Очкарик

Романовская притворилась, что ей понравилась шутка. Она встала из-за стола, сняла пиджак и повесила его на спинку стула. Она хотела пойти в туалет, чтобы слегка подсушиться и проверить, как чувствует себя ее пистолет после стакана вина, но гостю, сидящему за ее спиной, как раз пришла в голову та же идея, потому что он отодвинул стул одновременно с ней и перекрыл ей выход.

– Дед Миколай. Мясник, – представился он хриплым голосом и уважительно поклонился.

– Нестерук и компания, – прозвучало из глубины зала. – Лучшая колбаса в городе. И сальтисон в кишке. Попробуйте, на блюде еще что-то осталось. Но с чесноком.

Опять смех.

– Мы знакомы, – ответила Кристина и протянула ему руку. – Кристина Романовская. Из полиции. Я немного изменилась.

Мясник принадлежал к поколению, которое женщинам руку не пожимало. Он взял ее за кончики пальцев и чмокнул, ко всеобщему веселью.

Официантка поставила перед Кристиной чистые приборы, налила водки в объемистый стакан. Стоя в самом центре пиршества, Романовская огляделась и поняла, что она тут единственная женщина.

В этот момент к самому младшему, субтильному и красивому сыну Бондарука – светловолосому Томику, подбежал официант. Он подал запечатанный конверт на серебряном подносе, а потом деликатно наклонился и что-то прошептал Томику на ухо. Раздались приглушенные возгласы.

Томик трижды ударил ножом по хрустальной рюмке. Несмотря на то что ему едва исполнилось двадцать, он был в курсе всех тайн и планов предприятия и считался правой рукой отца. Из-за этого братья Василь и Фион не переваривали его и объединились против любимчика в единый фронт. Однако если бы им пришлось бороться между собой за наследство, они утопили бы друг друга в ложке воды. Все сыновья Бондарука были от разных матерей.

– Все собрались. Можем начинать, – объявил Томик. Руки его подрагивали. Романовская думала: с перепою или от волнения? – Отец занят важными делами по бизнесу, поэтому попросил меня прочесть вам документ, содержание которого для меня тоже является загадкой. Я впервые вижу это письмо.

Он хитро улыбнулся и продемонстрировал печать на документе. Гости оторвались от еды. В течение какого-то времени никто не пил и не наливал. Всем было ясно, что отсутствие жениха сулит неприятности. Вдруг зазвонил телефон у главного редактора местной газеты. Сережа Миколаюк, шеф «Гостинца», вышел, держа аппарат возле уха и плотно закрывая ладонью трубку.

Томик вскрыл конверт, вынул лист писчей бумаги и быстро пробежал по нему глазами. Потом развернул его в сторону гостей, чтобы все могли убедиться, что текст довольно короткий и написан от руки. Бондарук не пользовался компьютерами, не вел электронную переписку. Все дела он решал лично либо по телефону. Номер его мобильного знали буквально несколько человек в городе. Даже иностранные бизнес-партнеры сначала связывались с его ассистентами.

К удивлению Романовской, текст был написан по-белорусски. Разумеется, она знала этот язык. Она жила здесь достаточно долго, чтобы выучить его. И все-таки слегка побаивалась, что во фразах посложнее нюансы ускользнут от нее, а переводить письмо на польский никто не собирался. Гости в нетерпении смотрели на молодого Бондарука, предчувствуя сенсацию.

«Я, Петр Бондарук, сын Станислава и Алины, рожденный в Залешанах в 1948 году, сегодня заключу брак с Ивоной Бейнар, двадцати пяти лет. Это будет мой первый и последний семейный союз. Если Бог даст мне еще детей, в чем я очень сомневаюсь, буду этому очень рад и позабочусь о том, чтобы они были обеспечены до конца своих дней, так же, как их мать и ее семья.

Я очень прошу прочесть это письмо полностью, до самой последней строки, в присутствии всех гостей. Несмотря на личное отношение каждого из вас к его содержанию. Я хочу, чтобы моя воля стала достоянием общественности, а это возможно лишь в присутствии городских властей.

