Токсичные родители всех времен и народов

Легенды о брошенных детях

И в мифологии, и в популярной литературе античного мира убийство ни в чем не повинных младенцев было довольно распространенным мотивом. У греков самым древним верховным божеством был Кронос (он же – Сатурн у римлян). Он был сыном бога неба Урана и богини земли Геи и почитался как бог земледелия и бог времени.

Кронос боялся то ли предсказания, то ли проклятия своего отца Урана (с которым у него сложились далеко не блестящие отношения[2 - Уран тоже боялся своих детей и сразу после рождения возвращал их обратно в чрево матери Геи. Изнемогшая Гея упросила своего последнего сына Кроноса оскопить отца. Что он и сделал – серпом. С тех пор символом Сатурна-Кроноса стал серп.]), что один из детей его свергнет. Поэтому он пожирал всех детей, которых рождала ему его супруга – богиня Рея. Так он проглотил Гестию, Деметру, Геру, Аида и Посейдона. А вот самого младшего сына – Зевса – Рея спрятала[3 - Согласно мифу, местом, где прошло детство Зевса, был остров Крит.], а Кроносу дала проглотить камень. Со временем Кронос понял, что обманут, и стал искать Зевса по всей земле, но безуспешно. Когда Зевс вырос и возмужал, он начал войну с отцом, длившуюся десять лет. Кронос был свергнут и заключен в Тартар. Зевс заставил его выплюнуть всех его братьев и сестер, а сам стал верховным богом.

Показателен древнегреческий миф об Аталанте аркадской, дочери Иасия и Климены. Ее отец мечтал о сыне, поэтому новорожденную девочку он просто выбросил где-то на горе Парфений. Но дикие звери вскормили ее, а потом младенца подобрали охотники. Повзрослев, сильная и ловкая охотница Аталанта, побеждавшая во многих соревнованиях, снова столкнулась с дискриминацией: ее, как женщину, не взяли на поиски золотого руна аргонавты.

Даже цари порой выбрасывали лишних детей. С рассказа о попытке детоубийства начинается трагедия Софокла «Эдип». Оракул предсказал фиванскому царю Лаию, что тот умрет от руки сына. Тогда царь, после рождения первенца, приказал зверски с ним расправиться: мальчику пробили ступни ног и оставили его далеко в горах. Несчастного младенца нашел пастух, залечил его раны и воспитал ребенка как своего, дав ему имя Эдип, то есть «имеющий вспухшие ноги». В итоге зловещее предсказание все же сбылось: случайно встретив Лаия на дороге, Эдип убил его.

Главный герой одноименной трагедии Еврипида «Ион», написанной в V веке до н. э., был сыном царицы Афин Креусы, подвергшейся насилию со стороны бога Аполлона. Родившегося младенца царица с отвращением выкинула, но он выжил и стал прислужником храма Аполлона в Дельфах.

Аналогично и рождение древнегреческого героя Персея – победителя зловещей Медузы горгоны. Его мать – Данаю – заточил в темнице дед – царь Акрисий. Поводом стало пророчество о смерти от руки будущего внука. Однако отличавшийся женолюбием бог Зевс все же проник в жилище красавицы Данаи в виде золотого дождя и оплодотворил царевну.

Тогда Акрисий казнил слуг Данаи, а саму ее вместе с новорожденным заключил в ящик, который приказал бросить в море. Молодой женщине повезло: ящик волнами прибило к берегу Италии, где красавица Даная вышла замуж и получила возможность воспитывать своего первенца. Впоследствии пророчество все же сбылось: во время гимнастических состязаний Персей случайно бросил диск в ту сторону, где стояли зрители. Диск попал Акрисию в голову и убил его.

