Смотри сердцем. Ясновидящая для Генерала

– Это в Северном-то замке в удовольствие? Это ж какая глушь!

– Ой, дядя, ну ты посмотри, где она сейчас живет, тоже ведь глушь несусветная, так что ей не привыкать. Будет себе тихо-мирно там сидеть. Дите родится, чуть подрастет, заберу к себе в столицу, а эта страшила пусть там живет и не мешает мне вести привычную жизнь.

– А свадьба…

– Свадьбы не будет. Быстренько обвенчаемся и сразу отправлю ее в Северный замок. Мне вся эта шумиха и мишура ни к чему. Изображать из себя счастливого молодожена я не собираюсь. Все будет тихо и скромно.

Я стояла на краю вазона ни жива, ни мертва. До меня медленно, но верно доходило, что обсуждали меня. Слышите грохот? Это рушатся мои мечты и надежды, погребая под собой все мои иллюзии. От шока мои ноги подкосились и я начала падать с вазона. Прямо на пышные кусты роз, любовно взращенные мачехой. С криком подстреленной гусыни я летела на длинные острые шипы.

Лошадь у соседнего дерева, испугавшись моих резких движений, дернулась и громко заржала. Граф Пинский, услышав странные звуки, выглянул в окно, но к счастью, не посмотрел вниз за подоконник, а только увидел забеспокоившуюся скотинку и, не заметив ничего подозрительного, тут же отошел от окна. По сути меня спасло то, что на улице было уже темно и свет от окна не попадал на ту часть клумбы, куда упала я.

Стараясь не стонать от боли в ушибленной пятой точке, которая была еще и продырявлена, как дуршлаг острыми шипами нежнейших цветочков, я скатилась с кустов на четвереньки и начала потихоньку отползать в сторонку от окна. Сместившись на достаточно безопасное расстояние, я, держась за стену и кряхтя, поднялась на ноги и неторопливо двинулась в сторону папенькиных покоев. Мне нужно было поговорить с отцом. Срочно!

Глава 2

Александра

На самом деле я, конечно, лукавила, когда говорила сестре, что никому она не нужна. В отличие от меня, вокруг Виленки всегда крутилось множество ухажеров в надежде получить хотя бы капельку ее внимания. Хрупкая, нежная блондинка с огромными оленьими глазами на личике в виде сердечка, у мужчин она всегда вызывала желание заботиться о ней, оберегать и поддерживать. А я…

И вовсе я даже не толстая, всего лишь слегка упитанная. Ну подумаешь, лишние килограммы! Всего-то пара-тройка… десятков. Мы вообще с Виленкой были друг на друга совсем не похожи.

Говорят, я больше взяла от своей матери. Длинные черные гладкие волосы совсем не походили на волнистые пушистые и светлые локоны сестры. Глаза… ну может быть, они и были не меньше Виленкиных, но, честно говоря, разглядеть их за моими пухлыми щечками было непросто. Изящные пальцы сестрицы даже близко не походили на мои “сардельки”.

Вообще странно, я видела мамины портреты и она совсем не была толстой или хотя бы даже слегка упитанной, в отличие от меня. Хотя многие черты лица действительно напоминали мои.

Мама умерла почти сразу после моего рождения. Папа честно выждал положенный срок траура и, недолго думая, женился на моей мачехе Кристине, объясняя это тем, что его дочери необходима мать. Можно подумать, без такой “матери” он бы не справился, учитывая то количество нянек, кормилиц и гувернанток, которые прыгали вокруг меня все мое детство.

Через год после свадьбы Кристина родила Виленку. Нет, Кристина меня не обижала и ни в чем не обделяла. Мы с ней держали вооруженный нейтралитет: она не совалась в мое воспитание, я не мешала ей наслаждаться семейной жизнью с моим отцом, но обе были всегда начеку, тщательно оберегая границы своего пространства на случай внезапного нападения противника.