Отдавая себе отчет в своей скорой смерти, заявляю, что с завтрашнего дня, уже в качестве мужа Ивоны Бейнар, я ухожу на заслуженный отдых. Буду удить рыбу, пить самогон на террасе и закусывать салом, игнорируя рекомендации кардиолога. Предприятие же я передаю в молодые руки, чтобы оно и дальше успешно развивалось.

Каждый из моих троих сыновей получит по нотариально подтвержденному документу, в котором будут перечислены унаследованные блага. Однако фабрикой, которая принадлежит как мне, так и всей здешней общественности, поскольку пилораму мы построили вместе, а я в течение долгих лет лишь развивал ее, должен руководить человек компетентный. Ни один из моих сыновей на эту роль не подходит. Томик хоть и образован, но труслив».

Томик запнулся. Откашлялся. В помещении стояла звенящая тишина.

– Не знаю, что себе думал отец, когда писал это письмо, – сказал он по-польски.

– Отец приказал читать, так читай, братишка, – поддел Томика Василь.

– Ты сам этого хотел, – буркнул младший брат и снова распрямил лист.

«Фион спустит все деньги на юбки, а Василь никогда не интересовался фабрикой, поэтому и сейчас я не стану его принуждать. В связи с этим со всей ответственностью заявляю, что свое имущество я решил передать моему четвертому внебрачному сыну. Все присутствующие наверняка знают его. Это редактор Миколаюк. Сережа, извини, что ты узнаешь об этом таким образом. Такова была воля твоей матери».

В зале поднялся шум. Романовская наблюдала за лицами гостей, и ее разбирал смех. Казалось, что она находится в театре, в центре какой-то постановки. Сыновья уже сжимали кулаки от злости. Теперь они, скорее всего, сорвут свадьбу и подадут на отца в суд. Миколаюк ей нравился. Это был щуплый, безвредный плут, способный договориться с кем угодно. Он частенько поставлял ей неофициальные данные. Когда-то такой вид услуг назывался доносительством. Однако времена изменились. Сейчас это просто одолжение. Романовская бесконечно сочувствовала ему. С таким бременем парню придется нелегко. Решение Бондарука официально никто критиковать не станет, но сплетни, конечно, пойдут. Ситуация, мягко говоря, опасная. Для Кристины это означало повышенную боевую готовность во время свадьбы богача. Она вынула телефон и написала эсэмэску Джа-Дже, чтобы тот как можно быстрей прислал патрульную машину к ресторану «Царский». На всякий случай. Дополнительная осторожность не будет лишней. Такая новость на фоне алкогольных возлияний может закончиться трагедией. Франковский сразу же ответил, что машина уже стоит, но сам прибыть не сможет, потому что у него есть более срочное дело. После чего добавил в качестве постскриптума: «Какой-то гад спер герб с „Шахтера“. Директор дома культуры висит у меня на проводе». Она не ответила. Раз у него столько работы, то лучше ему не мешать.

– Продолжайте. Водка стынет, – обратился к Томику разохотившийся мэр. Ему было крайне интересно, что еще придумал непредсказуемый Петя. Мэру казалось, что все это глупая шутка. Что отец таким образом проверяет своих сыновей, компаньонов и союзников. Это было вполне в его стиле. Бондарук всегда делал, что хотел и когда хотел, не обращая внимания на то, что скажут люди. Он был человеком, которого можно было бы охарактеризовать тремя словами: Я МОГУ ВСЕ, и это, действительно, было так. Скорее всего, благодаря своей твердости и бескомпромиссности в стремлении к цели, он и стал магнатом. Но сегодня он просто сам себя переплюнул. Это был его лучший номер. У чувака явно имелись яйца. – Отец приказал читать независимо от обстоятельств. Так читайте же, либо я дочитаю, – пожурил он юнца.

