Змеиная вода

– Не настолько, чтобы начать расследование.

Чуть морщится.

– Вы его все одно начнете, – Мария Федоровна решает, что разговор окончен и встает. – Прошу меня простить, но у меня действительно начинает болеть голова.

Ложь.

Еще одна ложь.

Что-то подсказывало, что лжи в этой истории будет много.

Поезд пахнул паром и дымом, который оставил горький привкус на губах, и двинулся дальше. Громыхнули колеса. Качнулись вагоны, трогаясь с места, уползая по ленте шпал дальше. Лязг, скрежет и запах металла. Редкие люди – станция была невелика. Но кто-то вот машет вслед поезду рукой.

А кто-то опасливо косится на гостей.

Девочка, которая притомилась ехать, крутится рядом с чемоданами. И вид её заставляет Марию Федоровну морщится.

Анатолий и вовсе мрачен.

А еще, кажется, он успел выпить. Запах, от него исходящий, едва ощутим, он мешается с тонким ароматом одеколона, прячется за дымными нотами табака, но присутствует. Да и красноватые пятна на щеках выдают.

Или это от жары?

Здесь осень другая. Точнее чувство, что её вовсе нет, что лето взяло да подзадержалось в этой глуши.

– А ничего так, – Тихоня упирается в спину и тянется. – Ух… притомился я ехать-то. Правда, зубастая?

Девочка щелкает зубами и хвостом виляет, что заставляет редких людей, которые еще остались на платформе, пятится.

– Вы бы хоть намордник ей одели, – Анатолий кривит губы. – И ошейник с поводком.

– А смысл? – Зима тоже тянется. И оглядывается. – Здесь миленько.

Бекшеев тоже смотрит. И вправду миленько.

Аккуратный вокзал, явно строенный еще до войны. Тогда в моде были пухлые колонны и обилие лепнины. И эта сохранилась на первый взгляд в первозданном виде.

Лепнину белили.

Вокзал красили. Дворники мели платформы и не только их, оттого и создавалось ощущение чистоты и какой-то провинциальной нарядности.

– Анатолий, – Мария Федоровна оперлась на руку сына, только почему-то показалось, что не столько ей опора нужна, сколько пытается она его удержать от необдуманных слов или поступков. – Здесь дымно… и нам пора домой. Посмотри, где Степан.

Тот ли это Степан, который нашел Ангелину?

Если тот, то с ним стоит побеседовать.

Позже.

– Конечно, матушка… сейчас.

– Слуги порой удивительно непонятливы, – извиняющимся тоном говорит Мария Федоровна. – И ведь сколько раз говорено, что встречать надо на платформе, а они все никак. Кстати, в городе отличная гостиница…

И молчание.

Взгляд выразительный… и снова странно. Этот намек таков, что не понять его невозможно. Но тогда для чего было предыдущее предложение? Или тогда они не посмели отказать в просьбе Одинцову, а вот сам Бекшеев – дело другое.

Ему отказывать можно.

– Тогда стоит на нее взглянуть, – ответила Зима, щурясь на солнце. – И город этот… люблю новые города. Здесь как-то уютненько, судя по вокзалу.

– Да, мой супруг много средств потратил, восстанавливая здесь все… – Мария Федоровна явно обрадовалась, что намек и понят, и услышан. – До поместья здесь недалеко… здесь в принципе все недалеко. Будем несказанно счастливы видеть вас в гостях…

Она хотела сказать что-то еще, но на платформе появился Анатолий в сопровождении крупного бородатого мужчины. Одет был тот в черный костюм, правда, купленный в лавке готового платья и не самой дорогой. А потому пиджак на животе натягивался, тогда как на спине вздувался пузырем. На локтях появились характерные белые потертости. Колени же брюк тоже чуть вытянулись.

Но мужик ловко подхватил чемоданы.

И удалился.

А с ним удалились и Мария Федоровна, и Анатолий…

– Охренеть, – сказал Тихоня. – Высокое гостеприимство…

– Вот знаешь, – Зима глядела вслед. – Даже и добавить нечего. Ладно… гостиница, стало быть? Надеюсь, туда с собаками можно.

– Ну, – Тихоня потрепал Девочку по загривку. – Ежели нельзя, то мы другое жилье поищем. Вот что скажи, шеф, чего Одинцов с этими-то придурочными возится? Вот даже мне ясно, что девчонку им отдавать нельзя.

– Увы, сама девчонка думает иначе, – ответил Бекшеев, опираясь на трость. – У нее любовь.

– Тогда да… аргумент.

Тихоня вздохнул.

– Лады. Постойте тут, а я машинку сыщу какую. А то ж до этой гостиницы еще добраться надо… нет, вот что за люди-то? Все из себя благородные, а как так-то – хвостом вильнули и прощевайте гости дорогие, сами разбирайтесь, где тут и чего…

– По-моему, он стал больше ворчать, – заметила Зима. – Старость?

– В целом ситуация.

Бекшеев почему-то чувствовал виноватым себя, хотя объективно говоря никакой вины за ним не было и быть не могло.

– Это да… – Зима почесала Девочку за ухом. – Слушай, а если посоветовать Одинцову сводить девчонку к менталисту? Пусть он ей поможет разлюбить?

– Ты серьезно?

– Нет, – ответила Зима. – Просто вот… мало того, что он явно сволочь, так еще и несамостоятельная. Жалко девочку. И поневоле начинаешь думать, что чуть-чуть помочь ей – это и не зло даже, это правильно и разумно. Хотя ни черта оно не разумно. Но… вся эта семейка. Меня от них дрожь пробирает.

Разговор прервал Тихоня, появившийся в сопровождении невысокого мужичка.