– Послушайте, Лидия, вы много в своей жизни видели шутников вот с такими мешками под глазами? – показал я.
– Нет, – хоть и виновато, но слишком честно ответила она.
– Ах, так значит, у меня мешки под глазами, да? – рассвирепел я я вдруг, Лидия совсем сжалась, – Вот ваш первый выговор! У вас восемь минут, чтобы принести нам булочки! – закричал я, – Быстро!
От испуга она схватила со стола деньги, но дальше не шелохнулась, стоит и смотрит, как овца на удава, сжимая купюры своими жалкими тощими пальчонками.
– Лидия! – я вывел ее из транса, – Вы читать умеете?
– Да, – робко.
– Вы умеете писать, грамоте обучены?
– Да, – робко.
– Я вас поздравляю! – протягиваю руку, – Вы нам подходите! – жмет, робко, – А теперь шагом марш за булочками!
Она вышла из кабинета, слегка пошатываясь, не то от нервов, не то от подскочившего от кофе давления, не то от голода, а может от моей необъятной харизмы. Она вышла, а я стал с нетерпением ждать, когда вернутся ко мне два огромных серых солнца ее глаз.
Я уже поднимаюсь, и сраный день близится к обеду, но только для тех, кто заслужил его работой с самого утра. Лидия заслужила, а я не стану себя утруждать даже ужином. Вот она сейчас пожелает мне доброго утра. Поначалу казалось, что она издевается, но очень скоро я понял, что она именно уважает мой распорядок дня, и коли я прихожу на работу, полчаса как поднявшись с постели, стало быть у меня утро, и только благодаря ее глазам – настоящее, солнечное утреннее утро.
После того, как буркну ей «привет», она подождет, пока я сниму плащ, и плюхнусь в кресло. Предложит мне кофе, я соглашусь, она нальет, и поставит мне на стол белоснежную с обеих сторон кружку. Пока я буду пить, она напомнит мне о парочке сраных дел, с которыми я должен разобраться прежде, чем мы оба сдохнем от голода.
Потом я буду долго раскачиваться, курить, может быть даже вмажу два по пятьдесят, полистаю для вида дела, а потом поеду куда-нибудь к кому-нибудь зачем-нибудь, а может не поеду. Когда я вернусь в офис, ее уже не будет. У нее нормированный график, и я внимательно слежу за этим. Два по пятьдесят. Бумаги, мысли, пепельница. Ближе к полуночи я погашу свет, закрою кабинет и пойду пешком домой. Я буду идти, ненавидеть себя, а мокрый ветер будет дуть мне в лицо, а пресс тумана будет опускаться все ниже, пока на пороге дома совсем не приколотит меня к земле.
Три раза два по пятьдесят. Снять ботинки. Спать.
– Доброе утро! – сегодня на ней белая рубашка, длинная юбка и сапожки. Все простенькое.
– Привет, – снимаю плащ, сажусь за стол.
Передо мной белоснежная пепельница, и ни черта больше.
– Кофе?
– Да, спасибо.
Белоснежная с обеих сторон кружка, черный кофе, идеальное количество сахара, ложечки нет. Она заботится о моем зрении. Первая сигарета.
– Сегодня опять приходил Доктор Лав, очень злился, сказал, что если вы не распутаете дело лифтера, он подаст в суд и стрясет с нас по полной программе. Так и сказал.
– Надо было сказать ему, что он баран.
– Я бы очень хотела, но без вас не решилась.
– Что там у нас еще? – я посмотрел на аквариум с рыбками. Мне вполне хватает той воды и тех рыб, что окружают этот город. С год назад Лидия решила, что стоит добавить немного еще, и прямо сюда. Она сказала, что это вместо цветов.
– На этом пока все.
– Как-то не густо в этом месяце.
– Доктор Лав знает много важных людей, если вы сможете ему помочь, я уверена, он сделает нам хорошую рекламу.
– Лидия, он тебе предлагал свои услуги?
– Да, – ответила она и засмущалась.
– Но ты ему отказала, так ведь?
– Отказала.
– И не потому, что это слишком дорого, а потому что почему?
– Потому что это как-то странно, и неестественно.
– А почему ты так думаешь?
– Не знаю, просто мне так кажется, и все.
– Нет, это потому, что этот мудила даже самого себя не в состоянии обеспечить хорошей рекламой и донести до клиента, то есть тебя, ценность своих сраных услуг.
– Да, но ведь его предприятие кажется довольно успешным.
– В отличие от моего, ты хотела сказать.
– Я этого не говорила.
– Но подумала.
– Не думала даже.
– Не бойся, скажи, как есть: если вы такой умный, то почему такой бедный.
Она замолчала, а я подумал, что уже давненько так не гондонствовал. Было время, я прилагал всю свою харизму к тому, чтобы она не дай Бог не решила, что я гондон. Что же со мной стало теперь?
– Ладно, черт с ним! Знаешь, какой сегодня месяц?
Лидия обиделась, и делала вид, что чрезвычайно занята трещинками лака на столе.
– Ну скажи, знаешь?
– Не знаю, – буркнула она. Милашка.
– Сегодня тот самый месяц, когда мы распутаем дело в лифте, и я лично стрясу с этого Лава столько денег, сколько смогу унести. Поможешь мне?
– Чем? – все еще бурчит.
– Поможешь мне нести деньги Доктора Лава?