прав на жизнь?
Пекка молчит.
– Разве, например, русский или немец, или швед появляются на свет каким-то другим путём, кроме того, каким появляется, например, финн, карел или еврей?
«Я тебе спою», – говорит Пекка.
Miks leivo lennt? Suomehen
sa varhain kev?h?ll?,
et viihdy lintu riemuinen,
s? maalla l?mpim?ll??
Miks ??nes koreasti soi
vain Suomen taivaan alla,
ja vaikka puut ne vihannoi,
s? lenn?t korkealla?
«Sen t?hden Suomen kiiruhdan
ja lenn?n korkealla,
kun tahdot n?hd? kauneimman
m? rannan taivaan alla.»
«Ja senp? vuoksi laulan ma,
kun kannel t??ll? soipi;
ei miss??n niin voi riemuita,
kuin Suomessa vain voipi.»
Весёлый жаворонок мой,
мир ярок и огромен,
зачем же раннею весной
сюда летишь, в Суоми?
И песни звонкие слышны
под финским небом бледным,
и хоть деревья зелены,
стремишься в высь победно?
«Ты сам поймёшь причину ту:
я здесь так долго не был.
Так чудно видеть красоту
под самым краем неба».
«Ты кантеле настроил петь
о жизни в милом доме!
Мне радостно летать и петь
в моей родной Суоми!»
– Что это, – спросил Борис.
– Песня, – ответил Пекка, – и помолчав добавил, – финская.
– О чем она?
– Ну… как хорошо жить… в Суоми.
Пекка длинной палкой пошевелил дрова в костре, затем встал и ушёл к лодке…
К весне следующего года оба рыбака оказались на фронтах борьбы за свободу и равенство Финляндии. Борух-Борис-Бо стал комиссаром, а Пекка зимой подался с частями «красных финнов» делать революцию в угнетённой Финляндии. Но шведско-русский финн Карл Густав эмиль фон Маннергейм смешал все их и его планы и Пекка оказался в маленьком городке, почти посёлке, под названием Ухта, который на несколько лет стал центром борьбы «за исконно финские земли» карелов и финнов… Теперь это Калевала, всё так же небольшой посёлок-городок, центр национального района, а тогда…
Красные финны пошли убивать финнов белых…
Пришли белые финны – убили красных финнов…
Русские пришли – убили белых финнов и всех, «которые против революции»…
Финны пришли – убили русских, которые за революцию… просто русских… и заодно карелов, которые «красным помогали»…
Русские вернулись – убили всех белых финнов, которые не успели убежать от них… заодно русских «недобитых буржуев и их приспешников», а также много карелов – «говорят как финны и к революции недоверчиво отнеслись»…
«…баба страшная, вся в струпьях, из носа слизь, глаза тёмные, рот гнилой… И все вокруг неё ходят на неё не смотрят, но слушают что она говорит и делают – прут железный в глаз… ногу, руку оторвать, живот вскрыть, яйца мужику отрезать, грудь женщине проткнуть…, и лицо детское… И рубили лесорубы, и зарывали живых землекопы, и втыкали вилы хлеборобы… много народу всякого вокруг лежало и птицы глаза клевали, и лисы носы грызли, а она везде поспевает… никто её не видит и ещё больше звереют, она молчит уже, и только кровью, как яблоко соком на солнце, наливается…
И было всё это «гражданской войной», и увела она с собой мёртвыми почти миллион братьев и сестёр, в живых оставив кого калеками, кого разлучёнными, но много, много больше душ изувечила, да так, что уже никогда не быть им чистыми… до десятого колена…»
«Вот, это моя Калевала… – тихо сказала Лотта и продолжила уже еле слышно, – папу арестовали сначала белые за то, что был красным, потом пришли красные, освободили, но потом арестовали за то, что был у белых, но потом папу отпустили… Борис хлопотал. В общем женился он тогда на мне, а Хелми в 22-м году ушла в Финляндию во время «жирного» восстания. Тот, кто кричал о восстании, стоял на бочке с жиром… всего четыре дня «восставали», наверное сами красные и сделали это восстание – потом всех восстававших поубивали да по тюрьмам… уже и восставать было некому.
Папу снова арестовали в 34-ом, Боря опять хлопотал…, но теперь и его забрали… Во время «войны продолжения» мы с мамой и дочерью остались, честно говоря, – шепчет Лотта прямо в самое ухо, – думали, что советам крышка… что будет здесь Суоми, то есть Финляндия. Город по-фински назвали ??nislinna, «Онежская крепость», мы-то называем Petroskoi, это по-карельски. Хелми вернулась из Финляндии с войсками, она была старшей в местной женской организации, меня тоже приняли, была и форма и значок маленький красивый с белой надписью «lotta-svard» на синей свастике, по-нашему «хакаристи»… Нашли этот значок… За него и отсидела почти десять лет… в лагерях. Мы должны были уйти вместе с нашими, но я заболела, лежала в беспамятстве… А свастика… свастика у нас ещё в гражданскую войну появилась, немцы уже потом стали её носить… Хелми опять ушла в Финляндию, вот хочу повидаться с ней. Страшно, конечно, но Хелми – всё, что есть родного в жизни – папа в лагере погиб, ещё до войны, дочь после войны и лагерей найти не могу, мы ей фамилию при переезде из Ухты сменили, наверное где-то по детским домам затерялась… Борю расстреляли когда и папу забрали, мама тоже умерла, а я вот здесь… Хелми остановится в «Астории». это специально для иностранцев гостиница…
«Не знаю,