Царевича Париса, с чьим именем связан рассказ о гибели города Трои, тоже при рождении родители пытались убить. Причиной стал плохой сон, увиденный троянской царицей Гекубой: ей приснилось, что она рождает горящий факел, из пламени которого выползает множество змей. Она и ее супруг царь Приам были так сильно напуганы этим предсказанием, что велели рабу отнести младенца за пределы Трои, на гору, и оставить там на произвол судьбы. Однако Парис остался в живых: его выкормила медведица, а потом подобрали пастухи. Впоследствии царь Трои признал сына своим, и страшное пророчество сбылось: Парис похитил супругу царя Менелая – Елену Прекрасную, из-за этого похищения началась война, и Троя была разрушена.

Ребенок, который был выброшен своими родителями, затем спасен и позже опознан, был любимой фигурой и в комедии. То есть тема эта трагической отнюдь не считалась, а, напротив, вполне могла служить поводом для шуток. Эти мотивы использовали комедиографы Менандр (342 г. до н. э. – 291 г. до н. э.) и Плавт (ок. 254 г. до н. э. – 184 г. до н. э.). Так, в комедии Менандра «Третейский суд» тяжба возникает из-за принадлежности драгоценных безделушек, найденных при подкидыше, которого сначала подобрал один пастух, но передумал его вскармливать, решив, что это слишком хлопотно, и передал дитя другому – но уже без драгоценностей. И тот возмутился. Заметьте: никакого дела по факту оставления младенца не заводится, суд рассматривает лишь вопрос о принадлежности драгоценностей.

Обычай оставления нежеланных детей даже богатыми родителями описан и в пасторальном романе древнегреческого писателя Лонга «Дафнис и Хлоя». Написан он был во II веке н. э.

Действие происходит на острове Лесбосе в окрестностях города Митилены. Батраки-пастухи одного за другим обнаруживают в кустарнике выброшенных мальчика и девочку и берут их на воспитание. Далее следует рассказ о взрослении подкидышей, их взаимной любви, приключениях и счастливой развязке.

То, что оба младенца были оставлены на произвол судьбы, не вызывает у пастухов никакого удивления, да и сам автор подает это как будничный, житейский факт.

В финале повести влюбленные находят своих биологических родителей: ими оказываются люди богатые и уважаемые, которые, действуя в рамках правил и обычаев, выбросили ненужных им, «лишних» детей. Примечательно, что никакого осуждения поступки родителей у героев романа не вызывают. И родители тоже не испытывают ни малейшего стыда или чувства вины.

Глубокомысленно о детоубийстве

Страшный обычай избавления от детей описан многими древними авторами. Аристотель (384 г. до н. э. – 322 г. до н. э.) рекомендовал выбрасывать уродливых детей и дивился тому, как заботятся о своих детях евреи. Историк Страбон (ок. 64/63 г. до н. э. – ок. 23/24 г. н. э.) удивлялся тому, что египтяне выкармливают всех своих детей, даже незаконнорожденных, словно желают непомерно размножить свою нацию. Историк Феопомп (IV в. до н. э.) примерно то же писал об этрусках.

Даже лучшие умы Античности, рассуждая о зверском обычае детоубийства, оправдывали оставление младенцев и находили доводы «за». Никаких сильных эмоций бедные малыши у людей древности не вызывали. Римский философ Луций Анней Сенека, рассуждая о благе, прямо писал, что ни в «плоде, скрываемом в утробе», ни в новорожденном младенце «блага нет», он уподоблял новорожденных «дереву, животным бессловесным». И тут же отвечал на вопрос о своей суровости: «Нет блага там, где не хозяин разум!». Лишь развиваясь, младенец «набирается ума» и может считаться человеком.

Если появившееся на свет дитя имело врожденные дефекты, то судьба его была предрешена. Философ Сенека-младший в своем трактате «О гневе» без тени стеснения писал: «…мы уничтожаем всякий неестественный уродливый приплод; даже детей, если они рождаются слабыми и ненормальными, мы топим. Но это не гнев, а разумный расчет: отделить вредоносное от здорового».

