Его единственная любовь

– Нет, сэр, – признался Армстронг.

Встревоженный поведением лейтенанта, Харрисон смотрел ему вслед, пока тот возвращался в форт. В отношении Армстронга что-то следовало предпринять.

Где был Ворон? Прошлой ночью он ее оставил, не сказав ни слова, не намекнув на то, что они снова увидятся и если увидятся, то когда. Как ей вызвать его к себе? Только силой воли и желания?

Лейтис встала и осторожно задвинула скамейку под стан. Она потянулась, расправила плечи, потом перегнулась в талии, чтобы избавиться от онемелости в затекшей спине. Сегодня она работала слишком долго, но это было наилучшим способом скоротать время. Стараясь выткать сложный узор, она избавилась от чувства смятения и томления.

Лейтис вышла из комнаты и снова прокралась в часовню.

Нежный ветерок проникал сквозь арочные проемы и раздувал ее юбки. Они выплясывали странный танец, обвивая ее щиколотки, а ветер трепал волосы, выдирая из них ленту. Эта ночь была напоена серебристым лунным светом. Слух Лейтис был обострен, настроен на малейший звук или шорох, на легчайшее движение, но до нее доносились только порывы ветра и плеск волн в озере. Вскрикнула какая-то ночная птица, и ее тревожный крик вторил томлению встревоженного сердца Лейтис.

Дух неповиновения кружил ей голову, пьянил, но не только поэтому она жаждала появления Ворона. Она хотела поговорить с ним о своих соображениях, возможно, мелких и незначительных, и желаниях, возможно, несоразмерно больших. Ей хотелось посмеяться вместе с ним над какими-нибудь глупыми мелочами. Она снова стремилась испытать то, что чувствовала прошлой ночью, снова испытать чувство товарищества и равенства с ним, будто она знала его хорошо и давно.

Была и другая причина, в которой она не осмеливалась признаться даже себе. Она испытывала непонятное волнение в его присутствии, и ей снова хотелось испытать это чувство.

Лейтис вернулась в комнату, зажгла свечу и подошла к окну, прислушиваясь к звукам, доносившимся из форта Уильям. Неужели они никогда не перестанут маршировать? В былые дни Гилмур ночью погружался в безмолвие. Его окутывала туманная дымка, поднимавшаяся от озера, и замок казался волшебным и безопасным местом. Но больше он таким не был.

Она попыталась думать о менее мрачных вещах, вспомнила о прошлой ночи, когда их смех перемежался со страхом. Вспомнила поцелуи Ворона. Первый был быстрым, стремительным. Его улыбающиеся губы прижались к ее губам. Потом он нежно протянул ей букетик вереска. Он казался ей таким знакомым, будто она знала его давным-давно.

Лейтис принялась кружить по комнате. Ее движения были беспокойными, а мысли возвращались ко вчерашней ночи и Ворону.

Откуда он знал старого лэрда? Он знал и о лестнице, об истории Иониса. Все эти тайны могли быть известны только внуку лэрда. Нагрудный знак клана, который он ей показал, был из золота, и это было необычно. Но внук лэрда мог обладать таким сокровищем.

Неужели это мальчик из ее детства? Йен Макрей, сын англичанина и шотландки, навсегда оставивший Гилмур в давно минувшие дни?

Возможно ли это? Она внезапно опустилась на стул.

Конечно, она узнала бы его. Или могла не узнать?

Она вспоминала ту ночь, когда он бодрствовал у смертного одра матери и его глаза были полны боли и гнева. Она припомнила и собственную боль, когда он отверг ее дар и бросил на землю, а потом растоптал сапогом.

Но ведь Ворон явно знал ее, и она сделала это открытие, когда он повязал шарф вокруг ее головы и заметил, что в детстве волосы были у нее более блестящими. Неужели это Йен?

Лейтис припоминала, как смеялся этот мальчик, как они с ее братьями подтрунивали над ней и как он внимательно слушал ее, гак что она могла поделиться с ним любой мыслью А как насчет его внешности? Он был красив, с темными волосами и глазами, которые всегда сияли счастьем. Но ведь она видела его в последний раз ребенком, а с тех пор минуло столько лет!

Неужели это он? А если это так, почему он не признался ей в этом? Почему прятал свое лицо за маской якобы для того, чтобы защитить ее?

Она вздрогнула, услышав тихий стук в дверь. Вероятно, Дональд пришел спросить, не нужно ли ей чего-нибудь. Она открыла дверь и увидела мужчину, занимавшего все ее мысли.

