– Да, а в чем дело?
Сердце Фабьен учащенно забилось.
– Когда? И где?
– Вчера. Она была внизу на детской площадке. Но одета она была иначе, в такое, знаете, синее платьице.
Фабьен захотелось отвесить себе пощечину. Только сейчас она осознала, что ни разу не упомянула, что было надето сегодня на Ивонне. Она и сама этого не знала, так как забыла спросить Нору.
– А сегодня не видели?
– К сожалению, нет.
– Хорошо, спасибо.
– Без проблем. Жаль, что не смог помочь. Уверен, вы ее найдете.
Он ободряюще улыбнулся. Фабьен попыталась улыбнуться в ответ. Он закрыл дверь, а она в задумчивости направилась к лестнице, чтобы подняться на следующий этаж.
У нее не шли из головы эти прокля?тые карты. Пять основных арканов. Казалось, они хотят сообщить что-то важное. Но что именно? Что Иви убита? Нет. Не зная почему, но она была уверена, что послание было не таким. И у нее по-прежнему стояла перед глазами карта Башня, молнии, горящие люди. Сходство этой карты с телевизионными картинками горящего Всемирного торгового центра было пугающе точным. Как будто художник, нарисовавший колоду почти сто лет назад, уже предвидел катастрофу. Но что все это значило, о чем карты хотели предупредить ее?
Она прогнала мысли о Таро и вспомнила состоявшийся пару минут назад разговор. Странно. После отказов во всех предыдущих квартирах этот мужчина оказался на удивление дружелюбным. Другие отнеслись к Фабьен настороженно, видимо, заподозрив в ней мошенницу или попрошайку, а он нет. Казалось, будто он ждал ее. И эта его наблюдательность! Он точно знал, во что вчера была одета Иви. И говорил об этом совершенно уверенно. Видимо, хорошо успел ее запомнить. Слишком хорошо. Холодная дрожь пробежала по позвоночнику, когда Фабьен поняла, что, возможно, только что разговаривала с похитителем Ивонны.
4
Мастер полиции[3 - Одна из низших должностей в полиции Германии.] Эвальд Сикорски взглянул на часы. До конца рабочего дня оставалось всего пятнадцать минут. Каждую среду по вечерам он играл в скат[4 - Популярная в Германии карточная игра.] с двумя приятелями, готовясь к осеннему чемпионату, который должен был пройти во Франкфурте, однако считал, что им там ничего не светит. Лотарь еще не научился толком играть, а Клаус постоянно терял голову, потому что рвался выиграть, какими бы мизерными ни были шансы на победу. Единственным из них, кто действительно разбирался в скате, был сам Сикорски. Может быть, стоило бы собрать более компетентную команду…
Дверь в участок открылась, и вошел мужчина весьма помятого вида с длинными грязными волосами и свалявшейся бородой. Грязная зеленая футболка мешком висела на его тощем теле. Серые глаза горели пугающим огнем. Сикорски сразу понял, что с этим типом придется повозиться. Черт, ну почему именно сейчас!
– Я хочу подать заявление.
– Имя? – спросил Сикорски.
– Что?
Сикорски вздохнул.
– Ваши имя и фамилия, будьте добры.
– А, Ланген. Фридхельм Ланген.
Полицейский вбил имя и фамилию в соответствующую графу.
– Проживаете?
– Клаудиусштрассе, 17. Третий этаж.
– Дата рождения?
– Семнадцатое декабря тысяча девятьсот семидесятого года.
– О чем вы хотите заявить?
Сикорски заподозрил, что речь идет о какой-то сущей чепухе: супружеской ссоре или безобидной детской шалости. Может быть, этот парень слегка не в себе и слышит голоса в голове, которые мешают ему спать. Он не мог себе представить, что у человека, который выглядит подобным образом, есть, что украсть.
– Должно произойти нечто! – заявил Ланген.
Сикорски посмотрел на стоявшего перед ним человека более внимательно. Ему не понравилось то, как это было сказано. В глазах посетителя вспыхивал огонь. Этот парень явно был чем-то обеспокоен. Возможно, он пытался предупредить полицию о том, что бушевало у него глубоко внутри. На семинаре по психологии правонарушителей Сикорски усвоил: к сигналам, которые подают люди, на первый взгляд кажущиеся безобидными городскими сумасшедшими, стоит относиться особенно серьезно.
– Что именно должно произойти?
– Точно не знаю. Ужасная катастрофа. Взрыв атомной электростанции или террористическая атака.
Боже, что он несет?! Он что, обдолбался? Сикорски не хотелось задерживать этого человека для медицинского освидетельствования и связанной с этим бюрократической волокиты, но так просто отпустить его он не мог. А что, если его подозрения верны? Если нет, значит, ему крупно повезло и у парня действительно «прохудилась крыша».
– Что значит, вы не знаете точно? Как вы хотите заявить о том, чего не знаете?
– У меня есть… зацепки, – ответил Ланген с таким взглядом, что у Сикорски по коже побежали мурашки. Либо этот человек был действительно совершенно безумен, либо смертельно напуган, и у него имелись на то веские основания.
– Какие зацепки?
– Я математик. Я все тщательно проанализировал.
– Проанализировали что?
– Текст.
Мастер полиции начинал выходить из себя.
– Что за текст? Не могли бы вы выражаться яснее, что именно имеете в виду?
Вместо ответа Ланген положил на стойку скомканную бумагу. На ней было напечатано какое-то стихотворение:
Хитрость, заговор и коварная атака:
Большой город подвергся стремительному и неожиданному нападению.
Человеческая плоть, превращенная в пепел,
Замок и дворец в море пламени.
Сверкающий огонь узришь в небесах,
Из-за облаков выйдут два солнца.
Тут же вспыхнет огромное пламя
И гром сотрясет небесную твердь.
И повсюду в окрестностях большого города
У швабов и во всех близлежащих краях
Останутся лишь живой огонь и смерть,
Сокрытая в ужасных шарах.