Перфекционист Платон, размышляя об «идеальном государстве», предлагал и вовсе чудовищные на современный взгляд вещи. По его мысли, всё рождающееся потомство, по крайней мере потомство избранного сословия, «сословия стражей», должно немедленно отниматься у родителей и поступать в распоряжение особых должностных лиц. Далее он пишет: «Взяв младенцев, родившихся от хороших родителей, эти лица отнесут их в ясли к кормилицам, живущим отдельно в какой-нибудь части города. А младенцев, родившихся от худших родителей или хотя бы от обладающих телесными недостатками, они укроют, как положено, в недоступном, тайном месте» – то есть выбросят, обрекут на мучительную смерть. Эти меры он объясняет тем, что «сословие стражей должно быть чистым». По мнению Платона, потомство должны производить лишь «родители цветущего возраста». Этот возраст он определяет так: «Женщина пусть рожает государству начиная с двадцати лет и до сорока, а мужчина – после того, как у него пройдет наилучшее время для бега: начиная с этих пор пусть производит он государству потомство вплоть до пятидесяти пяти лет». Всех остальных детей философ предлагает считать плодом «ужасной невоздержанности» и безжалостно истреблять.

Повседневная жизнь

Давайте рассмотрим, как вписывалось детоубийство в повседневную жизнь античной семьи. Особенностью греческой, римской, да и многих других древних культур была полная, абсолютная власть главы семьи – то есть старшего в роду мужчины – над всеми домочадцами и – особенно! – над новорожденными. Родившись, они не имели никаких прав и даже членами семьи не считались. А рождалось детей много: ведь древние средства контрацепции были малоэффективны. Глава семьи, руководствуясь прежде всего соображениями целесообразности, финансовыми, а иногда и предсказанием оракула, принимал решение – вскармливать родившегося младенца или выкинуть. Именно он, а не биологический отец давал разрешение на принятие новорожденного в семью. Даже родные отец и мать не имели права выкармливать и растить своего отпрыска, не признанного дедом или прадедом.

Если младенец выглядел здоровым, ему предстояло пройти первый в жизни экзамен: родители приглашали врача или повитуху, чтобы те оценили жизнеспособность малыша. Критерии, которыми они руководствовались, привел в своем труде врач Соран Эфесский, практиковавший в Риме в I–II веках н. э. Одна из глав его знаменитого труда «О женских болезнях» так и называется: «Как распознать новорожденного, которого стоит вскармливать». Соран писал: «Она (повитуха) также должна рассудить, жизнеспособно ли дитя для вскармливания. Дитя, которое предназначено природой для вскармливания, можно отличить по тому, была ли его мать во время беременности в добром здравии, ибо состояния, требующие врачебной помощи, особенно поражающие тело, также приносят вред ребенку и сокрушают самые основания его жизни. Во-вторых, по тому самому, что он рожден в положенное время, лучше всего в конце девяти месяцев, или, если случится, позднее; но и также после всего лишь семи месяцев. Далее, по тому, что, будучи положенным на землю, он немедленно кричит с положенной силой; ибо тот, кто живет некоторое время без крика или кричит, но слабо, вызывает подозрение в том, что это с ним происходит ввиду его неудовлетворительного состояния. Также по тому, что у него все в порядке во всех частях тела, членах и чувствах; что проходы, а именно: ушей, носа, глотки, уретры и ануса, – свободны от заграждения, что естественная функция каждого члена не медленная и не слабая; что суставы сгибаются и разгибаются; что у него подобающая величина и облик, и он имеет полноценную во всех отношениях чувствительность. Это мы можем узнать, прижимая пальцы к поверхности его тела, потому что естественно ощущать боль от всего, что колется или сдавливает. А при состояниях, противоположным описанным, ребенок признается непригодным к вскармливанию»[4 - Соран. О женских болезнях. II, VI, 10.]. То есть такого малыша обрекали на смерть от голода и жажды, оставляя на произвол судьбы.

Вот такая античная евгеника!