Младший сын Бондарука смерил мэра ледяным взглядом, но все-таки поднял лист и продолжил:

«Если Сережа пожелает работать с моими сыновьями, то я разрешаю оставить их на должностях, которые они до сих пор занимали. Если же он откажется от принятия моего места, то нужно будет объявить конкурс, в котором сможет принять участие каждый горожанин, независимо от пола. Условия конкурса: белорус по национальности, не старше пятидесяти лет, знания и опыт в управлении деревообрабатывающим предприятием. Если кто-либо из присутствующих соответствует этим требованиям, то может поучаствовать в конкурсе. Удачи. В случае моей неожиданной смерти, естественной либо похожей на таковую, управляющего предприятием назначит дед Миколай Нестерук. Воля моя является окончательной, данное решение было принято в здравом уме, твердой памяти и состоянии трезвости. Хотя, во время прочтения вами этих слов, трезвым я уже не буду. Так же как и вы.

Петр Бондарук».

Томик положил письмо на стол. Налил себе стакан водки, выпил. Мэр тут же налил ему второй, но Томик не дотронулся до него. Он набрал в легкие воздуха, видимо желая что-то сказать, и опустился на стул.

– Папка с ума сошел, – только и выдавил он.

– Спокойно, – засмеялся мэр, разочарованный тем, что в письме не было какого-нибудь пасквиля или пикантного признания. – Это просто страх перед женитьбой. Маладая дзяучынка, требовательная, а батя-то уже слегка трухляв, вот и пошел легкий сдвиг по фазе. После свадьбы все встанет на свои места. Пока нет нотариально заверенных документов, не о чем переживать, валенки. Давайте выпьем.

– Ну что ж, господа хорошие, – пробормотал Анатоль Пирес, бывший директор лицея и знаменитый хайнувский банкрот. Несколько лет назад он пытался конкурировать с Бондаруком в деревообрабатывающем деле, но окончательно проиграл и потерял все. – Я соответствую всем требованиям, кроме возраста. Давайте подправим немного в бумагах, и кто знает, не будете ли вы вскорости заказывать у меня лестницы и паркет. Я месяца за два положу «Нью Форест Хайнувка» на лопатки. Аз есмь Пирес.

Раздался приглушенный смех. После чего снова повисла тишина. Одни, похихикивая, возвращались к еде, другие возмущались и перешептывались:

– Не придет? Что за беспардонность!

Василь и Фион, два старших сына Бондарука, демонстративно встали из-за стола и вышли не прощаясь. Вслед за ними побрел и Томик. Впервые все трое продемонстрировали такую сплоченность. Потом вышли еще несколько гостей, которые волю Бондарука сочли возмутительной. Остальные продолжили банкет. Один из городских советников начал разливать водку по стаканам, обращаясь к собравшимся:

– Знаешь анекдот, дед Коля? – И, не дожидаясь ответа Нестерука, начал рассказывать: «Прыязжай у суботу на вёску! Не хачу. Чаму? Будзе пiва, шашлыкi, дзяучата, гармошка. Красата! Тато! Другi раз я не пападуся. Капайце самi сваю картошку».

Никто не отреагировал. Но как только помещение очистилось от оппозиционеров Бондарука, празднующие почувствовали себя свободней. Романовская подозревала, что некоторые из присутствующих уже знали волю магната. Он должен был согласовать свое решение с властями города. Наверняка старцы, сидящие за центральным столом, были прекрасно осведомлены. На их лицах читался триумф вместо удивления или шока. Кристина сама не очень хорошо понимала, что происходит, и не знала ответа на вопрос: что с этим делать? Глубоко вздохнув, она улыбнулась старику Миколаю, который невозмутимо сидел все в той же позе. Он моргнул ей в ответ, хотя это мог быть лишь нервный тик. Осмелев, она взяла вилку, положила себе внушительную порцию жаркого из зубра. В корчме «Село Буды», где подавали этот деликатес, за один кусочек нужно было заплатить около ста злотых. Надо пользоваться случаем, раз уж пришла.

В этот момент в зал вернулся Сережа. Глаз у него был подбит, из носа текла кровь. Мэр при виде его сорвался с места, усадил пострадавшего на стул, стал вытирать и прикладывать лед из ведерка с шампанским, которое как раз подали.

