Из глубины квартиры послышался сдавленный стон.
– Нам нужно везти её в больницу, но мы не можем, – попытался объясниться фельдшер.
– Не можете? – переспросил Фагерберг. – Что вы имеете в виду?
– Она…
Голос его сорвался, и фельдшер поскорее прикрыл рукой рот, словно ему внезапно сделалось дурно.
Фагерберг, изрядно уставший от излишне робких полицейских и медработников, издал глубокий вздох. Он натянул бахилы и скользнул в открытую дверь. Бритт-Мари с Рюбэком проделали то же самое.
В тесной прихожей на крючке висело пончо и женская сумочка с бахромой. На полу стояли несколько пар поношенной детской обуви и пара красных сабо взрослого размера. На линолеуме повсюду были разбросаны игрушки: вошедшим пришлось переступать через детальки конструктора «Лего» и маленького тролля с ярко-рыжими волосами.
Они направились в гостиную. За их спинами кто-то захлопнул входную дверь, и беспрерывный детский крик сразу стал глуше.
На полу перед окровавленной женщиной на коленях сидел ещё один фельдшер. Она лежала навзничь, раскинув руки в стороны и, не считая сорочки, сбившейся на ней в бесформенный комок ткани, была обнажена. Солнечный свет, льющийся в окно, заключил фельдшера и женщину в идеальный прямоугольник, словно титанический прожектор, освещающий театральную сцену. Бритт-Мари не могла избавиться от ощущения, что всё это выглядит срежиссированным – эдакий гротескный натюрморт из женской плоти и крови.
Фельдшер поднял взгляд. На его лице читалась искренняя беспомощность, и только сейчас Бритт-Мари обратила внимание на то, что слышит плач: распластанная на полу женщина тихонько скулила, словно раненый зверёк. В тот же миг Бритт-Мари вдруг ощутила запахи пота, крови и мочи, пропитавшие воздух в комнате.
– Как она? – спросил Фагерберг, в два широких шага преодолев расстояние от прихожей до лежавшей на полу женщины.
– Она жива, – невнятно произнес фельдшер. – Я только ума не приложу, что с ней делать. У нас нет инструментов.
– Инструментов? – выдохнул Фагерберг, в устах которого это простое короткое слово каким-то невероятным образом зазвучало оскорбительно.
Фельдшер указал на ладонь женщины, и Бритт-Мари наконец увидела.
«Это невозможно», – подумала она, и инстинктивно отшатнулась прочь.
Но затем заставила себя вновь обратить взгляд на женщину.
Маленькие серые металлические шляпки торчали, словно клыки, из обеих ладоней несчастной. Кто-то пригвоздил её к полу.
7
Зрелище распятой молодой женщины заставило ноги Бритт-Мари подкоситься. Жуткий способ, которым нападавший расправился со своей жертвой, был до боли ей знаком – но мог ли это на самом деле вновь оказаться Болотный Убийца?
Чтобы справиться с потоком мыслей, Бритт-Мари принялась за не терпящие отлагательства дела: накрыла женщину одеялом, чтобы она не лежала нагишом, и помогла Рюбэку установить заграждения, пока Фагерберг отлучился, чтобы позвонить криминалистам и пожарным. У тех уж точно должно было оказаться необходимое снаряжение, чтобы освободить несчастную и вынуть гвозди из её ладоней.
Когда Рюбэк вышел, чтобы опросить соседку, которая всё еще качала на руках плачущего ребёнка пострадавшей, Бритт-Мари решила попытаться поговорить с ней. Она присела на корточки подле дрожащей, истекающей кровью женщины, зафиксировав взгляд на участке линолеума в нескольких десятках сантиметров от разбитого лица пострадавшей.
– Можешь рассказать, что случилось? – спросила Бритт-Мари. У неё мелькнула мысль, что надо бы установить с пострадавшей физический контакт, чтобы придать ей сил. Но та была избита до синевы, и Бритт-Мари так и не осмелилась до неё дотронуться, опасаясь причинить ещё больший вред.
Вокруг прибитых к полу ладоней образовались лужицы крови. Женщина зашлась кашлем, и из её рта на грязно-серый пол полетели алые капельки.
– Ты его знаешь? – продолжала Бритт-Мари, внезапно испугавшись, что женщина умрёт до того, как она успеет задать все важные вопросы.
Женщина, превозмогая боль, покачала головой и встретилась взглядом с Бритт-Мари.