По большому счету и отцу, и мачехе было на меня плевать, чем я и беззастенчиво пользовалась, игнорируя большую часть занятий и не особо обременяя себя какими-либо обязанностями. Совсем не ходить на занятия с нанятыми для нас с Виленой учителями я не рисковала: папенька, хоть и относился чаще всего безразлично ко всему, что я делала, под гнетом бесконечных жалоб учителей мог и разозлиться, а в гневе он был страшен. Я же отчетливо ощущала границы дозволенного и переходить их не рисковала. С него станется сослать меня в какой-нибудь пансион, а там уже меня ждал бы конец свободе, любовным романам под подушкой и вкусным булочкам от нашей добросердечной кухарки..

А вот Виленке спуску не давали. Мачеха жестко контролировала ее успехи в учебе, требовала тщательно следовать этикету, ограничивать себя в сладком и жирном и вести себя достойно леди. Она аргументировала это тем, что в дальнейшем сестре придется крутиться в высшем обществе, управлять хозяйством в доме мужа и прочее-прочее… В общем, упасть в грязь лицом она не могла.

В каком же виде находится мое прекрасное румяное личико, ее совершенно не волновало. Так что, хоть и учились мы с Виленой вместе и у одних учителей, знала и умела она гораздо больше, чем я. Несмотря на то, что была на пару лет меня младше. Такой подход ее невероятно злил, поскольку она считала, что к ней слишком сильно придираются. Да и о каком будущем могла думать пятнадцатилетняя девчонка? Ну разве что о любви мечтать, а не о том, чтобы уметь читать расходные книги и проверять работу управляющего или слуг.

Поэтому мы с сестрой друг друга недолюбливали, постоянно конфликтовали, строили мелкие козни и устраивали всяческие подставы. Опять же, не переходя границ разумного, чтобы не разозлить папеньку. Иногда я обижалась на своих родных так, что даже объявляла голодовку! Назло папеньке, мачехе и всем окружающим. Вот пообедаю – и объявляю голодовку! К ужину, так и быть, прощаю эту противную сестрицу, ибо сердце у меня доброе, а желудок голодн… Ой, ну, то есть, куда мне деться от своей широкой души, готовой простить любую стерву. Собственно, потому и тело такое большое – мою широкую душу вмещать должно.

В целом жить в отцовском особняке мне было вполне комфортно. Папе проще было уступить моим капризам, чем строжиться и воспитывать меня, все мои няньки и гувернантки также не пытались заставлять меня делать то, что мне не нравится, ведь я в конце концов – дочь графа Домбровского и моей основной задачей в этой жизни будет выгодно выйти замуж и рожать наследников моему родовитому мужу.

Ну и, как показал опыт, мое положение и титул автоматически делали из меня красавицу, существенно повышая мой рейтинг невесты. Род у нас был древний, аристократический. Хоть и далекий от самых привилегированных, причем далекий и в смысле расстояния (от нас до столицы неделю в карете трястись надо), так и в смысле расположения к нам правящей семьи. Наше поместье графа Домбровского находилось на окраине, очень далеко от столицы. Постепенно развитие транспорта вроде поездов, несколько сокращало путь из одного конца княжества в другое, но до нашей глуши железная дорога пока не добралась, перемещаться приходится по старинке – в карете. Впрочем, относительно недалеко от нас находилось море и можно было также сократить часть дороги, отправившись по морю. например, на корабле.

Так что родственные связи у нас нередко были ограничены за счет далеких расстояний. Сложно поддерживать эти самые связи, когда для того, чтобы пообщаться с родней, необходимо несколько дней трястись по ухабам в карете, либо ненамного меньше – мучиться от морской болезни на борту корабля. Ну и, исходя из всего этого, ничего удивительного нет в том, что с маминой родней я знакома не была. Вроде был где-то далеко какой-то двоюродный дядька, но мы никогда не виделись. По слухам, мамин род вроде даже обладал зачатками какой-то магии. Прабабка была то ли ясновидящей, то ли предсказательницей. Но ни маме, ни мне ничего из этого не передалось. А про остальных родственников я не в курсе.