– Садись, сынок. Не хлюпай носом. Такая судьба у людей власти. Большинство друзей превращается во врагов. Сегодня твой день. Король умер. Да здравствует король!

– Я не сын пана Петра, – шепнул Сережа ломающимся голосом. – Я сделаю анализ ДНК, докажу. Это какое-то недоразумение.

– Откуда такая уверенность? И кого, собственно, интересует правда? – подал голос Миколай. Взгляды гостей обратились теперь в сторону мясника. Он очень редко выступал на публике. По правде говоря, никогда. – А Петру этого будет достаточно, чтобы начать погром.

* * *

Утренний эфир «Польского радио» заглушился рокотом мотоциклетного двигателя. Божена Бейнар, в нарядном персиковом платье из тафты со множеством оборок и кружев, подошла к окну. Нахмурив брови, она смотрела на красивого молодого блондина, сидящего на желтом спортивном байке. Как только дочь вышла из ванной, мать задернула шторы.

– Даже не вздумай выходить, – прошипела она, снимая с головы бигуди.

Ивона не ответила. По ее лицу, однако, блуждала довольная и с трудом скрываемая улыбка. Ей не нужно было подходить к окну, чтобы понять, кто приехал. Она без труда узнала знакомый звук. Братья наверняка уже побеседовали с Кваком, и на церемонии он не появится. Не потому что трусил. Наоборот, у тридцатишестилетнего Юрки дух борьбы был в крови, но он разбирался в том, против кого бороться можно, а против кого не следует. Бондарук принадлежал к первой лиге таких людей в их городе. И несмотря на то, что поведение бывшего жениха очень импонировало ей, факт, что он здесь появился, предвещал серьезные неприятности. И ей и ему. Значительно более серьезные все-таки ему. Надо обязательно с ним поговорить.

Она быстро надела свой наряд, прибывший утром от портнихи. На этот раз и юбка, и блузка сидели идеально. Пахли лавандой. Ивона завязала на талии специальный пояс, но, увидев в зеркале куклу в народном костюме, сняла фартук и бросила его на стул. Затем приступила к расчесыванию мокрых волос. Мать тем временем набирала номер с мобильного, пытаясь до кого-то дозвониться, но этот кто-то не отвечал. Когда она пошла на кухню, чтобы попробовать позвонить с городского телефона, Ивона по-прежнему стояла перед зеркалом. Невеста старательно наносила на ресницы тушь, красила губы красной помадой. Кваку нравилось, когда она была сильно накрашена.

– Все-таки приперся, – шепнула в трубку Божена. – Я бы тоже не поверила, но он стоит у хаты и тарахтит этой своей тарахтелкой.

Потом она долго молчала. Извлекла из пачки последнюю сигарету и перевернула все на столе в поисках зажигалки. Наконец наклонилась над газовой плитой и прикурила, чудом не устроив пожар, потому что одна из папильоток раскрутилась и упала на пламя.

– Я прослежу за ней, – пообещала Божена и выключила газ. Пламя окончательно погасло. – Пусть у тебя из-за этого голова не болит, сынок. Свою землю ты получишь. Мы все этого хотим, Ивонка тоже старается.

Раздался стук. Божена бросила трубку и в одну секунду оказалась в комнате. Тюлевая занавеска от мух, висящая перед входной дверью, трепетала на сквозняке. От Ивонки остался только фартук на стуле. Ритмично постукивала незапертая фанерная дверь. Мотоцикл загрохотал громче, и через несколько секунд на фоне образовавшейся тишины снова зазвучал утренний эфир «Польского радио». Прогноз погоды предрекал очередное жаркое воскресенье. Июнь в этом году обещал быть теплым и сухим. Через три недели в Хайнувке начнется фестиваль церковной музыки. В это же время в Белостоке будет проходить конкурирующее с фестивалем мероприятие, которое отказался благословить архиепископ Савва. Божена в бешенстве выключила радио.

* * *