Одна среди туманов

– Извини, мне нужно торопиться.

– Я сам тебя отвезу. В таком состоянии тебе нельзя садиться за руль. Тем более что на обратном пути тебе придется везти ребенка.

Когда он назвал Кло ребенком, я чуть не рассмеялась. Я-то хорошо ее знала, но Трипп… Видел бы он этого ребеночка!.. Вместе с тем я не могла не признать, что Трипп прав. Мне очень повезло, что я добралась до Миссисипи без происшествий. Да, я поступила самонадеянно и глупо, отправившись через всю страну под действием замедляющих реакцию таблеток (и это было не единственное их побочное действие), но такой уж я стала: глупой, безответственной и… несчастной.

– Что ж, спасибо. – Я всмотрелась в его лицо. – Хотела бы я только знать, отчего ты так со мной любезен?

Трипп не отвечал так долго, что я успела пожалеть о своем вопросе. Я совсем забыла: задавать вопросы Триппу Монтгомери было все равно что ходить по минному полю.

– Наверное, оттого, – промолвил он наконец, – что я не вижу очереди из желающих тебя подвезти.

Возразить на это мне было нечего, и я отправилась в кухню, чтобы предупредить Кло о нашем отъезде. На улицу я вышла через заднюю дверь. Ветви на упавшем дереве слегка раскачивались под ветром, словно оно все еще было живым, но черные силуэты ворон на них неожиданно показались мне зловещими. Пока кипарис стоял, птицы регулярно садились на его ветки, но сейчас они напоминали падальщиков на трупе. Яму у вывороченных корней кто-то прикрыл брезентом, но желтая полицейская лента была по-прежнему на месте.

Низкое закатное солнце заливало теплым оранжевым светом поля, болота и задний двор, играло на стенах желтой усадьбы и на ветвях упавшего дерева. За каких-нибудь двадцать четыре часа моя жизнь круто переменилась, а владевшие мною безнадежность и растерянность сменились ощущением, будто я, словно отцепившийся вагон, стремительно несусь с горы вниз, навстречу мощной кирпичной стене.

– Эта желтая лента еще долго будет здесь висеть? – спросила я Триппа, думая о Кло, которая, подобно всем подросткам, испытывала нездоровую тягу ко всему связанному со смертью и тленом.

– До тех пор, пока мы не убедимся, что в земле больше не осталось ничего важного, – ответил он.

Прохладный вечерний ветер подхватил мои волосы, остудил покрытую липкой испариной шею.

– А вам уже удалось что-нибудь выяснить?

– Пока со всей определенностью могу сказать только одно: эти кости принадлежат женщине, к тому же они пролежали в земле довольно много времени.

– Как ты узнал? По-моему, они не выглядят достаточно… старыми.

– Вокруг скелета много мощных корней. Такие за год не вырастут. И за пять лет – тоже.

Я кивнула, не в силах отвести взгляд от ямы, где останки неизвестной женщины много лет дожидались вчерашней грозы, которая повалила дерево и наконец-то явила их миру. Мне было жаль ее, эту женщину, к которой я испытывала что-то вроде родственного чувства. Как и она, я хорошо знала, каково это – быть похороненной в безымянной и безвестной могиле, среди оплетающих твои члены корней.

Только я была похоронена заживо.

Мгновение спустя мне почудился хорошо знакомый с детства звук, и я слегка наклонила голову, прислушиваясь. Над болотами разносилась то ли песня, то ли жалоба, то ли горестное стенание. Бутси говорила, что кипарисы на болоте поют, когда под ветром один сук трется о другой. А Матильда утверждала, что так звучат голоса одиноких душ, навеки заключенных в дуплистых кипарисовых стволах. Мол, на небо им не попасть, вот они и жалуются. Как бы там ни было, мне всегда казалось, что это – настоящая музыка, которую исполняли сказочные струнные инструменты, вот только мелодия, которую они выводили, была порой слишком одинокой и тоскливой. Для меня песня кипарисов всегда ассоциировалась с домом, и, услышав ее сейчас, я вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Не говоря ни слова, Трипп взял меня под локоть и повел к своей машине, а кипарисы все стонали, жалуясь на судьбу голому саду и упавшему дереву на могиле неизвестной женщины.

