Токсичные родители всех времен и народов

А вот у иудеев, порицавших детоубийство, дети все равно считались видом имущества, собственностью главы семьи, чем-то вроде скота. Это отражено, например, в Книге Иова. Вестник приходит к праведнику и сообщает: «Огонь Божий упал с неба и опалил овец и отроков и пожрал их». То есть не делается никаких различий между овцами и детьми Иова. То, что в детях не видят индивидуальности, демонстрирует и финал истории: «И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние: у него было четырнадцать тысяч мелкого скота, шесть тысяч верблюдов, тысяча пар волов и тысяча ослиц. И было у него семь сыновей и три дочери». Вновь рожденные дети легко заменяли утерянных, и родители не видели оснований скорбеть о потере.

В Индии, согласно законам Ману[13 - Хотя легендарный Ману считается прародителем человечества, Законы Ману сложились в период со II века до н. э. до II века н. э.], потомство, как и скот, тоже признавалось основным видом богатства. Законным отцом ребенка считался муж матери независимо от биологического родства. Он имел право убить детей или продать. Бедные семьи порой продавали сыновей зажиточным бездетным людям.

А вот девочкам везло меньше: они воспринимались как обуза, поэтому новорожденную девочку могли убить. Несчастным младенцам ломали позвоночник, их душили или поили ядом. Но самым распространенным способом было избавляться от нежеланных детей под видом жертвоприношений. Считается, что так продолжалось до XIX века, когда этот обычай был законодательно запрещен, но никто точно не знает, что может происходить в отдаленных уголках страны и в наши дни.

До распространения ислама во многих азиатских странах новорожденных девочек частенько закапывали живьем в землю. Но Коран объявил это грехом: «Не убивайте своих детей, опасаясь нищеты, ведь Мы обеспечиваем пропитанием их вместе с вами. Воистину, убивать детей – тяжкий грех».

Под видом жертвоприношений избавлялись от младенцев и в Древнем Вавилоне, и в Карфагене. Там было принято отдавать первенцев страшному богу Молоху или Ваалу, которого изображали в виде полой статуи, внутри которой разводили огонь. Руки статуи были скрещены таким образом, что положенный на них младенец при малейшем движении падал прямо в пламя. Если бы родители попытались уклониться от исполнения этого жуткого обычая, или если бы мать дала волю слезам или еще каким-то образом выразила печаль, – ее подвергли бы всеобщему осуждению.

Сами вавилоняне считали обычай жертвоприношения первенцев весьма разумным, так как их считали заведомо неудачным потомством. Это популярно объясняет «Вавилонская теодицея» – аккадская поэма, написанная в XI в. до н. э.:

Юлис Шнорр фон Карольсфельд. Жертвоприношение Исаака. 1850–1860

Отпрыск первый у всех не ладен:
Первый теленок мал у коровы,
Приплод ее поздний – вдвое больше;
Первый ребенок дурачком родится,
Второму прозванье – Сильный, Смелый.
Видят, (да) не поймут божью премудрость люди![14 - Вавилонская теодицея, 259–264.]

Обычай приносить бедных первенцев в жертву отражен даже в Библии, и это несмотря на то, что иудаизм порицает человеческие жертвоприношения. Но все же священный текст говорит: «Отдавай Мне первенца из сынов твоих; то же делай с волом твоим и с овцою твоею… Семь дней пусть они будут при матери своей, а в восьмой день отдавай их Мне».

Практиковалось подобное и в Северной Европе: в английском Вудхендже – так называется круг из пней, очень древнее культовое место, расположенное недалеко от знаменитого Стоунхенджа, круга из камней, – было найдено захоронение младенца, череп которого был расколот камнем или топором. Археологи истолковали находку как детское жертвоприношение.

Впрочем, порой от младенцев избавлялись независимо от религиозной практики. Это продолжалось очень долго, вплоть до Средних веков, до прихода христианства.

