Вся ярость

Эв звонит и ждет. Затем звонит снова, на этот раз дольше.

– Я ничего не слышу.

– Подожди минутку, – говорит Эрика. – Вероятно, она пытается рассмотреть, кто это. На ее месте я поступила бы именно так.

И действительно, вскоре слышатся звуки шагов, и дверь открывается. Но медленно и чуть-чуть.

– Что вам нужно? – Лицо ее отмыто, но глаза по-прежнему красные. Она кутается в тот же самый старый, потрепанный свитер, словно в смирительную рубашку. – Мамы дома нет.

– Мы хотели поговорить с тобой, Фейт, – говорит Сомер. – С тобой одной, если ты ничего не имеешь против. Это очень важно.

– А разве мама не должна находиться рядом?

Эв качает головой.

– Вам никто не нужен, если только вы сами этого не хотите. Вы – жертва. Не преступник. Вы не сделали ничего противозаконного.

Она делает упор на последние слова, стараясь заставить девушку посмотреть ей в глаза. «Мы на твоей стороне – мы хотим помочь».

– Мы можем сделать все так, как тебе будет удобнее, – говорит Сомер. – В полицейском участке в присутствии твоей матери или того, кому ты доверяешь, или здесь, без посторонних. Мы решили, что так будет проще, но на самом деле решать тебе. Мы сделаем так, как ты пожелаешь.

Фейт колеблется.

– Я же сказала вам – это была лишь неудачная шутка. – Однако ее взгляд остается настороженным. Потому что она видит что-то на лицах констеблей, что-то такое, чего прежде не было.

Сомер делает шаг вперед.

– Фейт, мы все знаем, – негромко говорит она. – Мы знаем про тебя – про Дэниела.

Девушка кусает губу, ее глаза наполняются слезами.

– Это так несправедливо, – шепчет она. – Я никому не сделала ничего плохого…

– Извини, – говорит Эрика, легонько прикасаясь к ее руке. – Если б я могла, то не трогала бы это. Но ты понимаешь, почему мы встревожены. То, как ты поступаешь со своей собственной жизнью, больше никого не касается, и тут мы полностью на твоей стороне. Но мы не хотим, чтобы это повторилось опять с какой-нибудь другой девушкой. С кем-нибудь еще, оказавшимся в таком положении. Это… это очень плохо. Даже если речь идет просто о «неудачной шутке». А если это была не…

Она не договаривает фразу до конца. Поскольку знает силу молчания. Молчание – хороший рычаг.

Фейт шмыгает носом и вытирает слезы.

– Хорошо, – наконец говорит она. – Хорошо.

* * *

Тони Асанти сидит в кафе на Литтл-Кларендон-стрит. Это сверхмодное заведение с выставленными на витрине булочками, красивыми пирожными и пирожками из дрожжевого теста. Народу много, и люди в очереди недовольно косятся на двух студентов, разложивших на столе свои компьютеры. Как и на Асанти, но тот, поглощенный своей работой, не замечает ничего вокруг: чашка кофе перед ним давно пуста, но он все сидит, уставившись в экран телефона, примерно раз в минуту перелистывая интернет-странички. Пусть социальные сети были поручены Бакстеру, но тот никогда не сделает то, чем сейчас занимается Асанти. И не попадет туда, куда попал Асанти.

* * *

Фейт проводит женщин на кухню в дальнем конце дома. Эв уже внутренне приготовилась к обилию бледно-лиловых тонов, однако здесь лишь безликие кремовые шкафы и столешницы, с виду гранитные, но на самом деле, скорее всего, пластиковые. Холодильник оброс записками с напоминаниями, закрепленными маленькими веселыми магнитами. Лохматая овечка, эмалированная кошка, три утенка, большое розовое сердечко, утверждающее: «Дочери сначала просто маленькие дети, но, вырастая, становятся подругами», и еще один, квадратный, желтый, с пучком нарциссов: «Просто будь собой. Это само по себе прекрасно».

