Видаль невозмутимо улыбался, дожидаясь, пока я усядусь, и только потом сел сам. Последовала минутная пауза, заполненная звуками музыки, а также взглядами персон из высшего общества, которые приветствовали Видаля издалека или же подходили к столику, чтобы поздравить его с успехом, о котором только и говорили в городе.
– Давид, ты не представляешь, насколько я сожалею о том, что произошло, – начал он.
– Не сожалейте, лучше наслаждайтесь.
– Думаешь, это так много значит для меня? Лесть горстки неудачников? Я мечтал о твоем триумфе.
– Простите, что вновь разочаровал вас, дон Педро.
Видаль вздохнул.
– Давид, я не виноват, что на тебя открыли сезон охоты. Ты не просишь, ты требуешь во весь голос. Ты уже большой мальчик и должен понимать, как делаются такие вещи.
– Просветите меня.
Видаль прищелкнул языком, словно мое простодушие оскорбляло его в лучших чувствах.
– А чего ты ожидал? Ты не член стаи. И никогда не станешь. Ты не хотел быть как все и думаешь, тебя простят. Ты замкнулся в своей башне и полагаешь, что выживешь, не присоединившись к общему хору, и сойдешь за своего. Ты ошибаешься, Давид. Всегда ошибался. Игра идет другая. А если хочешь сыграть по своим правилам, пакуй чемоданы и уезжай куда-нибудь, где ты сможешь стать хозяином судьбы, если такое место найдется. Но если останешься здесь, следует присоединиться к общине, какой бы она ни была. Все очень просто.
– Вы следуете этому принципу, дон Педро? Не выделяться в общине?
– А мне это не нужно, Давид. Я их кормлю. Чего ты тоже никогда не понимал.
– Вы бы удивились, узнав, как быстро я постигаю науку. Но не беспокойтесь, поскольку все эти рецензии не имеют ровным счетом никакого значения. Так или иначе, завтра никто о них и не вспомнит: ни о ваших хвалебных, ни о моих разгромных.
– Тогда в чем проблема?
– Пусть все идет своим чередом.
– Эти два сукиных сына? Барридо со своим стервятником?
– Забудьте, дон Педро. Как вы сказали, я сам кругом виноват. Больше никто.
Возник maitre[26 - Здесь в значении «метрдотель» (фр.).] с вопрошающим выражением в глазах. Я в меню не заглядывал и даже не собирался.
– Как обычно, на двоих, – распорядился дон Педро.
Maitre с поклоном удалился. Видаль посмотрел на меня, точно на хищного зверя, посаженного в клетку.
– Кристина не смогла прийти, – проронил он. – Я принес вот это, чтобы ты ей надписал.
Он положил на стол экземпляр «Шагов с неба», обернутый в пурпурную бумагу с печатью магазина «Семпере и сыновья», и подтолкнул ко мне. Я не прикоснулся к книге. Видаль побелел. Яростная стычка и ее оборонительный характер заставили трубить отбой. Теперь настала пора сделать выпад.
– Скажите мне без промедления что должны сказать, дон Педро. Я не кусаюсь.
Видаль осушил бокал вина.
– Мне хотелось бы сказать тебе две вещи. И они тебе не понравятся.
– Я начинаю привыкать к дурным новостям.
– Первая касается твоего отца.
Я почувствовал, как ядовитая ухмылка растворяется у меня на губах.
– Я хотел признаться тебе в течение многих лет, но мне казалось, что правда не принесет добра. Ты решишь, будто я молчал из трусости, но я клянусь, клянусь чем угодно, что…
– Что? – перебил я его.
Видаль вздохнул.
– В ту ночь, когда умер твой отец…
– Когда его убили, – поправил я холодно.
– Произошла ошибка. Твоего отца убили по ошибке.
Я тупо смотрел, не понимая, что он силится сказать.
– Тем людям был нужен не он. Они обознались.
Я вспомнил глаза наемных убийц, вынырнувших из тумана, запах пороха и темную кровь отца, струившуюся меж моих пальцев.
– Они хотели убить меня, – сказал Видаль едва слышно. – Старинный компаньон моего отца узнал, что мы с его женой…
Я зажмурился, прислушиваясь к глухому рокочущему смеху, рождавшемуся в груди. Моего отца изрешетили пулями из-за любовной интрижки великого Педро Видаля.
– Скажи что-нибудь, пожалуйста, – взмолился Видаль.
Я открыл глаза.
– А какую вторую вещь вы собирались мне сказать?
Я никогда прежде не видел Видаля испуганным. Зрелище было в самый раз.
– Я попросил Кристину выйти за меня замуж.
Повисло молчание.
– Она согласилась.
Видаль потупился. Официант принес закуски и накрыл на стол, пожелав Bon appetit[27 - Приятного аппетита (фр.).]. Видаль не смел смотреть в мою сторону. Закуски остывали на блюде. Помешкав немного, я взял томик «Шагов с неба» и ушел.
В тот день, оставив за спиной ресторан «Maison Doree», я вдруг обнаружил, что иду вниз по бульвару Рамбла с романом «Шаги с неба» под мышкой. У меня задрожали руки, когда я приблизился к углу, откуда начиналась улица Кармен. Я остановился у витрины ювелирного магазина «Багес», притворившись, будто разглядываю золотые медальоны в форме виньеток и цветов, усыпанных рубинами. На расстоянии нескольких метров от того места вздымался пышный барочный фасад магазина «Эль Индио», который со стороны больше напоминал ярмарку чудес и диковин, а не обычную текстильную лавку. Я приблизился к зданию и вошел в вестибюль, предварявший входную дверь. Я знал, что она не узнает меня, и, возможно, я сам ее не узнаю, однако простоял там неподвижно минут пять, прежде чем отважился переступить порог. И когда я все-таки вошел в зал, мое сердце колотилось как бешеное, а руки вспотели.
Стены были уставлены стеллажами, ломившимися от рулонов разнообразнейших материй. Продавцы, вооруженные сантиметровыми лентами и портновскими ножницами, прикрепленными к поясу, демонстрировали на столах благородным дамам с эскортом служанок и закройщиц дорогие ткани так, словно показывали все сокровища мира.
– Вам помочь, сеньор?