Глава 7

Аделаида Уокер Боден. Индиэн Маунд, Миссисипи. Апрель, 1922

– Простая… Хромая… Кочерга кривая… – нараспев приговаривала Сара Бет, ловко прыгая на одной ножке по разложенным на полу парадной гостиной выстиранным и отутюженным отцовским носовым платкам, заменявших нам начерченные на мостовой «классики». Платки Сара вытащила из ящика комода. Ее идея мне сразу не понравилась, но подруга сказала, что это ничего – никто не узнает.

Матильда сидела на полу в уголке и, обняв руками колени, молча наблюдала за нами, должно быть, гадая, с чего это двум взрослым девушкам вздумалось поиграть в «классики». Впрочем, я видела, как шевелятся ее губы, когда Сара Бет и я распевали знакомую с детства считалку.

Еще вчера тетя Луиза собиралась вынести из дома ковры и как следует выбить, но из-за начавшегося дождя добралась только до заднего крыльца. Дядя Джо, глубокомысленно поглядывая в окно на затянувшие небо облака, пустился рассуждать о том, удастся ли в этом году вырастить приличный урожай и выдержат ли дамбы. Эти разговоры он заводил каждый раз, когда начинались весенние дожди – просто противно было слушать! Лично меня уже тошнило от его бесконечных разглагольствований на тему погоды, поэтому я при первой же возможности сбежала к Саре.

Увы, у Хитменов было ненамного веселей. Ненастная погода вынуждала нас сидеть дома. От скуки мы и принялись играть в детские игры вроде «классиков» и бабок, а ведь приходилось еще соблюдать тишину, поскольку миссис Хитмен слегла с очередным приступом мигрени и сейчас отдыхала в постели в своей спальне наверху.

Я бросила биток – большую пуговицу, которую мы отыскали в Бертиной корзине для рукоделия, и промахнулась, не попав в намеченный квадрат – то есть носовой платок.

– Пропускаешь, пропускаешь! – злорадно воскликнула Сара Бет. – Теперь я.

Это было одно из правил игры, которые, как я подозревала, моя подруга сочиняла на ходу, но спорить я не стала. Сара Бет не любила и не умела проигрывать, поэтому играть с ней было мукой мученической. Волей-неволей приходилось идти на уступки, к тому же сегодня мне было абсолютно все равно, кто победит. Больше всего мне хотелось, чтобы дурацкий дождь поскорее закончился и можно было выйти на улицу.

Кивнув в знак согласия, я отступила в сторону, чтобы не мешать Саре прыгать по отцовским платкам, и тут мне на глаза снова попалась Матильда. Ага… Я повернулась к девочке (главным образом для того, чтобы дать подруге возможность сжульничать и, таким образом, поскорее покончить с игрой, которая мне порядком надоела), но Матильда отпрянула за спинку дивана, словно пытаясь от меня спрятаться.

– Эй, ты в школу ходишь? – спросила я, но Матильда только сверкнула большими карими глазами и ничего не ответила. Может, она немая?.. Мне приходилось слышать о людях, которые не умели говорить, но их обычно отправляли в приют в Джексоне, так что сталкиваться с настоящими немыми мне пока не приходилось.

– Сколько тебе лет? – снова спросила я. Я знала, что ей одиннадцать, но мне хотелось проверить, сумею ли я ее разговорить.

Потом я вспомнила, что Берта приехала вместе с миссис Хитмен из Нового Орлеана. Что, если ее дочь говорит только по-французски?

– Ты умеешь говорить по-английски? – произнесла я громко и очень отчетливо.