Папенькин род магией не обладал вообще. Тем не менее в наших краях мы все же пользовались определенным авторитетом, что называется: на безрыбье и рак – рыба. Но то соседи – такие же богом забытые рода, пусть даже и аристократические. Поэтому было весьма удивительно, что едва мне исполнилось семнадцать лет и я вошла в брачный возраст, к папеньке посватался не сосед-барон, а сам младший сын князя Всеволода Вяземского – княжич Инвар. Семейство Вяземских было в каком-то не очень дальнем родстве с императорским семейством и обладало всем, что положено столь обласканной императорским двором родовой ветви: положением, связями, состоянием и даже магией. Инвар Вяземский был завидным женихом, и поэтому я, будучи, хоть и наивной, но не совсем идиоткой, весьма сомневаюсь в том, что княжич стал жертвой моей несравненной красоты, делая моему отцу предложение, от которого было сложно отказаться. Хотя бы потому, что до момента сватовства мы и не виделись ни разу.

В тот день прибежала ко мне запыхавшаяся от быстрого бега служанка и выдохнула, что папенька срочно требует меня к себе в кабинет, добавив при этом, чтобы я оделась поприличнее, ибо сейчас у отца какие-то очень важные гости. Меня не особо вдохновила необходимость отрываться от своих важных дел и мчаться на аудиенцию к отцу. А дела были очень важные – я как раз дочитывала очередной любовный роман Мэри Марсо, закусывая его обалденно вкусными шоколадными конфетами, выписанными папенькой из самой столицы, и в этот момент как раз вот-вот главная героиня должна была поцеловаться с крутым мачо – красавцем-принцем. Но, судя по лицу служанки, дело было серьезное и промедление мне не простят. Пришлось, тяжко вздохнув, идти выбирать платье “поприличнее” и терпеливо ждать, пока моя личная служанка Глафира с горничной в четыре руки переоденут меня в это розовое суфле с рюшечками и соорудят из моих непослушных волос высокую прическу. Ну да, я в этом платье напоминала себе, да и окружающим, этакую пироженку, украшенную блестками и стразами. Но зато в нем меня невозможно было не заметить. Да я вообще была вся такая замечательная, ибо не заметить меня даже в толпе было очень сложно.

Не особо торопясь, я постучалась в кабинет к папеньке и, получив разрешение, вошла. Помимо графа в кабинете было еще двое. Невысокий седой мужчина в черном камзоле смотрелся весьма скромно на фоне стоящего рядом с ним молодого парня. На вид седому было лет пятьдесят, но, судя по значку магического сообщества на груди, это был маг, а маги живут долго, так что вполне возможно, что ему и все сто пятьдесят. Что касается молодого, то, судя по виду, он был ненамного старше меня. Может быть, лет на пять. В нем уже не было юношеской мягкости, но и особо зрелым его нельзя было назвать. Высокий, широкоплечий и подтянутый, он радостно улыбался обаятельнейшей улыбкой… пока не увидел меня. Его улыбка сразу как-то потухла, а в глазах промелькнуло что-то вроде паники. Впрочем, мне, наверное, все это показалось, потому что почти сразу его лицо стало невозмутимым, а улыбка вернулась, но уже какая-то… вежливая, официальная. Так улыбаются аристократы на приеме своим недругам.

Я сделала реверанс, впрочем, не особо глубокий и, возможно слегка корявый (ненавижу уроки этикета с этими их реверансами и книксенами), а папа представил меня гостям, а их – мне. Седой оказался графом Владимиром Пинским, а вот молодой – тем самым знаменитым княжичем Инваром Всеволодовичем Вяземским, о котором мне Виленка все уши прожужжала. Нет, она его тоже не видела ни разу, но ей рассказали ее подруги, которым рассказали их подруги, которые присутствовали на последнем балу у Вяземских в их столичном доме. И, если верить этим самым подругам подруг, княжич был образцом красоты, силы, мужества и благородства и прочее-прочее, так что от сладости скулы сводило, хоть я и люблю сладенькое. Но не сладеньких мужчин же. В книжках вон главные герои все – мужественные, крепкие и ни капельки даже не слащавые. Да и, честно говоря, мне во все эти сказки очарованных девчонок слабо верилось, так как могла себе представить, насколько обросли подробностями эти слухи по мере продвижения их из уст в уста. Как в игре про магический переговорник. Эти переговорники уже появлялись у особенно обеспеченных людей, но работали пока не очень хорошо, сильно искажая речь говорящих.