Сомер чувствует, как к горлу подступает комок. Пусть с полицией Диана Эпплфорд ведет себя резко и агрессивно, когда речь заходит о ее детях, сердце у нее определенно там, где нужно. Она будет помогать своим дочерям, кем бы те ни оказались. И Эрика вдруг понимает, что ее муж, вероятно, оказался в конечном счете неспособен на то же самое, – и в этом, скорее всего, причина того, что его больше здесь нет.

– Чаю хочешь? – спрашивает Сомер, подходя к чайнику. – Кофе?

Фейт молча качает головой, однако Эверетт выражает согласие. Она поступила бы так же, если б уже выпила четыре чашки и была бы накачана кофеином; дело не в напитке, а в домашнем уюте, в успокаивающем воздействии обыденных мелочей. В шкафу есть только банка с растворимым, но маленькое помещение наполняется ароматом. На первый раз неплохо; Сомер недоумевает, почему на запах он неизменно лучше, чем на вкус.

Она придвигает к столу табурет и ставит перед Эв чашку. Женщины ждут, заговорит ли Фейт первой, – им хочется, чтобы она взяла инициативу в свои руки.

– Итак, – начинает Эверетт, растянув процесс добавления в кофе сахара и молока (обыкновенно она не добавляет ни то, ни другое) так долго, как это только в человеческих силах.

– Я поговорю с вами, – наконец говорит Фейт. – Но я не хочу, чтобы это вышло наружу. Я имею в виду широкую огласку. Того, кто я. Какая я.

Женщины переглядываются. Они понимают, как опасно давать подобные обещания. Особенно если это действительно преступление на почве ненависти. Сомер шумно вздыхает и принимает решение.

– До тех пор пока мы не будем знать, кто это сделал, мы не узнаем почему. Если этот человек поступил так потому, что ты такая, мы предъявим ему обвинение в этом, и тогда уже не удастся полностью исключить упоминание твоего имени.

Фейт начинает было качать головой, но Сомер продолжает:

– Однако, если он напал на тебя потому, что ты красивая девушка, а ты действительно красивая девушка, тогда это уже другое дело. В любом случае я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы защитить твою личную жизнь.

Она берет Фейт за руку, заставляя ее посмотреть ей в глаза, поверить ей. Их взгляды встречаются, и девушка медленно выпрямляется и поднимает голову.

– Хорошо. Что вы хотите узнать? – говорит она.

– Почему бы тебе не начать с самого начала? – предлагает Сомер. – Ты позавтракала с мамой и сестрой и отправилась в колледж, так? Начнем отсюда.

Фейт собирается с духом.

– Я вышла из дома ровно в девять и направилась к автобусной остановке на Черуэлл-драйв. Там это и случилось.

– На тебя напали – тебя похитили? Ты это хочешь сказать?

Фейт опускает взгляд и кивает.

– Улица обычно довольно оживленная в это время дня, да? – говорит Эв. Она произносит это как вопрос, в надежде на то, что так в ее словах прозвучит меньше вызова; однако никуда не деться от того факта, что Райдал-уэй – торная дорога, а в то утро не было никаких сообщений о происшествиях. Мысль о том, что молодую девушку могли похитить на оживленной улице в разгар часа пик, и никто ничего не заметил…

Фейт на мгновение поднимает взгляд.

– Как раз начался дождь. Сильный.

Что, конечно, могло все объяснить. Дорога внезапно оказывается залита водой, окна запотевают, водители больше сосредоточены на том, куда едут, а не на том, что творится вокруг них.

– Я остановилась, чтобы достать зонтик, – продолжает Фейт. – Поставила сумку на стенку и открыла ее. Тут все и произошло. Мне на голову накинули пластиковый пакет и потащили назад. Я попыталась отбиваться от них, но они приставили что-то к спине. Что-то острое. Я решила, что это нож.

– Лица нападавшего ты не видела? – спрашивает Сомер, стараясь сохранить голос спокойным. От этого кошмарного сна она сама просыпается на рассвете. Невозможно дышать, невозможно ничего видеть. – Никто не проходил мимо прямо перед этим? Никто не болтался рядом?

– Я была в наушниках, так что не следила за тем, что происходит вокруг.

– И что было дальше?