Если все же милостивая повитуха давала «добро» на вскармливание младенца, то решающее слово оставалось за главой семьи (надо заметить, что он имел право оставить и больного малыша). Принятие или непринятие ребенка в семью сопровождал ритуал, носивший название амфидромия. Он проводился на пятый-седьмой день после рождения младенца. Считалось, что к этому сроку уже точно ясно, насколько благополучно младенец перенес роды.

Родительский дом украшали: лавровыми ветками, если родился мальчик, или гирляндами из шерсти – если родилась девочка. Мать приносила очистительные жертвы, она и повитухи совершали ритуальные омовения. Друзья семьи присылали подарки.

Младенца трижды обносили вокруг очага, затем клали на землю, а глава семейства поднимал его и, в семьях победнее, нарекал именем. Богатые люди предпочитали давать детям имена чуть позднее – на десятый день, и устраивали по этому случаю еще один праздник, называвшийся «декате».

Всё! После того, как дитя было принято в семью, оно обретало некоторые права. В дальнейшем празднование этого дня и было празднованием дня рождения – с жертвами гению, украшением семейного алтаря цветами. Традиция печь именинный пирог тоже берет начало именно с этого древнего праздника.

«Лишние» младенцы

Ну а кого же признавали «лишним», кому не давали права на жизнь?

Одного-двух младенцев могли выкинуть в случае рождения тройни и четверни. Могли оставить на произвол судьбы ребенка, родившегося при всенародном бедствии, как несущего печать злого рока. Римский историк Светоний описывает массовое оставление детей при вести о смерти любимого народом Германика – племянника римского императора Тиберия. Выбрасывали детей женщины незамужние. Рабыне хозяин мог приказать выбросить ребенка, пусть даже рожденного от него самого.

Если женщина овдовела или развелась во время беременности, она должна была принести ребенка в дом бывшего мужа при трех свидетелях. Если муж отвергал ребенка, то она имела право выбора: воспитать или выбросить его[5 - Об этом говорят законы, зафиксированные на монументе V века до н. э., обнаруженном в 1884 году в городе Гортины на острове Крит.]. Сохранился александрийский папирус начала I века н. э., в котором представлен договор между вдовой по имени Дионисарион и ее бывшей свекровью Гермионой. Дионисарион признает, что ей вернули приданое, и отказывается от дальнейших притязаний на имущество мужа, а Гермиона в ответ позволяет снохе выбросить ребенка (своего внука!) и вторично выйти замуж. Так и хочется заметить: высокие отношения!

В Афинах на агоре – то есть на главной площади города – даже был специальный колодец, куда сбрасывали нежеланных младенцев. Археологи обнаружили там скелетики 449 детей. Все они умерли в первые часы или дни после рождения, и многие имели серьезные дефекты, например «волчью пасть», которую тогда не умели оперировать. А вот живыми или уже мертвыми их сбрасывали в этот жуткий колодец – остается только гадать.

В Древнем Риме тоже существовали всем известные места, где оставляли детей: их клали около одной из колонн на Форуме, на овощном рынке рядом с рекой Тибр. Таких младенцев обозначали латинским словом expositus, то есть публично выставленный, выложенный, оставленный на произвол. Там оставляли тех, кому желали выжить, рассчитывая, что их кто-нибудь подберет. Детей, обреченных на смерть, оставляли «у грязных прудов», у акведуков, в банях, на кучах мусора за городскими стенами, на перекрестках дорог… У этих несчастных шансы выжить стремились к нулю, особенно если глава семьи распоряжался оставить их нагими, дабы ускорить кончину. Иногда младенцев просто душили или топили. В 2011 году на месте римского поселения в Хамблдене близ Лондона археологи обнаружили большое захоронение младенцев одного дня от роду – всего около сотни скелетиков. Но детскими трупиками тоже торговали: их покупали для магических целей – для гаданий и колдовства. Плиний Старший говорит о людях, которые «стараются раздобыть костный мозг из ноги и головной мозг младенца». Покупали их и врачи – чтобы попрактиковаться в анатомии. Знаменитый врач древности Гален изучал трупы выброшенных новорожденных, вскрывая их[6 - Гален описывает это в трактате De anatomicis administrationibus, 3.5.].

