Драконья кровь

– Вашего мужа?

– Несчастной Патриции, которая вышла замуж за Гордона Эшби. Мой муж прятал его ото всех. Конечно, там ведь правда! А правда в том, что Эшби убивают! Всегда убивают! Просто раньше они покупали рабов. Много-много рабов, которые построили чудесный дом и все, что находится под домом, чтобы навсегда остаться в подземельях, – миссис Эшби вдруг успокоилась и сделала это столь же быстро, как до того впала в ярость.

Она сцепила руки. Коснулась ими лба, наклонилась, будто собираясь преклонить колени в молитве.

– Полагаю, это было естественно… он платил их жизнями за другие. За свою. За землю… раньше там ничего не росло. Пустыня подбиралась к самому морю, а над ней возвышались горы. И в горах обитали твари, способные своим дыханием обратить в пепел любой дом. От драконьего пламени нет защиты, – голос ее стал ниже, и говорила миссис Эшби напевно, притом раскачиваясь из стороны в сторону. – Айоха сумели с ними поладить… айоха отправляли к ним своих дочерей. Дочерей у них всегда хватало. И драконы кого-то ели, а кого-то слушали… но той девочке не хотелось быть съеденной, когда она перестанет приносить пользу. Она нашла белого человека и открыла ему правду. А он влюбился. Идиот! Как можно поменять все на любовь? Он взял ее в жены, хорошо, что не в церкви. Он поселил ее в доме. В том доме, который он поставил на драконьей земле. И, смешав свою кровь, породнился с крылатыми тварями. Они подарили Гордону Эшби право говорить. Но ничего не дается даром. Взамен он должен был кормить их. Плоть за силу… и души, много душ, чтобы появились новые опалы.

Она замолчала.

И Милдред молчала тоже. Безумная история? Но в каждом безумии есть своя толика истины. Надо лишь понять, где она прячется.

– Вы ведь помните сказки? Ни в одной сказке драконы не были добры. Так с чего вдруг? Я не помню, как начались роды. К этому времени я почти все время проводила в полусне. Я ела и спала. Спала и ела. Ела во сне. Я видела их, тех девочек, которых Станислав превращал в кукол. Он всем говорил, что собирает их для меня, но…

Она прижала палец к губам.

– На самом деле ему нравилось вспоминать… и нравилось убивать. Да… в этом правда. И когда он показал мне младенца, я поняла, что Ник будет таким, как его отец. Истинным Эшби.

Глава 3

Старый приятель выглядел помятым. Он щурился, тер переносицу и мотал головой, будто мух отгоняя. Мух в забегаловке и вправду хватало. Они гудели, кружились под потолком, садились на серые от пыли окна. Ползали по липким столам.

И порой забирались в тарелки.

Впрочем, народ здесь собрался простой и к мухам привычный.

– Может, куда еще сходим? – Лука осторожно коснулся вилки, которая даже с виду была липкой.

– Снобом стал?

– Вроде того. А ты?

– А я не стал. – Дилан осклабился. – Я, мой друг, человек простой.

В мятом сером пиджаке, наброшенном поверх мятой серой рубашки. Легкая небритость. Красные глаза. И запах дорогой туалетной воды.

– Для кого представление?

– Да так… есть тут один. – Дилан смахнул муху, которая медленно ползла по гамбургеру. Тот выглядел в достаточной мере заветренным, чтобы Лука отказался от мысли перекусить. – Решил, что уж больно хорошее у меня место, самому такое надо. Вот скажи, какого хрена молодняк вечно в начальство прется? Думает, что в моем кабинете медом намазано? Да я хоть завтра… сидишь целый день, над бумажками чахнешь, голову ломаешь, какую дыру теми грошами, что нам из бюджета выделены, заткнуть. Людей не хватает. Адвокатишки у клиентов землю роют, гонорарчики отрабатывая. Ребята злятся. Прокуратура тоже лютует, мол, виноваты, если дело вернули на доследование. Судьи через одного входят в положение хороших оступившихся ребят…

Дилан махнул рукой.

