Внучка берендеева. Второй семестр

Имя?

Имя я писать умела. И не только его. И пусть держала перья самописные не так ловко, как иные студиозусы, и вправду с малых лет к наукам приученные, но все ж не роняла. Да и читала не по складам.

– Ты ведь понимаешь, что в большинстве случаев время упущено. Что их удел – пяток заученных заклинаний. Даже не заученных, задолбленных намертво, без надежды понять их структуру… что им самим большего не надо.

– И что?

– И то, что исключения бывают, согласна, но тратить время, тратить силы… ресурсы на такую вот дрессировку?! Чего ради? Глупой идеи о равноправии?

Еська хмыкнул, и Елисей, не открывая глаз, показал ему кулак: молчи, мол. Верно, волшба была очень уж тонкою.

– И ты, и Михаил Егорович… вы идеалисты, Фролушка! Вам кажется, что весь мир можно взять и переменить по собственному хотению. Вы в упор не желаете видеть, что перемены эти никому не нужны!

– А что нужно?

– Магики. Сильные магики. С хорошим уровнем подготовки. А не недоучки, которые получают на выпуске такую же грамоту, как действительно знающие специалисты. Подумай о репутации Акадэмии… где выпускники, которыми можно гордиться? Нет… разбредаются по весям… заговаривают землю, скот лечат.

– А тебе бы подвигов.

– Хоть бы и так! – с пылом воскликнула Люциана Береславовна. – И не подвигов, а… думаешь, азары бы глянули на наши земли, если б тут жили настоящие магики?

Не об том беседа пошла, а все одно слушать любопытственно. И совесть нисколько не гложет. Может, разговор энтот и не предназначен для чужих ушей, да только вышло так, что в игры этии высокие меня втянули и супротив воли.

– И ты надеешься вырастить этих настоящих магиков из боярских детей? – Фрол Аксютович не стал скрывать насмешки. – Сама-то ты не идеалистка, Люци? Оглядись! Кто из них, из нынешних, о подвигах помышляет? Кому вообще эти подвиги нужны? Нет, может, твои бояре и писать умеют, и читают споро да не на одном языке, только думают все больше о собственных нуждах и желаниях. Меряются не умением, а тем, чей род знатней, а чей – богаче. И дай таким настоящую силу, что они с нею делать станут? Молчишь? А я скажу. Не будет с этих, позволения сказать, магиков защиты земле, но лишь одно разорение. И не кривись… что, давно стихла боярская грызня? Или не стихла, это я слишком уж понадеялся. Попритихла… но все равно каждый на земли соседа глядит, прикидывая, как бы половчей отхватить кусок-другой. Или людишек переманить… а если не выйдет, так хоть в разорение ввести. Все радость. Что скажешь? Остановят это магики? Или каждый за своим родом станет интересы блюсти.

Еська хотел чего-то сказать, но опомнился, мотнул головою зло и ладонью по колену ляснул. От резкого звука в воздухе зашипело. Егор нахмурился. Елисей заводил руками над пергаментом, спеша выправить волшбу, а Еська виновато втянул голову в плечи да руками развел: мол, тяжко ему молчать.

– Думаешь, холопы лучше? – Голос Люцианы Береславовны звенел от гнева. – Если так, то ты…

– Хватит. – Слово Архипа Полуэктовича упало, словно камень. – Как дети малые, ей богу… значит, ты, Люци, уверена, что это шутка?

– Конечно.

– Дурная шутка…

– Да я же говорю, этот дым целители используют…

– Волчье лыко они тоже используют, – возразил Архип Полуэктович. Он говорил неспешно, растягивая слова. – Только ж обычный человек им потравится…

– Вопрос концентрации… – Люциана Береславовна осеклась, и воцарилось молчание, да такое, что я, признаться, подумала, что развеялась волшба. Но нет, что-то звякнуло, заскрежетало, будто кто мебель двигал.

– Концентрации, значит.

– Это в любом случае лишено смысла! Ваша Зослава… да никому, кроме вас, она не нужна! А студенты… они же как дети… кто-то решил, что будет забавно нанести на мой инструмент сок белодонника… глупая шутка!

– Люци, а скажи… многие ли из твоих студентов способны, скажем так, рассчитать реакцию? Понять, как изменится состав, если добавить в него этот самый сок…

– На что ты намекаешь?

– На то, что ты в своем упрямстве не желаешь замечать очевидного. Я, конечно, далек от зельеварения, да помнится с остатков, что наука эта непростая. Кинь твой белодонник чуть раньше аль чуть позже, и ничего не выйдет. Или если вместо белодонника белого лекарственный взять… или не соком, а пыльцою… а тут все одно к одному совпало. Расчет.

– Или случайность. Тебе ли, Фролушка, не знать, как оно порой бывает… но, Божини ради, подумай. Если и вправду хотели навредить кому-то, той же Зославе… – имя мое она произнесла с презрением, хотя, видит Божиня, ничего-то не сделала я этой женщине, так за что ж меня презирать? – так почему выбрали столь ненадежный способ? Технически – выполнить сложно. Ты прав, минутой раньше или позже, и реакции бы не было или не столь бурно протекала бы она. Но допустим, кто-то сумел предугадать, что из всех инструментов я воспользуюсь именно третьим черпаком…

– Ты им почти всегда пользуешься, – встрял Архип Полуэктович. – Уж извини, Люци, но твои практикумы из года в год не меняются.

– Это плохо?

– Не о том речь…

– Ладно, пускай. Но тогда почему белодонник? Почему, скажем, не вытяжка из темнокореня? Или не горные слезы? Реакция была бы столь же бурной, а дым… никого бы в живых не осталось.

– Ну… – Я почти видела, как морщит лоб Архип Полуэктович. – Чернокорень черный. Ты б заметила, если б кто перемазал твой черпачок дегтем. А слезы гор поди попробуй достань…

– Я своими инструментами тоже не разбрасываюсь! И если твой шутник добрался до черпака, то и слезы достал бы…

– Значит, ему не нужно было убивать всех.

– Ему вообще не нужно было никого убивать, – устало повторила Люциана Береславовна. – Дым безобиден. Не веришь мне, спроси у Марьяны. Она точно не упустит случая открыть тебе глаза… она это дело любит, если помнишь.

– Безобиден… безобиден… что там в составе?

– Мыльнянка обыкновенная. Ивовая кора. Сушеная рожаница… мы варили зелье против запоров.

– От запоров теперь точно ни у кого не будет, – хмыкнул Фрол Полуэктович.

– Рожаница и белодонник… а если вместо мыльнянки взять листья басманника…

– Дурманное зелье? – это сказал Фрол Аксютович. – Люци, а дурманное зелье можно в дым…

И вновь тихо-тихо. Слышно, как скрипит что-то, не то стул, не то перо стальное по бумаге, а может, и вовсе мне этот скрип мерещится.

– Если изменить вектор наполнения силы… дурманное требует куда большей концентрации… и тогда понадобится кошачья моча…

Еська скривился, небось прикинул, сколько успел вдохнуть дыма, на кошачьей моче сваренного.

– …и сушеный бычий пузырь… и…

– …ты бы заметила, если бы добавляла сушеный бычий пузырь в зелье от поноса?

– От запора!

– Не важно.

– Не скажи, – хохотнул Архип Полуэктович, – от когда случится у тебя чего, тогда и поймешь, что в иной момент очень даже важно, какое зелье тебе суют, от поноса или от запора.

– Нет.

– Что, Люци?