Для некоторых родителей мысль, что их дитя умрет от голода и холода, была менее ужасна, чем мысль о том, что его подберет работорговец. А торговцы живым товаром ежедневно обходили обычные места оставления младенцев, подбирали подкидышей и растили их, чтобы затем продать как рабов – зачастую в бордель. Это тоже не осуждалось: ведь так младенец избегал гибели. Знаменитый оратор Демосфен упоминал некую вольноотпущенницу Никарету, жившую в IV веке до н. э. в Коринфе и скупавшую девочек-подкидышей. Никарета была «женщина опытная, умеющая обращаться с девочками, находящимися в раннем возрасте, знающая, как воспитать их надлежащим образом и обучить их этой профессии[7 - То есть проституции.]: это дело стало для Никареты источником существования».

Порой подкидышам везло. Римский историк Светоний пишет, что талантливый учитель грамматики Юлия Цезаря, Марк Антоний Гнифон, был свободнорожденным подкидышем, которого воспитатель вырастил, отпустил на волю и дал образование.

Рассказывает Светоний и о другом образованном человеке – «грамматике по имени Мелисс из Сполеция» (ок. 485 – ок. 425 г. до н. э.). Младенцем он был оставлен на произвол судьбы «из-за ссоры между его родителями» и подобран работорговцем. Мальчику повезло: его купил известный покровитель искусств, благороднейший человек Гай Цильний Меценат, который оценил его ум и дал ребенку образование. Впоследствии Мелисс был узнан своей матерью и потребован ею обратно, однако трогательного воссоединения семьи не произошло: сын отказался признать мамашу-кукушку, предпочтя остаться рабом Мецената, которого безмерно уважал. Растроганный Меценат отпустил его на волю, и, будучи уже вольноотпущенником, Мелисс стал одним из приближенных императора Августа[8 - Светоний. О грамматиках и риторах, 21.].

Случай с рабом Мелиссом был не единственным, когда выбросивший младенца родитель по прошествии лет узнавал его и требовал обратно. Известно решение, вынесенное императором Александром Севером, правившим с 222 по 235 год, по делу некого Клавдия, который претендовал на ребенка, выброшенного его рабыней и воспитанного другим человеком. Якобы ранее Клавдий не знал, что она его выбросила. Александр Север постановил вернуть ребенка хозяину, но при условии, что он возместит сумму расходов тому, кто этого ребенка воспитал.

Случались и казусы! В Кодексе Юстиниана – сборнике законов и судебных прецедентов, изданном в 529 году, описывается, как некий Родон воспитал найденыша-девочку, собираясь выдать ее замуж за своего сына, но тут появился ее родной отец, доказал свое отцовство и по праву главы семейства не дал своего согласия на этот брак[9 - Кодекс Юстиниана, 5.14.16.].

Юрист времен римского императора Антония Пия (II в. н. э) по имени Сцевола[10 - Дигесты, 40.4.29.] приводит случай, когда разведенная жена не сказала бывшему мужу, что беременна, и выбросила ребенка. Мальчика подобрал и воспитал некий человек, знавший, кто отец младенца. Мало того, он собрал достаточно доказательств отцовства, а когда родитель умер, то представил ребенка его матери и бабушке по отцу, требуя признать наследником. Дело попало в суд, и требование было удовлетворено.

Девочка или мальчик?

Конечно, при таком отношении чаще всего лишними становились девочки: они же не имели права наследовать землю, а повзрослев, уходили в чужую семью.

Американский историк и психолог Ллойд Демос приводит такие цифры: в 228 году до н. э. в 79 семьях, получивших гражданство в древнегреческом городе Милете, было 118 сыновей и только 28 дочерей. А ведь согласно законам природы младенцев обоего пола обычно рождается поровну!