Тем не менее, надо сказать, княжич был и правда симпатичен. Не смазливой такой красотой, а просто приятный, довольно крепкий мужчина с обаятельной улыбкой. И вовсе даже я на него не запала. И совсем даже не была очарована. Просто где-то там в груди растекалось тепло и скатывалось куда-то в низ живота горячей волной. Мне хотелось смотреть в эти красивые… ну симпатичные серые глаза, чувствуя, как меня затягивает его взгляд, постепенно из теплого и живого становящийся надменным и холодным. Как же мне хотелось стереть с его лица эту надменность и вернуть ту теплоту, что буквально секунду назад я успела заметить, ухватить, зафиксировать в своей памяти. Все слова разом вылетели из моей головы. Меня хватало только на то, чтобы стоять и улыбаться, пялясь на княжича.

– Сашенька, – обратился ко мне папенька таким сладким голосом, которого я у него и не припомню. Обычно мне доставалось только строгое “Александра”, и то в редких случаях, когда его светлость соизволит вообще заметить, что у него есть старшая дочь. – Сашенька, я не буду ходить вокруг да около, скажу тебе сразу: княжич Инвар попросил твоей руки. Сейчас мы договариваемся о дне свадьбы. Помолвка будет завтра.

Это было сказано так, будто это не моя жизнь делает резкий поворот, а папенька выгодно прикупил нового коня и радостно делится удачной покупкой в кругу семьи. Меня несколько покоробило то, что у меня даже не спросили согласия на этот брак, а просто обухом по голове огорошили такой новостью, поставив перед фактом. Но я настолько обалдела от улыбки и взгляда этого симпатяги, что не обратила на это никакого внимания. Да и какие могут быть сомнения? Конечно, я согласна! Я не могла ничего ответить, просто стояла и глупо улыбалась во все свои тридцать два зуба. Княжич же снова начал мрачнеть. Прилепленная на его лице улыбка становилась все более искусственной, а панику в глазах ему уже сложно было прятать. Папенька, похоже, понял, что пора прекращать это представление и отправил меня к себе готовиться к завтрашней помолвке. На подгибающихся ногах я выплыла из кабинета, старательно (хоть и не очень успешно) пытаясь не свернуть по дороге статуэтки, стоящие по обе стороны от двери. Их громкое “бамс” и “звяк” не смогло заглушить мое грохочущее набатом в груди сердце.

Насколько я счастлива была тогда, выходя из папенькиного кабинета, настолько же оказалась потеряна теперь, после услышанного разговора моего почти жениха с его дядей.

Глава 3

Александра

Надо сказать, человеческий организм удивителен. вот смотрите, пострадали нижние полупо… полушария, а прочистились полушария мозга. Уж не знаю, как они связаны, но не зря ж некоторые родители пытаются воздействовать на мозговую деятельность своих отпрысков с помощью розог. Неудачное падение рассеяло розовый туман в моей голове, на смену которому пришло осознание того, что меня пытаются использовать, совершенно не считаясь с моими интересами.

По мере того, как отпускала боль в… эээ… чуть ниже спины, во мне росла злость. Это что же получается: меня отправить в глушь, посадить по сути под замок, лишить всего того, что я себе уже намечтала, а сам… по любовницам? И даже поцеловать ему меня противно, но придется, иначе ведь как наследников завести? И я, значит, никому не нужна? Да как ему вообще такое в голову пришло?

Боль и обида рвали душу, потихоньку преобразуясь в конкретную такую злость. Мне хотелось ломать и крушить. И что значит – свадьбы не будет? А мое роскошное платье, а бал и император в гостях? А приемы, восторженные взгляды гостей?

Я вломилась в папенькины покои, от возмущения даже забыв постучаться. Отец сидел в любимом кресле у камина, а на коленях у него пристроилась Кристина и верхние пуговицы ее любимого домашнего платья были расстегнуты. Но такие мелочи меня в данный момент не волновали. Я кипела! Мачеха вскочила на ноги, застегивая пуговки, а папенька попытался рявкнуть на меня что-то типа “Да как ты смеешь!” Но увидев мою зареванную физиономию, понял, что ситуация форс-мажорная, тут же притих и спросил: “Александра, что случилось?” Граф терпеть не может женских слез, чем Кристина, честно говоря, нещадно пользовалась, используя это оружие, как последний аргумент в их спорах. Стоит отметить, весьма весомый аргумент.

