Фиалка. В поисках истинного

Глава 3

– Ленси, детка, ты не спишь? Пора обедать, – осторожно позвала няня.

Я сползла с кровати и прошлепала на кухню. Нога не болела совершенно, и я уже подумала, что под повязкой не увижу и следа от раны. Но я оставила маленькое любопытство на потом, страстно желая удовлетворить большое и насущное.

– Нянь, спасибо, все очень вкусно. Но я не прикоснусь к еде, пока ты мне не расскажешь всего, – твердо заявила я. Меньше всего я хотела причинить своей кормилице страдания, но невольно сделала это. Лицо няни покрылось красными пятнами, она растерянно посмотрела на меня, перевела взгляд на еду, на окно с накрахмаленными занавесками и спрятала руки под фартук. Будто боялась, что они выдадут все тайны.

– Детка, – начала было она опять песню про белого бычка, но я предостерегающе выставила указательный палец. Это должно было означать: «Даже не думай!»

Няня как-то сникла. От ее благодушного вида не осталось и следа, будто кто-то мокрой тряпкой стер с бумаги красивый рисунок. Грузно опустившись на стул, она поставила локти на стол и, уронив на ладони лицо, глухо зарыдала.

– Нянь, ты чего?! – испугалась я. – Перестань!

Я подскочила с места и обхватила ее за шею.

– Ты чего?! – приговаривала я, поглаживая ее по голове. Только сейчас я обратила внимание на то, что под чепчиком прячется много седых прядей. Острая жалость кольнула сердце.

Я маленькая эгоистка. Не задумывалась, что у няни нет своей жизни, что она делает все, чтобы мне жилось комфортно. Откуда такое самопожертвование?

Поклялась маме беречь меня? Тем более я должна быть к ней внимательней.

– Пожалуйста, нянь, не плачь! Расскажи мне все, и мы со всем справимся. Какая бы гадость не скрывалась за твоими слезами.

Я осторожно отняла ее руки от лица и чмокнула в щеку.

– Девочка моя, – сдавленным голосом произнесла Гунни. – Ты просишь невозможного. Вот, смотри!

Она закатала до локтя рукав рубахи, и я с изумлением увидела настоящее клеймо на внутренней стороне руки, почти у сгиба.

Горло сдавило спазмом. Я сглотнула, но все равно не смогла нормально говорить.

– Что это? – прозвучало вороньим карканьем.

– Печать неразглашения. Если я начну рассказывать кому-нибудь о тебе, она меня уничтожит. Но я даже не за себя боюсь. Я боюсь оставить тебя одну.

У меня внутри все похолодело. До этого момента мне все казалось чуть ли не игрой, какой-то увлекательной тайной, разгадав которую, я изменю нашу жизнь.

Изменила так изменила… Приоткрывшаяся истина придавила каменной плитой.

– Нянь, я не буду у тебя ничего выпытывать, – подавленно пообещала я. Вернулась на свое место и, чтоб не волновать Гунни, принялась за еду. Правда, не почувствовала ни вкуса, ни запаха. Просто затолкала в себя. Тут же пришло сравнение. Как в гуся для фуагра – всовывают в глотку воронку и всыпают туда самый питательный корм.

Стоп! А откуда я это знаю? Явно не от торговцев на рынке…

В голове теснились мысли, как бедняки за бесплатным угощением по случаю королевского праздника. Они толкались, отпихивали друг друга, настаивая, чтоб я подумала каждую из них первой. Но я не могла сосредоточиться и ухватиться хотя бы за одну.

Я помою посуду, – виновато сказала я и, собрав тарелки, сунула их небольшой таз с теплой водой. Я надеялась, что, отвлекаясь на процесс мытья, смогу остановить сумасшедшую карусель из догадок.

– Ты что, Ленси! Не выдумывай, – вышла из ступора няня. – Я сама помою!

Карусель мгновенно остановилась, и я пристально посмотрела на Гунни.

– Почему?! – я не ждала честного ответа. Но, кажется, и так догадывалась. Няня опять смутилась, поморгала глазами.

– Потому что еще успеешь наработаться. А руки девушке нужно беречь! – выдала она, наконец, что-то похожее на правду.