Куда же девались эти девочки? Нет, далеко не все они были убиты. В больших хозяйствах прислуга была в основном женской – женщин было в шесть раз больше, нежели мужчин. Есть мнение, что все эти многочисленные рабыни были найденышами, некогда оставленными своими родителями.

Однако могло быть и по-другому! Когда в израильском городе Ашкелоне в ходе раскопок был обнаружен бордель римского периода, то рядом с ним в сточной канаве нашли целое кладбище младенцев. Среди несчастных преобладали мальчики: их выбрасывали чаще, так как они, в отличие от девочек, не могли продолжить профессию матери.

Но, конечно, отношение к женскому полу было в Риме весьма специфическим. Например, девочкам в Древнем Риме даже не давали собственных имен. Да, именно так: женских имен в Древнем Риме не было! Луция, Валерия, Антония, Корнелия – это не личные имена, а родовые. Валерия – это женщина из рода Валеров, Корнелия – из рода Корнелиев… Так как выходило, что у всех сестер было одно и то же родовое имя, чтобы их различать, добавлялось подобие нумерации: Major – старшая; Secunda – вторая, Tertia – третья… Преномен Minor доставался самой младшей.

Замужняя женщина сохраняла свое родовое имя, но к нему прибавлялось имя ее мужа. Так, к примеру Ливия Друзилла родилась в семье Марка Ливия Друза Клавдиана, а выйдя% замуж за императора Октавиана Августа, стала называться Ливия Августа.

Жизнь такой безымянной девочки очень мало ценилась в Древнем Риме, особенно в небогатых и в незнатных семьях. Очень часто цитируется письмо в Оксиринх[11 - Древнегреческое название города Пемдже близ современной Эль-Бахнасы, в 160 км к юго-западу от Каира.] некоего мужа, находящегося на заработках в Александрии, написанное в июне 1 года до н. э. Вот оно целиком: «Иларион Алите, сестре своей, много радоваться, и госпоже моей Берузе, и Аполлонарион. Знай, что сейчас мы все еще в Александрии. Не волнуйся, если все они вернутся, а я останусь в Александрии. Прошу и умоляю тебя заботиться о ребенке, и если мы скоро получим плату, я пошлю ее тебе. Если же случится так, что ты родишь, тогда, если это будет мальчик, оставь его, если же девочка, выбрось. Ты сказала Афродисию: “Не забывай меня”. Как могу я забыть тебя? Итак, я прошу тебя не беспокоиться. Год 29 Кесаря, Паини, 23»[12 - Цитируется по: Джарман О., Микиртичан Г. Судьба детей-подкидышей в античном мире.]. Доброе, полное любви письмо. Отец призывает жену заботиться об уже имеющемся ребенке, ну а насчет еще не рожденного, тем более девочки, милостиво разрешает – выбрось, не утруждай себя…

А что же другие народы?

Греки и римляне считали этот обычай выбрасывания «лишних» детей разумным, позволяющим контролировать численность населения. Их, скорее, удивляло, что существуют народы, которые не поступают так же: в двух культурах – иудейской и древнеегипетской – существовал запрет на убийство новорожденных детей. В Древнем Египте зачатие, беременность и рождение ребенка были освящены богами, а понятие «дитя» и «божество» были почти синонимичны. Согласно вере египтян, невинные дети считались ближе к богам. «Я был невинным ребенком. Я был юным, тем, кто не совершал еще ошибок» – гласит надпись на одном детском надгробии.

Диодор Сицилийский с удивлением говорит, что египтяне даже подбирали и растили как своих детей других народов. Помните легенду о рождении Моисея? Дочь фараона, увидев плывущую по реке корзину с младенцем, не колеблясь приказала вытащить его и приняла на воспитание. Египтяне поступали так, боясь совершить смертный грех – отнять молоко от уст ребенка. Вопрос об этом проступке есть в так называемой «Отрицательной исповеди» – сборнике вопросов, которые якобы будут заданы каждому человеку на посмертном суде. Это перечень грехов от самых тяжких до простительных.