– Лицо, – прошептала она. – У него было что-то на…
– Он замаскировался? Был переодет?
Женщина вместо ответа кивнула, всем своим видом давая понять, что хочет сказать ещё кое-что. Растрескавшиеся губы беззвучно произнесли какое-то слово. Бритт-Мари пришлось наклониться к самому полу, чтобы расслышать. На своей щеке она ощутила влажное дыхание женщины.
– Даниэль, – выдохнула та.
– Его имя – Даниэль?
Женщина вновь покачала головой, и Бритт-Мари сообразила.
– Твой сын? С ним всё в порядке. Он здесь, за дверью.
– Видел. Всё.
Голос несчастной был еле слышен. Он вовсе затих, когда из прихожей донеслась уверенная речь Фагерберга. Тем не менее, Бритт-Мари смогла различить её слова. Пребывая в потрясении, она решила переспросить.
– Хочешь сказать, он видел, как тебя мучили? Как он…
Голос выдохнул:
– Всё.
В доме 23 на Лонггатан они провели почти два часа. Приехали пожарные и избавили Ивонн Биллинг – так звали пострадавшую женщину – от вбитых в ладони гвоздей, и карета скорой смогла наконец забрать её в больницу.
Рюбэк с Бритт-Мари опросили соседей и прохожих, но без особого успеха.
Никто, за исключением пары престарелых соседей Ивонн, проживающих на одном с ней этаже, ничего подозрительного не видел и не слышал. Они же показали, что «среди ночи» услышали шум, доносившийся из квартиры Ивонн. Когда сосед забарабанил в её дверь с требованием соблюдать тишину, шум прекратился. На вопрос о том, чем, на его взгляд, там могла заниматься Ивонн, он ответил, что не имеет ни малейшего понятия, только шум в квартире стоял «дьявольский».
Сосед вернулся к себе домой, так и не увидев подозреваемого. Супруга подтвердила его рассказ.
Бритт-Мари знала, что обязана доложить Фагербергу об известных ей событиях в Кларе, только никак не могла придумать, как описать шефу это необычайное совпадение, не вдаваясь в излишние подробности об истории своей семьи.
– Скоро я начну думать, что она сама прибила себя к полу, – сухо констатировал Фагерберг, когда, собравшись в крошечной кухне Ивонн, они закончили обмен информацией. – Неужели у людей совсем нет глаз?
Бритт-Мари тоже считала это странным. Даже та соседка, которая обнаружила Ивонн, не смогла добавить ничего ценного к имеющейся у них информации. Незадолго до обеда она услышала детский плач из-за двери квартиры Ивонн и постучалась. Когда никто не открыл, соседка наудачу толкнула дверь. Та оказалась не заперта. Женщина вошла внутрь и обнаружила распятую на полу Ивонн. Малыш сидел рядом с ней и плакал.
По словам соседки, фрёкен Биллинг была «девушка работящая, скромная, и никогда не доставляла беспокойства прочим жильцам». Женщина не смогла припомнить возраст Ивонн, но сообщила, что та работает секретарем в Национальном агентстве по планированию. Ранее Ивонн работала в Комиссии по переходу на правостороннее движение. Её сыну Даниэлю оказалось два года, а кто его отец, женщина не знала.
– Да мне это и не интересно, – отрезала она, когда Бритт-Мари задала ей вопрос. – Я не сую свой нос в чужие дела, и жду от людей того же по отношению к себе.
Вообще-то вспыльчивый характер соседки бросался в глаза – она походила на злобный шкаф в фартуке и папильотках. Но учитывая, что здесь только что произошло, сложно было её в этом винить.
Около трёх часов пополудни Бритт-Мари, Фагерберг и Рюбэк пешком отправились обратно. Не было необходимости брать машину – улица Лонггатан была всего в паре минут ходьбы от полицейского участка.
Августовское солнце висело низко, и маленькие лохматые белые облака неспешно тянулись друг за дружкой у самого горизонта, словно овечки на пути к пастбищу. В отдалении слышен был неумолкающий гул шоссе, соединяющего столицу с северными предместьями.
– Так вот, – собралась с духом Бритт-Мари. – Я хотела сказать, что похожее преступление было совершено в сороковые годы, в стокгольмском районе Клара. Моя… дальняя родственница служила тогда полицейской сестрой и присутствовала при обнаружении тела убитой женщины. Эта женщина была распята на полу, в точности, как Ивонн Биллинг.