Так, в «Саге о Вёльсунгах» (XIII век) женщина по имени Сигню одного за другим рождает двух сыновей и по очереди отправляет старшего к своему брату Сигмунду для обучения и испытаний. Старший сын не проходит испытаний, показав себя слишком слабым, слишком пугливым… Узнав об этом, мать разрешает Сигмунду: «Тогда возьми ты его и убей; не должен он дольше жить. Так он и сделал. Вот прошла эта зима, а на следующий год посылает Сигню младшего сына к Сигмунду; и нечего тут долго сказывать, а случилось с ним, как и с первым: убил Сигмунд этого мальчика по совету Сигню».

Упоминается этот жестокий обычай и в финском эпосе «Калевала». Мудрый старик Вяйнемяйнен, узнав, что незамужняя девушка, съев волшебную ягодку, родила дитя, советует: «Раз родился от болотной ягоды, / Раз в болоте и нашли малюточку, / То оставьте там, как ненадежного, / Чтоб беды потом какой не сделалось…» И лишь когда двухнедельный (!) младенец вступает с ним в спор, мудрец признает в нем будущего богатыря.

В странах Востока – Китае и Японии – тоже оставляли младенцев.

В Японии подобный обычай даже получил свое название – «мабики», что можно перевести как «прополка» или «прореживание». Считалось, что убивая ребенка, родители возвращали его богам. Никаких мук совести они не испытывали. Во-первых, считалось, что ребенок впоследствии еще раз родится – в более благоприятное время. Во-вторых, до проведения определенных церемоний младенец считался «ненастоящим». Ну а в-третьих, инфантицид воспринимался как проявление ответственности, забота о благополучии всей семьи. Считалось, что людям негоже размножаться бесконтрольно, подобно животным.

Особенно часто «мабики» практиковалось в XVII веке, когда после окончания кровавых междоусобиц в Японии население страны быстро увеличилось более чем в два раза: с 12 до 30 миллионов человек. Страна оказалась перенаселена, ресурсов стало не хватать: ведь поля были опустошены войнами. Как следствие – голод, и вслед за ним распространилась практика «мабики». Причем на деле родители вовсе не ограничивались убийством новорожденных. У поэта Басё есть очень грустное хокку:

Грустите вы, слушая крик обезьян! А знаете ли, как плачет ребёнок, покинутый на осеннем снегу?

Крик обезьян издревле ассоциировался у японцев с печалью. Но еще грустнее становится, когда читаешь воспоминания ученика Басё, описавшего ситуацию, в которой родилось стихотворение: «По дороге вдоль реки Фудзи мы нашли брошенного ребёнка около двух лет от роду, кричащего что было сил. Видно, его родители, поняв, что волны этого зыбкого мира так же непредсказуемы, как бурные брызги этой реки, решили оставить дитя здесь, пока его жизнь не иссякнет, как росинка. Он выглядел, словно кустик хаги, колышимый осенним ветром. Я подал ему немного еды из нарукавного кармана».

Китайский обычай закапывать живьем нежеланных младенцев. Гравюра, XIX век

Установлено, что на северо-востоке страны жертвами прореживания становилась примерно треть всех новорожденных. И долгое время это не осуждалось, а скорее поощрялось. Лишь когда результатом массового применения этого жестокого обычая стала резкая убыль населения, буддисты и конфуцианцы стали осуждать «мабики». Они грозили родителям-убийцам карами богов, пугали их тем, что задушенные или заморенные голодом дети превратятся в мстительных духов и расправятся со всем родом. Однако инфантицид в Японии сохранялся еще очень долго. Об этом свидетельствует статистика: начиная с 1886 года акушерки были обязаны сообщать обо всех случаях мертворождений. Так выяснилось, что если в Европе того времени нормальной являлась цифра в 3–4 %, то в Японии в начале ХХ века в трети префектур она превышала 10 %. Это, несомненно, свидетельствует о том, что женщины убивали младенцев, выдавая их гибель за естественную смерть[15 - Данные цитируются по: проф. А. Мещеряков «Прореживая цветы жизни».]. В Китае во времена династии Сун стандартным числом детей было три сына и две дочери, среди бедняков – два сына и одна дочь, «лишних» убивали вскоре после рождения. «Растить дочь все равно что поливать огород соседа», – гласила китайская поговорка.