– Оставь ее в покое, все равно она ничего не скажет. – Сара Бет сделала последний прыжок в «дом» и, поправляя растрепавшиеся волосы, шагнула ко мне. – Нам, во всяком случае… Со своей матерью-то она разговаривает нормально, я сама сколько раз слышала. Но нам Матильда никогда ничего не говорит – я так и не смогла вытянуть из нее ни словечка, как ни старалась. Мама говорит, наверно, она в детстве упала с лавки и ударилась головой, потому-то она такая странная.

Я слегка нахмурилась.

– Не говори так, это… нехорошо. Она, может, и не говорит, но ведь слышит же!

Сара Бет только отмахнулась, потом швырнула пуговицу-биток куда-то в угол и нарочито зевнула.

– Ну и скучища!.. – протянула она. – Чем бы таким заняться? А, придумала! Пойдем послушаем папин приемник.

Словно в подтверждение моих слов о том, что Матильда вовсе не глухая, чернокожая девочка уставилась на Сару Бет с очевидным ужасом. Как и я, впрочем. Мистер Хитмен заплатил за новенький радиоприемник целых шестьдесят пять долларов – огромную сумму, и Саре было строго-настрого запрещено к нему прикасаться. Приемник хранился в его кабинете – в том самом, где мы заглядывали в семейную Библию Хитменов. Лично я всегда старалась, чтобы меня даже не видели поблизости от радиоприемника, не говоря уже о том, чтобы его включать. Пусть мне лучше выдерут на голове все волосы, но я к нему и пальцем не прикоснусь!

Как раз в этот момент в прихожей раздались шаги, и Матильда, подскочив, словно ошпаренная кошка, бросилась собирать носовые платки. Схватив их в охапку, она прижала платки к груди и юркнула за спинку дивана за мгновение до того, как отворилась дверь и в комнату заглянула Берта.

– Уж вы, девочки, ведите себя потише. Мисс Хитмен что-то нездоровится.

Мы с Сарой дружно кивнули и состроили постные лица, но Берта все равно оглядела нас с очень большим подозрением. Поджав губы, она качнула головой и снова исчезла.

Матильда, стоя на коленях за диваном, несколько раз встряхнула один из платков и аккуратно сложила его по складкам. Опустившись на пол рядом с ней, я взяла из кучи другой платок и попыталась проделать то же самое.

– Спасибо, Матильда. Ты только что спасла Сару Бет от порки, – сказала я совершенно искренне. – И меня тоже… – Я мрачно посмотрела на подругу, которая плюхнулась на диван и принялась обмахиваться номером «Домашнего журнала для леди».

– Тут жарче, чем в чертовой преисподней! – заявила Сара Бет. Недавно она решила, что брань делает ее старше, и с тех пор не упускала случая вставить в речь «взрослое» словечко. – Я просто задохнусь, если останусь здесь еще хотя бы на минуточку.

На секунду подняв взгляд, я увидела, что Матильда внимательно за мной наблюдает. Впрочем, девочка тут же отвернулась, сделав вид, будто очень занята складыванием платков.

Сара Бет снова вздохнула.

– Папа велел, чтобы я сходила в ювелирную лавку Пикока и отнесла в починку его часы, но в такой дождь я ни за что не выйду из дома. Позвони-ка Уилли, может быть, он нас подвезет?

Я так и не узнала, когда именно Сара Бет успела втрескаться в моего кузена Уилли, который был на пару лет старше меня. О своих чувствах она мне тоже не рассказывала, но я давно заметила: с тех пор, как Уилли исполнилось шестнадцать и дядя Джо разрешил ему ездить на своем стареньком «Форде», Сара Бет стала пользоваться любым предлогом, чтобы включить его (и машину) в нашу программу развлечений во все дни, когда нам не нужно было идти в школу.

Я сложила последний платок и посмотрела на часы на каминной полке.