Я бросилась на грудь к папаше и, рыдая навзрыд, требовала срочно отменить свадьбу, кричала, что мы так не договаривались, выла, стенала и поливала слезами папочкину жилетку. Отец еле удерживался на ногах под напором центнера моих страданий. Кристина пробормотала что-то про то, что она распорядится сделать чай и исчезла из комнаты. Вскоре она вернулась, а следом за ней шла служанка с чашкой чая на подносе. Папа прошел до бара, вынул оттуда бутылку коньяка и щедро плеснул из этой бутылки в мой чай. В меня влили содержимое чашки и я пришла в себя в достаточной степени, чтобы более внятно объяснить, что происходит.

– Он меня не люууууу-бит! ЫЫЫЫЫЫ!!! Надо срочно отменять свадьбуууу! – выла я.

– Деточка, ну ты же прекрасно понимаешь, что он бы никак не успел тебя полюбить за такое время. Вам нужно пообщаться, познакомиться поближе и он обязательно полюбит тебя, – увещевал папенька.

– Ты не понимаешь! Он женится назло князю, ему все равно, на ком. Он отправит меня в Северный замок и запрет там навсегда! Ыыыыы!

– Александра! – сухо сказала мачеха, наблюдающая эту сцену со стороны. – Это лучшая партия для тебя, его семья в родстве с самим императором, у них положение, состояние, связи, да всё! Мы не вправе отказываться от таких возможностей.

– Какие возможности?! Какие связи, какое состояние? Зачем они мне в глуши в далеком замке? Я там что, с коровами на лугу танцевать вальс буду? Или для волков приемы устраивать?

– Сашенька, – мягко успокаивал меня папенька, – не торопись, успокойся и подумай. Не такой уж большой выбор подходящих женихов у тебя в наших краях. И не так уж много ты можешь им предложить. Может быть, тебе стоит несколько снизить планку своих требований?

– Вот как ты обо мне думаешь? Ты и правда решил избавиться от меня, сплавить кому попало?

– Саша, княжич Ирвин – не кто попало! – снова вставила свои пять копеек Кристина.

– В конце концов, доченька, это всего лишь помолвка, – добавил отец, – ты можешь ее потом расторгнуть, не доводя дело до свадьбы.

– Вот именно! – сказала мачеха. – Мы не можем отменить помолвку, которая уже завтра. Сама понимаешь, гости, прием, будет некрасиво в последний момент заявить, что помолвка отменяется. Давай все же объявим помолвку, а потом без особой шумихи ее расторгнем.

Эта мысль меня успокоила. И правда, помолвка – не свадьба. До свадьбы можно еще все переиграть. А покрасоваться в шикарном платье завтра перед всеми знакомыми с красавчиком-женихом будет только в радость. Все кумушки из соседних имений от зависти веера свои слопают. Так что хотя бы ради этого можно потерпеть это дурацкое представление. Но замуж за него я не пойду! Может, он и обаяшка с супер-улыбкой, но такое отношение к себе я терпеть не намерена!

Меня еще раз напоили чаем и позвали Глафиру, с которой отправили в мои покои отдыхать и приходить в себя перед завтрашней помолвкой. В покоях на столе меня уже ждал вкусный и плотный ужин. какао с любимыми плюшками, что окончательно примирило меня с текущей реальностью и вселило надежду на лучшее будущее. Глашка переодела меня ко сну и уложила в постель. Я лежала и размышляла, потихоньку погружаясь в сон. Иногда в моей памяти всплывала улыбка княжича и я мечтательно вздыхала, чувствуя, как тает и растекается мое сердце, словно шоколад на солнце, но потом я вспоминала его обидные слова и шоколад превращался в совершенно несъедобные ледяные осколки. Постепенно я погрузилась в сон.

Глава 4