Критика

Конечно, и в Древнем мире находились те, кто критиковал этот зверский обычай. Усердствовали в этом авторы-иудеи. Оставление детей на произвол судьбы в корне противоречило Закону Моисееву, гласившему, что человек создан по образу и подобию Божию.

Религиозный мыслитель Филон Александрийский (ок. 25 г. до н. э. – ок. 50 г. н. э.) с негодованием писал о детоубийстве: «Некоторые совершают это собственными руками; с чудовищной жестокостью и варварством они душат новорожденное дитя, едва успевшее сделать первый в жизни глоток воздуха, бросают в реку или в море, привязав что-нибудь тяжелое, чтобы дитя как можно быстрее погрузилось в пучину. Другие оставляют их в каком-нибудь пустынном месте, надеясь, как говорят сами, что кто-нибудь спасет ребенка, на самом же деле обеспечивая ему ужаснейшую участь. Ибо все звери, питающиеся человеческим мясом, собираются и беспрепятственно пируют над телом ребенка – прекрасный званый обед, устроенный зверям единственными опекунами ребенка, которые призваны беречь его и охранять, его отцом и матерью. Хищные птицы тоже слетаются и жадно расклевывают остатки…»

«Взрастить много детей – достойно и полезно», – говорил философ-стоик Музоний Руф, живший в I веке н. э. Он писал, что бедняк выбрасывает детей по несущественным причинам, ибо даже птицы способны питать своих чад, но особенно возмущался, когда так поступали люди обеспеченные: «… что кажется мне самым ужасным, это то, что те, которые даже не могут найти извинения в бедности, а, напротив, люди зажиточные и даже богатые, тем не менее решаются не воспитывать более поздних детей, чтобы рожденные раньше могли наследовать большее богатство… Итак, для того, чтобы их дети имели большую долю в богатстве отцов, они убивают их братьев».

Осуждал родителей-кукушек стоик Гиерокл, живший во II веке н. э. и известный современникам как «серьезный и праведный человек». Его сочинения дошли до нас лишь фрагментарно, в основном в цитатах.

Византийский автор Иоанн Стобей приводил такие слова Гиерокла: «Большинство людей отказываются воспитывать некоторых из своих детей по малому уму своему, любви к богатству и оттого, что считают бедность величайшим злом». Тут надо учитывать особенности философии стоиков, считавших бедность скорее благом для души.

Христиане тоже категорически отвергали и порицали практику оставления детей. Согласно их верованиям, господином человеческой жизни является только Бог, но не сам человек и не его родитель. В этом заключалось кардинальное отличие от древних представлений о детях как о собственности родителей и в первую очередь – главы семейства.

Афинагор Афинский, живший во II веке н. э., приравнивал оставление на произвол судьбы к прямому детоубийству.

Христианский апологет Луций Цецилий Фирмиан Лактанций (ок. 250 – ок. 325 г.) с возмущением обличал римлян: «…повсюду сеете детей своих, и рожденных дома часто бросаете, рассчитывая на чужое сострадание». Он негодовал: «…пусть никто не считает, что позволено душить только что родившихся детей, ибо это великое нечестие, ведь Бог дает душу для жизни, а не для смерти», и продолжал: «Неужели могут считаться невинными те, кто плод свой бросают собакам, не понимая, что оказываются столь же жестокими, как если бы их задушили? Станет ли кто-нибудь сомневаться, что нечестив тот, кто дает место чуждому милосердию, кто, пусть даже желая, чтобы ребенок был накормлен, продает его в рабство или в дом разврата?». Лактанций в отличие от Сенеки воспринимал новорожденного не как бессмысленный кусок плоти, но как полноценного человека, находящегося под защитой Создателя.

