Драконий берег

Я хмыкнула:

– Кто будет платить за то, что можно взять бесплатно? Не хочешь на поле, у миссис Клопельски в палисаднике отличные эти… георгины. Или хризантемы? Но сразу предупреждаю, у нее ружье имеется. И стреляет она покруче твоего папаши. Что? Знаешь, сколько желающих на эти георгины? Или хризантемы…

А смех у него был приятным.

Только не стоило обольщаться, что это что-то значит. Я довезла его до мотеля, точнее той конуры, что выдавали за мотель.

– Я загляну завтра, – сказал Томас.

Я же пожала плечами. Пускай себе.

Глава 9

В этом треклятом городке ничего не изменилось.

Узкие улицы. Пыль.

Мальчишки, которым было нечем заняться, и от безделья они сбивались в стаи, а уже стаи вяло воевали друг с другом за пустые дворы и темные переулки. Иногда в переулках появлялись крысы, и тогда мальчишки оживлялись.

Крысиная охота – то еще развлечение.

Томас потер нить шрама на левой руке и поморщился. Порой крысы защищались.

В мотеле гуляли сквозняки. Домишко этот, перестроенный то ли из сарая, то ли из коровника, отличался какой-то особенной несуразностью. Он был длинен и низок. В расположенные на разной высоте окна свет почти не проникал, зато остатки тепла уходили.

Да и какое тепло?

Дощатые стены. Скрипучие полы. И вездесущая плесень, которая обжила и стены, и подоконники, и по потолку поползла ржавыми пятнами.

Зато хозяйка мотеля не изменилась.

– Чего домой не едешь, Томми? – поинтересовалась она, сплевывая табачную жвачку прямо под ноги. – Не рады будут?

– Не хочу стеснять.

Она хохотнула. И ключ кинула:

– Надо будет одеяло, скажешь. Тебе бесплатно.

Ключ, слегка погнутый, но почти чистый, Томас взял. И поинтересовался:

– Что здесь вообще нового?

Миссис Гольстром хмыкнула:

– Вынюхиваешь?

– Работа такая.

– А приличным парнем был. Папаша твой небось в гробу переворачивается. Он федералов крепко недолюбливал.

Она была толста и неопрятна. Она носила цветастые балахоны, до того одинаковые, что, казалось, различаются они лишь пятнами.

На одном – от соуса. На другом – от горчицы. Третье и вовсе пестрит мелкими темными – то ли крови, то ли сока. Нынешнее миссис Гольстром украсила воротничком. Даже почти белым.

– Но ты ж у нас не просто так, ты ж у нас по делу, верно?

Передние зубы она давно потеряла, поговаривали, что еще в той жизни, в которой был весьма бодр покойный ныне мистер Гольстром с его страстью к выпивке и игре.

– По делу, – согласился Томас. – Может, разрешите вас угостить?

– А вежливый какой… фу-ты ну-ты… угощай. Эй, Кир, сгоняй за выпивкой. И пожрать пусть дадут.

Мальчишка, служивший и горничной, и носильщиком, и прочим обслуживающим персоналом, вынырнул откуда-то из подсобки и застыл с вытянутой рукой. Пятерка мигом исчезла в рукаве.

– Сдачу чтоб принес, дьяволово семя.

Она уселась на высокий табурет и сказала:

– Спрашивай.

– Если бы знать о чем… слышал, старый Эшби ушел?

– А то… давненько уже. Слышала, молодого Вихо нашли?

– Нашли.

– Неподалеку?

– Есть такое.

Она кивнула и, вытащив из кармана пачку табаку, отрезала кусок, сунула за щеку.

– Будешь?

– Воздержусь.

– И правильно…

– На его месте теперь Ник?

– А кто еще? Кто ж может быть, если не Эшби… туточки он… про него, стало быть? С чего бы это?

– С кого-то ведь надо.

– Твоя правда… и чего сказать? Эшби – он Эшби и есть. Вот взять тебя, ты у нас вежливый, лощеный весь из себя, что коровья задница, но сковырни чуток, и нутро попрет. Нутро-то старое, что у тебя, что у папашки твоего, что у деда. Хоть ты весь наизнанку вывернись, а себя не перекроишь. Эшби, они… эти… ристократы. Вот.

Она даже жевать прекратила, довольная тем, что смогла произнести слово, столь непростое.