– На земле как-то оно проще было, понятней, что ли…

– Зачем позвал?

– Слух пошел, что вы моего парня нашли.

– Какого?

– Вихо.

– Твоего? – Лука подобрался. И даже грязноватую тарелку поближе подвинул. Нет, есть это он не станет. Прошли те времена, когда он и сухому хлебу рад был, а в такой вот забегаловке подрабатывал.

– Официально он нам никто… то есть имелся у нас сотрудник, но имя другое. И сам понимаешь, закрытый файл. Нужен был кто-то чистый, если проверить захотят.

Дилан вздохнул. И, отломав кусок булки – а ломалась она с треском, – сунул в рот. Жевал он медленно, всецело сосредоточившись на процессе.

– Тогда, помнится, все было куда как менее прилично. Это сейчас бандюки, чуть что, за широкие адвокатские плечи прячутся, а тогда ножик в руку – и ищи потом. Жертва ограбления. Или просто пьяной драки, в которой даже если виноватого найдут, но разве оно легче станет? А кто-то вообще пропадал, и с концами, это аккурат года три назад, когда колумбийцы пришли. Безумные ребята. Но их местные хорошо проредили и к порядку призвали.

Лука приподнял булку.

Вялый лист салата, явно видавший лучшие дни. Сизый огурец, который начал расползаться. И мягкая котлета с дырой в середине, точно пальцем проткнули. Соус лежал плотными комочками и с виду был твердым.

– Да ешь уже, тоже мне… цаца.

– Цаца. – Лука потер кончик носа. Надо будет шоколадный торт купить.

Ей понравится. Она шоколад любит. Или сочтет, что Лука нарушил тот молчаливый договор, который возник между ними? Торт – это слишком уж личное.

Или нет? Приедет наверняка уставшей, выложится до капли. И вообще, не стоило отпускать ее одну. Или стоило? Милдред не из тех, кто готов подчиняться.

– Вон, видишь… в углу сидит, пытается не смотреть. Это Тедди, мелкая шестерка у «Боевых котов». Коты, мать его, бизоны, тигры… хоть бы раз назвали себя баранами, какими по сути и являются. Тедди приглядывает за мной, собирает факты.

– Какие?

– Неумеренного пьянства. Злоупотребления. Проституток вот пытались подсунуть…

– А ты?

– А я был слишком пьян, чтобы воспользоваться. – Дилан широко осклабился. – А еще я играю. И проигрываю. Много… скоро, думаю, подойдут с предложением.

– А говоришь, жизнь скучная.

– Скучная. Разве ж это веселье? Все под колпаком… помнишь, раньше? В Нью-Йорке еще? Когда нас на складах зажали. Пули свистят… – Дилан прикрыл глаза, и вид у него сделался довольный.

– Свистят. – Лука потер плечо. Одна и присвистела. Чуть бы ниже, и все. А так месяцок в больничке, полгода реабилитации, потому как нерв задет, а они и с целительским присмотром восстанавливаются туго.

– Парня мы в университете зацепили. Была там одна история… предлагали ему заняться распространением. А он к нам пришел. Сам. Толковый был…

– Ты про Вихо Саммерса? Точно?

– А то… уникум… знаешь, к этому делу ведь тоже талант нужен. А у него был. Сперва я хотел зацепить рыбешку покрупнее. Дурь и студенты – это то же самое, что булка и масло, друг без друга никак. Но одно дело, когда там травка безобидная, а другое – когда серьезные мозголомы проскакивают. И ведь явно, что кто-то из преподавательского состава крышевал, уж больно нагло себя ребятишки вели. Вот я и предложил пареньку дельце. А он и согласился.

Дилан подпер щеку кулаком и вздохнул тоскливо.

– И чисто сработал, так чисто, что стало понятно, нельзя такой талант упускать. Я и пригласил его на беседу… уговаривать собирался, да… а он с ходу. У него характер такой был. Знаешь, случается, что люди на кураже живут. Вот и он тоже… чтобы риск, чтобы по краю… сочинили легенду… мы-то университетских взяли тихо…

– Погоди, та дамочка, которая любовница?