Ворон, казалось, был в нерешительности. Он стоял на пороге, заполняя собой весь дверной проем. В свете свечи он казался еще более таинственным – высокий и широкоплечий, во всем черном. Маска скрывала его лицо, подчеркивая красоту полных губ и четко очерченного подбородка.

– Тебе сюда нельзя, – предостерегла его она. – Это опасно. Сюда в любой момент может войти Дональд.

– Все еще заботишься о моей безопасности? – Он улыбнулся, вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

– Кто-то должен о тебе заботиться, – сказала она, поднимая на него глаза. – Ты слишком рискуешь.

– Может быть, мне стоит рискнуть.

– Зачем ты здесь? – спросила она тихо.

Он наклонился к ней, и она почувствовала его дыхание на своей щеке.

– Возможно, мне захотелось снова поцеловать тебя, – поддразнил он ее.

Она крепко сжала руки перед грудью. Для нее было бы разумнее бежать из Гилмура от поползновений полковника и Ворона. Но было похоже, что сегодня ее снова поцелует другой и едва знакомый мужчина. Мужчина, которого она почти не знала. Или все-таки знала?

Она запрокинула голову и закрыла глаза, говоря себе, что этот поцелуй будет вроде противоядия от другого. И его губы прильнули к ее губам. Они были теплыми, его дыхание обжигало, а язык, вторгшийся в ее рот, поверг ее в полное смущение. Все ее тело обдало жаром, когда она разжала руки и сама обняла его.

Она изумилась тому, что сделала, и это было ее последней мыслью перед тем, как его страстный и дерзкий поцелуй заставил ее забыть обо всем. Она подумала: «Неужели поцелуй может обладать такой магической силой?» Казалось, она воспарила высоко к звездам. Как странно, что прежде она считала поцелуем только нежное мимолетное прикосновение чужих губ к своим.

Ее губы раскрылись навстречу ему, а руки крепко вцепились в его плечи. И он все еще целовал ее, будто подслушал ее мысли и хотел изгнать из ее памяти все другие объятия, кроме своих теперешних.

Он целовал ее прежде, но те поцелуи были спокойными, нежными, сладостными. Они не были такими прожигающими насквозь, такими опасными.

Наконец он оторвался от нее, к ее неудовольствию, но она не осмелилась сказать об этом, а только прижалась лбом к его груди и, услышав, как бьется его сердце, поняла, что и ее бьется так же тяжело и гулко.

«Сделай шаг назад, Лейтис. Собери в кулак свое чувство собственного достоинства и притворись, что такое тебе не в диковинку и что это случалось с тобой и раньше».

Но ноги отказывались ей повиноваться, а руки не выпускали его. Ее достоинство было безвозвратно утрачено с первыми же словами, которые она попыталась пробормотать. Она не могла скрыть своего удивления и восторга. С Маркусом она не испытывала ничего подобного. И уж конечно, ничего похожего не испытала с Мясником. Нет, решительно, ничего подобного она никогда не испытывала прежде.

Слова стремились вырваться на свободу, и не успела она хорошенько подумать, как сорвались с ее языка:

– Почему ты поцеловал меня так, что я вся дрожу?

– Я должен просить у тебя за это прощения? – пробормотал он.

Он дышал столь же прерывисто, как и она. Мудрая женщина ответила бы положительно, собрав всю свою гордость. Лейтис же только покачала головой. Щекой она прижималась к его груди, потом поцеловала его в грудь через рубашку, туда, где так сильно и. быстро билось его сердце.

«Поцелуй меня еще раз». Она не посмела высказать своего желания вслух. Но ее рука разглаживала складки на рукавах его рубашки, и этот жест можно было истолковать как мольбу.

Он приподнял ее голову за подбородок, запрокинул назад и снова поцеловал. Это был долгий, медленный, бесконечный поцелуй, пробудивший в ней жар греховного желания. Под ее сомкнутыми веками сверкала разноцветная радуга, горели ярко-синие колокольчики и пурпурный вереск.

Он вдруг отстранился от нее, подошел к столу и встал спиной к ней.

– Я пришел просить тебя о помощи, – сказал он, – а вовсе не осаждать тебя своими ласками.

– Так вот что это было? – спросила она ласково. – Значит, мне следовало разгневаться? Или устыдиться?

Он вопросительно посмотрел на нее через плечо.

– Ведь мне это было приятно.

Его мягкий, необидный смех озадачил ее.

– Я никогда не могу угадать, что ты скажешь.

– Конечно, в женщине всегда должна оставаться загадка, – поддразнила она его, ощущая удивительную легкость и бесшабашность. Как странно, что такое действие мог оказать на нее поцелуй!