И я ухватилась за эту ниточку. Няня никогда не подпускала меня к кухонной утвари. Вопрос – зачем беречь руки простолюдинке? Напрашивался ответ – хочет подороже меня продать замуж? Так после восемнадцати она не сможет этого сделать, потому что после совершеннолетия девушка имеет право, пусть и формальное, определять свою судьбу.

Может уехать в столицу и наняться на государственную службу. В какой-нибудь департамент. Секретарем. Ну это так, из области чуда. А вот что реально – так это найти работу служанки, няньки или даже компаньонки для богатой старушки.

Тут же стало стыдно за то, что такое могло прийти в голову. Моя няня скорей умрет, чем меня обидит!

Надо рыть дальше. И сделать это можно только в полном одиночестве.

– Я пробегусь к речке, – примирительно улыбнулась я и чмокнула няню в щеку.

Наше жилище находилось почти на окраине, поэтому мне не приходилось долго добираться к своему убежищу. Перебежав по шатким мосткам на другую сторону, я уже не спеша пошла вдоль берега. До места, где река образовывала излучину. Среди густых зарослей ивняка было укромное местечко. Мой личный ирий.

Купаться меня больше не тянуло, тем более, что я не проверила свою рану. Мне необходимо было заполучить то состояние покоя, которое могла дать только вода. Усевшись с ногами на большой теплый валун, я рассеянно смотрела на воду. Мелкая рябь словно нашептывала теплые слова, и я чувствовала, как утихает в голове гомон неотвеченных вопросов, подчиняется моей воле.

Я Фиалка. Это не вызывает сомнений. На это имя откликается каждая клеточка моего тела. Оно ласкает слух словно возвращает мне утраченное состояние безмятежного счастья. Это было нелогично, невозможно, но явственно.

Машинально покрутила в руках свой медальон. Зря я пугала няню. Самостоятельно снять его мне не удалось бы. Плотного плетения цепочка застегивалась каким-то мудреным замочком. А стащить через голову тоже не вариант – не позволяла длина.

Хотя раньше я и не предпринимала попыток от него избавится. Нет, я просто хочу посмотреть, что будет, если я его сниму.

Я потянула цепочку вверх, пытаясь вытащить голову из прочной петли. Безуспешно. Однако не совсем. Пока медальон свободно болтался на цепочке, не прикасаясь к телу, у меня перед глазами, уже наяву, промелькнуло видение. В нем я была, кажется, немного постарше.

– Фиалка, сейчас отрабатываем вольт. Это уклонение от удара. Для этого нужно уметь быстро обернуться на триста шестьдесят градусов, пропуская удар мимо тела и не парируя, – методично посвящая меня в тонкости фехтования, терпеливо объяснял мой наставник.

Я хихикнула, представив, как верчусь волчком у противника перед носом.

– Это чтоб соперник решил, что у меня такая форма бесноватости и от греха подальше сбежал? – спросила я, продолжая веселиться.

– Нет. Это чтобы ты научилась быстро, практически молниеносно двигаться, – без тени улыбки ответил он. – И еще у нас сегодня секретный удар. Он передается у нас в роду по наследству. Поэтому, очень прошу, никому не говори, даже матушке.

– А тебя не заругают за то, что ты раскрыл семейную тайну? – вдруг посерьезнела я.

– Если ты никому не расскажешь, то не заругают. А теперь атакуй!

Я ринулась в бой, но мой друг ушел от удара. И так раз за разом. Затем он заставил меня повторять то же самое и под конец занятия показал тот самый секретный удар.

Видение растворилось, а я несколько секунд не могла прийти в себя. Затем взгляд зацепился за относительно ровную палку, и сердце пропустило удар.

То, что я не спала, было очевидным. И списать увиденное на отражение сюжета какой-нибудь книги не получится. И… Если сейчас…

Я вскочила на ноги, подобрав юбки, завязала грубым узлом и взяла валявшуюся палку. На мгновение прикрыв глаза, я представила, что это не оторванная от родного дерева шершавая ветка, а настоящая шпага.

Сосредоточившись, я сделала выпад, а затем крутнулась, выполняя тот самый вольт. Я атаковала воображаемого противника, нанося удар за ударом, отпрыгивая, уходила от ответных.