Другой христианин, Тертуллиан, хотя и делал различие «между человекоубийством и убиением собственных детей», все же осуждал последнее. Он писал, что «подкидывать младенцев столь же нечестиво, как и убивать их», а язычники желают избавиться от детей, как от бремени: «…сколько таких, которые пожелают дозволить мне толкнуться к совести их с вопросом, кто умерщвляет собственных детей. Действительно, есть различие и в способе умерщвления. Во всяком случае более жестоко лишать дыхания водою, выбрасывать на холод, голод и собакам, ибо умереть от ножа пожелал бы и взрослый».

Христианские писатели, такие как Минуций Феликс, Климент Александрийский, Ориген, Мефодий Патарский, авторы «Послания к Диогнету», «Апокалипсиса Петра», «Апокалипсиса Павла», также категорически осуждали оставление детей. Интересны и своеобразны аргументы, которые они приводили. Критики руководствовались не жалостью, а тем, что дитя будет обращено в рабство, продано в бордель, и его родитель, посещая оный, может совершить тяжкий грех – инцест.

Христианский мученик Иустин Философ[16 - Он был подвергнут бичеванию и казнен за отказ поклониться языческим богам.], писавший в середине II в. н. э., считал, что не единицы, а большинство оставленных детей выживали и становились рабами-проститутками. Посещение лупанариев – то есть публичных домов – было для римлянина обычным делом, а значит в таком месте он мог совокупиться с собственной дочерью. Или сыном… Инцест был страшен и отвратителен не только для христиан, но и для язычников.

«Мы, чтобы никого не беспокоить и самим не грешить, держимся таких мыслей, что подкидывать новорож-денных младенцев есть дело худых людей; во-первых, потому, что почти все такие – мы видим – не только девочки, но и мальчики употребляются на любодейство, (…) кто-нибудь из пользующихся ими, сверх безбожного, нечестивого и бесстыдного смешения, совокупляется, если случится, с своим сыном, или родственником или братом», – писал Иустин Философ[17 - 1-я Апология, 1, 27.].

По мере того как христианство завоевывало все новые и новые позиции, менялось и законодательство. Уже в начале II века н. э. возникло понятие злоупотребления отцом своей властью над детьми и стали возможны жалобы детей магистратам. В случае, если жалобы подтверждались, закон мог принудить тирана освободить сына от отеческой власти.

Рядом указов императора Константина Великого, в начале IV века сделавшего христианство государственной религией, у глав семей было отнято право лишать жизни членов семьи, а детоубийство стало приравниваться к убийству. За убийство домочадца теперь назначается смертная казнь. Но именно за убийство, а не за оставление младенца на навозной куче! Выбросивший дитя всего лишь лишался власти над ним – не более.

К концу века власть главы семьи ограничивалась лишь воспитательными мерами, а применение особенно жестоких наказаний тоже попало под запрет. Кодекс Юстиниана говорил об абсолютной власти главы семейства как об отжившем древнем порядке.

А вот с обычаем оставления детей бороться было сложнее: ведь он являлся не прямым убийством, а скорее отказом от воспитания и вскармливания. При этом младенца никто не умерщвлял намеренно, он погибал вследствие естественного хода событий. Ведь и сейчас юристы различают прямое убийство и «оставление в опасности».

Борясь с этим уродливым с точки зрения христианина явлением, Константин Великий (IV век н. э.) принял закон о том, чтобы считать всех найденышей рабами, даже если они были рождены свободными. Это должно было остановить родителей, оставляющих детей на произвол судьбы, так как статус раба был ужасной перспективой для свободнорожденного человека. Очевидно, закон этот не принес желаемого эффекта, и спустя около сорока лет после смерти Константина, 5 марта 374 года, императоры Валентиниан и Валент издали эдикт: «Пусть каждый питает свое потомство. Если кто оставит его на произвол судьбы, будет наказан». Употребленные в эдикте выражения указывают на то, что и ранее родители уже бывали наказаны за оставление детей.