– Сколько можно, – шепчет, зажмуривает глаза и качает отрицательно головой словно не верит и измучен.
– Любимый, все не так просто, – пытаюсь объяснить.
– Жизнь, Мирослава Витальевна, вообще штука не простая, а вы вечно подкидываете в нее наломанных дров, – отпускает, пятится назад.
– Любимый – это не уменьшает моего желания, просто я боюсь, – иду к нему, протягивая руки.
– Мир, – выставляет ладони перед собой и смотрит на меня так, словно я предатель, что режет больней ножа.
– Амиран, ты не можешь, не веди себя как мальчишка, – одергиваю его за руку.
– Мальчишка?! – разворачивается, – Я бегаю за тобой все это время, как малолетка, терплю твои закидоны Мирослава! – идет на меня, толкает прямо к стене, – У меня своих забот полно девочка, а ты мне только мешаешь своими выходками, своей недосказанностью, я делаю все как ты хочешь, дорогая, только как ты пожелаешь… – рычит.
– Ам, не надо, – дрожу от страха, моя маленькая девочка внутри забилась в угол и зажала уши ладошками.
– Что не надо? Жить? Может ты уже наконец все отпустишь. Может хватит скорбеть? Может уже откроешься? Поговорим? Или сложно скинуть с себя груз вины? Проще в роли жертвы, да? Вить себя, жалеть! – со всей дури бьет по стене рядом с моей головой.
Вздрагиваю, обнимая себя руками, – Остановись.
– Я устал детка. Я прихожу домой и каждый раз вижу как ты сидишь с собакой и тихо плачешь, как ты плачешь в ваной, как дрожишь над Тимуром. Хватит! – снова бьет.
Пытаюсь отвернуться от него, но он быстро перехватывает лицо и заставляет смотреть на себя.
– Не смей отворачиваться, ни ты одна потеряла что-то, ни одна ты умирала, ни одна ты жалеешь, что так все вышло, понимаешь? Ни одна ты прогадала несколько лет назад, – он выплевывает слова так, словно перестал себя контролировать, проскальзывают непонятные мне изречения на другом языке, его трясет.
– Любимый, – шепчу, ощущая мокрые дорожки на щеках, понимая, что это точка невозврата.
– Замолчи. Хватит. Ко всему добавилась ревность. Чего еще мне ждать? – несколько раз лупит по стене, орет словно раненый зверь, срывается и выходит вон, оставляя меня одну, сползать на пол, принимать всю боль.
Господи я разрушила свою семью, не оправдала его ожиданий. Мой муж. Заползаю на кровать и утыкаюсь в подушку, ощущая как мокрый нос залезает ко мне в руку.
– Мой мальчик, прости меня, – смотрю на Моро.
Господи как же долго я прятала голову в песок не замечая очевидного. Стоило засунуть свою боль по дальше, стоило снова вспомнить каково это быть маленькой и беззаботной, стоило Персефона спасать темную душу своего мужа Аида, а не копаться в себе.
Быстро засыпаю, вздрагивая периодически от шорохов. Он напугал меня своими выходками, заставил крепко задуматься о том, какой мне стоит быть. Какой стоит проснуться, чтобы встретить утром маму с мальчиками. Я смогу обязательно. Нужно только его тепло, которого так не хватает, что толкает проснуться посреди ночи и пойти искать его, молить о прощении игнорируя стокгольмский синдром.
Иду по холодному паркету, сердце грохочет, заглядываю в одну из спален, где он мирно спит.
Подхожу к кровати, любуясь его безмятежностью.
Вздрагиваю от вибрации телефона. Подхожу к нему.
Неизвестный номер: “прости малыш, я уеду до выходных”.
Блять! Его манипуляция? Это все манипуляция? Зажимаю рот рукой, иду в кабинет за оружием. Хватаю и снимаю с предохранителя, настроена жестко, назад пути нет. Включаю свет в его спальне.
– Просыпайся! – кричу, тыча в него стволом.
– Мирослава? – протирает глаза, садясь в кровати.
– Одевайся и вали отсюда нахуй, – спокойно говорю, пытаясь унять дрожь в руках.
– У тебя все впорядке? – встает абсолютно голый.
– Стой на месте иначе я буду стрелять, я не шучу, собирай свои манатки и проваливай, – кидаю в него телефоном, – Малыш.
– Ты точно рехнулась, – в два счета преодолевает расстояние до меня, выбивает из руки пистолет, заламывает мне руку за спину, кидает на пол, навалившись сверху.
– Это ты из-за недотраха такая нервная? – дергает мои штаны вниз.
– Не смей! Не смей! – пытаюсь вырваться, – я не хочу тебя. Ты врал мне! Врал! – срываю голос.
– Я не спрашивал чего ты хочешь, – шлепает по заду и резко входит, не заботясь об удовольствии.
Закусываю губу от боли, нет сил больше дергаться, терплю зажмурив глаза, пока он имеет меня как животное, наводя внутри полнейший разгром.
– Что ты не стонешь? Не приятно? Ты же хотела этого? За этим сюда шла, – бьет по щеке, сжимает лицо, просовывает пару пальцев во рот, – соси.
Делаю как он говорит, становится тошно, зажмуриваюсь от неприятных ощущений.
– Ну давай девочка поиграй, я почти у финиша, а ты чего не кончаешь? Не хочешь, настолько я тебе противен? а?! – наращивает темп, шлепки разносятся по комнате как единственный звук.
Перестаю дышать, когда он до боли сжимает мои бедра кончая внутрь.
– О да, да и не смей уходить, легла рядом, – бесстыдно встает, кидает меня к подушкам.
Сжимаюсь калачиком, всхлипывая.
– Ты же этого хотела, Мирослава, в чем проблема? – грубо разводит мои ноги, – не дергайся, – аккуратно вытирает меня.
Отвожу глаза от стыда. Свет слишком яркий, он видит всю меня как на ладони. Уходит, возвращается, выключая свет, ложится рядом.
– Я прошу тебя девочка, моя жена, моя любовь, просто перестань накручивать себя. Просто верь мне, – жестко, чего-то недоговаривая.
Укрывает меня и прижимает к себе, вот так без слов сожаления. Стыдно что-то говорить, я полностью раздавлена. Засыпаю под звук его сердца, полностью убитая им.
Глава 6
– У Матвея день рождения через пару недель, что вы собираетесь дарить? – Яр развалившись на кресле потягивает вино. Сегодня он в модном классическом костюм коричневого цвета, мокасины на босу ногу, белая рубашка расстегнута, на шее и запястьях миллион побрякушек.
– Мы не думали еще, – с ужасом округляю глаза, – Показ, свадьба, я пока что в шоке, – нервно смеюсь.
– А я подумал, – в комнату вошел муж во всем белом, футболка с длинным рукавом, рваные джинсы.
– Вау, – сдвигаю очки для работы с компьютером на нос, – Интересно.
– Камеру? – обращается к Яру.