Авиатор Тихого океана

На судне не видно было никакого флага, ни огня, являющегося признаком боевого судна. Ко всем этим характерным отличиям присоединялась еще неподвижность.

Не был ли это сторожевой пост, отряженный японцами для предупреждения о прибытии американской эскадры при помощи беспроволочного телеграфа?

Инженер нашел ответ на волновавший его вопрос только после спуска на землю. Когда совершенно стемнело, Морис Рембо, как и в прошедшую ночь, поднял «Кэтсберд» на сто метров над поверхностью воды. Он поступил так не только для того, чтобы не рисковать собой при всяком неосмотрительном повороте руля глубины, но и чтобы увидеть еще издалека огни эскадры, если американский флот случайно находится на пути в Гонолулу.

На небе загорелись звезды, и молодой француз тотчас отыскал Полярную звезду, так как Сандвичевы острова находятся в Северном полушарии. Он увидел ее довольно низко на горизонте, потому что находился на 25° северной широты.

Будучи теперь уверен в правильности направления, он пустил мотор полным ходом.

Для того чтобы описать все, что было пережито в эту длинную ночь, понадобилось бы много страниц.

Среди окружавшего его бесконечного одиночества молодой француз переживал тяжелые минуты душевного волнения, несмотря на веру в аппарат, давший ему твердые доказательства своего правильного устройства, и несмотря на энергию, удесятеренную многочисленными подъемами на дирижабле.

Этот полет среди ночного мрака, и пяти тысячах лье от суши действительно являлся одним из самых необычайных предприятий, на которые когда-либо рискнула человеческая отвага.

Дважды он чувствовал упадок сил.

В первый раз его поддержала мысль о Кэт; во второй раз ему придало сил сознание, что выполнение взятого на себя долга осенит его родину громкой славой, и вся Франция будет в восторге от этого самоотверженного поступка.

В учебниках истории пишут, что когда-то Лафайет и Рошамбо в сопровождении нескольких отважных французов полетели на помощь молодой Америке, боровшейся за свою независимость. Теперь напишут, что француз пролетел, в полном смысле этого слова, 5800 километров для того, чтобы передать великой Америке крик отчаяния одной из ее крепостей.

И, поборов еще раз всякую усталость, молодой человек собрался с силами и старался отвлечь свои мысли от ужасов, внушаемых ему ночной темнотой.

Ежеминутно проверяя при помощи электрической лампы уровень спирта и масла в соответствующих трубах и не ожидая его понижения, он наполнял резервуары, смазывал, приводил в действие передаточные механизмы крыльев, проверял направление. В десять часов он выбросил в море пустой бочонок.

Затем он заставил себя съесть что-нибудь, несмотря на то, что у него не было никакого аппетита. Холодный кофе ободрил его, и он продолжал его пить маленькими глотками в продолжение всей ночи.

Для того чтобы свободно передвигаться с места на место для совершения необходимых перестановок, он основательно прикрепил свой руль посредством веревки к одной из стальных подпорок, соединявших оба крыла. Таким образом руль глубины был приведен в неподвижность, то есть оставался в неизменном положении, а это было возможно только при полете над неизменной водной поверхностью, и Морис Рембо мог свободно передвигаться с места на место и следить за всем.

Прежде он передвигался с самыми большими предосторожностями из страха согнуть крылья и вследствие перемещения центра тяжести подвергнуть аппарат опасности нарушения равновесия.

Но скоро он убедился, что быстрота передвижения ежеминутно восстанавливала это равновесие, подобно тому, как снаряд, пущенный со скоростью 900 метров в секунду, сохраняет свое прямолинейное направление при полете благодаря быстроте вращательного движения, вызываемого нарезками.

И время уходило среди таинственной незабвенной ночи при бледном колеблющемся свете убывающей луны, при беспрерывных ударах поршней и монотонном шуме взрывов газа.

Около двух часов, под утро, на севере показались огни, но авиатор не мог точно определить направление, по которому следовали замеченные им суда. Позже показались далеко на юге другие суда, и инженер подумал: «Не принадлежат ли они американской эскадре?»

Согласно предположениям, установившимся в Мидуэе, флот должен был пройти мимо залива Магдалины – последней станции перед Оклендом.

Но предуведомленный телеграммами, приходившими со всех сторон, флот, быть может, сделал запас угля в этом заливе и направился прямо к Гонолулу, минуя Окленд и Сан-Франциско.

Это было не более как предположение, родившееся в мозгу Мориса Рембо, и это предположение было бы разрушено, если бы он мог рассмотреть карту, так как на самом деле эскадра должна была пройти южнее, и он не увидел бы ее.

Огни исчезли. Луна скрылась, и немного правее поверхность моря, до сих пор сливавшаяся с черным небом, мало-помалу отделилась от него перламутровым отблеском.

Вскоре этот опаловый отблеск молочного цвета окрасился в красный цвет.

Светало.

По мере того как горизонт загорался, молодой человек становился спокойнее: к нему снова возвращалась прежняя вера.

Вот такой страх внушает человеческой душе неизведанный и таинственный мрак, и как могуче влияние на нее света, составляющего жизнь и силу Вселенной!..

Сначала он летел над более посещаемыми местами. Вдали показались суда, парусные суда, напоминающие морских чаек, пароходы, от которых виднелись одни трубы и тянувшиеся за ними сероватые полосы дыма.

Сколько километров он преодолел? Сколько еще оставалось преодолеть?

Морис Рембо вынул часы: было четыре часа утра. Он летел 14 часов и каким ходом! Никакое вычисление, никакая точка опоры не могла дать какое-нибудь представление об этой скорости.

Неужели он находился еще в 600 или 1000 километрах от Сан-Франциско? У него не было никакой возможности остановиться на одном из этих столь различных чисел. Но у него было одно только средство, позволявшее приблизительно вычислить это расстояние: это количество оставшегося спирта. И он пересчитал пустые баклаги.

Когда он окончил подсчет, крупные капли пота выступили на лбу.

Оставалось не более восьми баклаг, то есть всего 80 литров спирта.

При таком количестве спирта можно было пролететь еще не более 400–500 километров.

Но не может быть, чтобы осталось менее 800 километров, так как аэроплан не мог сделать в течение 14 часов более 2600 километров, а весь путь был длиною в 3400 километров.

И это, если допустить, что он строго держался прямой линии.

И так, «Кэтсберду» было суждено опуститься на 300–400 километров раньше, чем он достигнет материка, то есть даже прежде, чем он увидит землю.

Можно надеяться, что его подберет какое-нибудь судно, так как это место Тихого океана сравнительно часто посещается судами. Но сколько времени придется потерять в ожидании судна и для того, чтобы затем добраться на нем до Сан-Франциско!

Притом надо было еще предположить, что это спасительное судно будет непременно американское и поспешит сделать поворот в случае надобности, для того чтобы довезти до цели путешествия потерпевшего крушение авиатора.

Так как у него осталось достаточно двигательной силы для того, чтобы продержаться в воздухе еще три часа, то Морис Рембо решил с этого момента искать пакетбот с американским флагом, который взял бы его из воды.

Но среди этих мыслей всегда преобладала одна: если ему попадется навстречу несколько судов, то можно надеяться найти на одном из них беспроволочный телеграф.

Таким образом, его миссия была бы выполнена скоро, хотя и не так точно, как он сделал бы это, изложив лично положение Мидуэя, но достаточно быстро и ясно для того, чтобы адмирал Гопкинс мог немедленно отправить в маленькую крепость самые быстроходные крейсера.

Чтобы выиграть немного времени, Морис Рембо уменьшил приток карбюрованного газа в цилиндры и скорость уменьшилась.

Глядя на стеклянную трубку, указывавшую уровень спирта, он заметил, что этот уровень понижается несравненно медленнее, чем в предыдущие часы, и он вспомнил наблюдения, сделанные над расходованием угля во время опытов на быстроходных крейсерах.

Один и тот же крейсер требует сто тонн угля в день, делая 20 узлов, и потребует 130 тонн для 22 узлов и 300 тонн для 26 узлов.

Одним словом, дойдя до известной границы, приходится для достижения незначительного излишка скорости, расходовать количество топлива, совершенно несоответствующее достигнутому результату.

Достигнув этого предела, делают один узел, только удвоив количество расходуемого топлива.

Авиатор, вероятно, совершил такую же ошибку в продолжение прошедшей ночи. Он открыл полный доступ карбюрованного газа в камеры, и этот чудный двигатель, требовавший так мало при средней скорости, стал поглощать огромное количество спирта.

Быть может, он достиг скорости в 200 километров в час, но ему пришлось израсходовать четвертую часть своего запаса для того, чтобы сделать 30 километров из 400.

Он израсходовал третью часть горючего для того, чтобы выиграть десятую часть, и вот почему он теперь не дойдет до цели путешествия.