Мой внутренний ребенок хочет убивать осознанно

– Я бы с удовольствием заказал. Но единорог, которого не видела Эмили, и то более организован, чем официант, которого все еще нет.

– Не раздражайся. Мы в отпуске.

– Мы – да. Но официант – нет.

Когда Нильс снова прошествовал мимо нашего стола, он уже не только забыл, что я заказывал, но и не помнил, что я вообще собирался что-то заказать. Правда, он увидел пустой пакетик из-под фруктового пюре. Брезгливо забрал его кончиками пальцев. Вместо того чтобы поинтересоваться моими пожеланиями насчет заказа, он высказал нам свои собственные пожелания насчет идеального мира:

– А вы знаете, что при производстве одной-единственной упаковки фруктового пюре выделяется сто грамм углекислого газа? Если бы это зависело от меня, Альпы стали бы зоной, свободной от пластика.

Я приветствую экологически сознательное поведение. И всегда рад узнать что-то новое забесплатно. Но в тот момент я испытывал физический голод и был сыт по горло непрошеными поучениями обслуживающего персонала.

– Полагаю, свободная от пластика зона окружала твоего отца уже при твоем зачатии. Как видно, это оказалось не таким уж удачным проектом.

Я только что произнес это вслух? Катарина в ужасе положила ладонь на мою руку, которой я как раз собрался притянуть к себе официанта. Я сам был немного удивлен тем, что спонтанно сумел объединить два совершенно не связанных между собой обстоятельства в одном прицельном оскорблении. Вообще-то, это был совсем не мой стиль. К счастью, в этот момент вмешался бундесвер, что снизило напряженность. Солдаты громко потребовали напитков. Нильс, не сказав больше ни слова, просто упорхнул к самому громкому столу.

– А где была свободная от пластика зона у отца этого дяди? – заинтересовалась Эмили и своим вопросом защитила меня от немедленного разноса со стороны Катарины.

– Папочка просто пошутил, мое солнышко, – объяснила ей Катарина. Бросив на меня взгляд, в котором ясно читалось, что она абсолютно не расположена к шуткам. Но мы взяли себе за правило никогда не ругаться при Эмили.

Я было стушевался под сердитым взглядом Катарины, но Эмили переключила меня в другой режим, заявив:

– Папочка, я хочу есть.

С этого момента дальнейшее ожидание заказа для меня уже было не вариантом. Меня и мои гастрономические детские воспоминания можно было, так уж и быть, попирать ногами. Но реальные потребности моей дочери в еде и напитках – нет.

Нильс как раз собирался проскочить мимо нашего стола к кому-то из других гостей, когда я начал действовать. Я ухватил его за край блестящей футболки и потянул к себе. И опять несколько удивился, почему это делаю. Я терпеть не мог физические разборки. Катарина смотрела на все это с ужасом.

– Стой! Сейчас наша очередь.

– Я… хочу только быстро… – пролепетал официант.

– Не «я хочу», а «мне бы хотелось». И мне бы хотелось сейчас сделать заказ. Немедленно! – сказал я сдержанно, но очень решительно.

Нильс понял, что я отпущу его футболку, только если он прямо здесь и сейчас выудит свой гастрокомпьютер, и вот наконец наш заказ был принят: два кайзершмаррна, одна ледяная бутылка альмдудлера и один ландъегер с собой.

– Это было неприемлемо и грубо, – упрекнула меня Катарина, когда присмиревший Нильс отошел от нашего стола.

– Ты могла бы предложить более мягкий способ? – спросил я в ответ.

– Нет, но в последние недели ты был таким уравновешенным. Бродить по горам тоже можно осознанно.

– Я бы даже заказывал осознанно. Но для этого требуется обходительный официант. А не этот остолоп.

– Пожалуйста, не порти такой прекрасный день своим плохим настроением. Нашу еду наверняка сейчас принесут.

Прекрасный день портит не какая-то там проблема, а тот, кто указывает на эту проблему. Такова была жизненная установка Катарины.

Нашу еду принесли. Правда, не сразу и не нам. Первые две порции кайзершмаррна получил стол, который заказывал гораздо позднее нас. Мою ледяную бутылку альмдудлера получил один из бундесверовцев и выдул ее между двумя давно принесенными ему бутылками пшеничного пива. Нильс уже явно запутался и не соображал, у какого стола какой номер. Мы с Катариной, сидя все это время на жарком солнце, охлаждали себя ледяным молчанием. Через двадцать минут мы наконец получили наш кайзершмаррн. И тепловатую бутылку альмдудлера. Правда, мой ландъегер все еще пребывал на кухне, когда наши тарелки давно опустели. Зато Эмили уже не пребывала за нашим столом, а весело резвилась на краю террасы возле бачка с ледяной, кристально чистой водой, которую я мог бы выпить прямо сейчас и даром.

А что же я? Я кипел от ярости. Катарина видела это. Она сделала шаг к примирению.

– Кайзершмаррн был очень вкусный, – удовлетворенно сказала она успокоительным тоном.

Я ничего не ответил.

– Что случилось? – спросила она, снова с упреком.

– Этот идиот забыл про мой ландъегер.

– Тогда пойди спроси еще раз и не срывай на мне свое плохое настроение.

– Дело вообще не в этом, – чуть ли не зарычал я. – Я работаю круглый год. А потом в отпуске я должен подчиняться идиотам, которые ничего не соображают.

– Но нельзя же из-за какой-то колбасы так…

– Да не в колбасе дело! Дело…

Я, честно говоря, и сам не понимал, почему эта отсутствующая колбаса меня так невообразимо взбесила и в чем, собственно, было дело. Но глубоко внутри у меня сидело невероятно ясное чувство, что со мной поступили невероятно несправедливо. Быстро поданная дымящаяся тарелка кайзершмаррна, ледяная бутылка альмдудлера, отполированные до блеска колбаски ландъегер – три такие банальные мелочи. Большего я и не хотел. И ничего из этого я не получил. Тоненький, оглушающе высокий голос во мне громко возопил против такой несправедливости. Катарина видела только, что мне не принесли колбасу. Меня же этот официант довел своей беспардонностью до того, что заботы в наполненной доверху бочке моей души перелились через край.

– Дело здесь исключительно во мне! Хотя бы один раз за весь отпуск может что-то получиться так, как я этого хочу?

– Ах, дело опять только в тебе! Ты, вообще-то, отдаешь себе отчет, какой ты единоличник?

– Пока я единолично за все плачу, тебя это, похоже, не колышет.

Нильс стоял через четыре стола от нас и игнорировал подаваемые мной знаки, что я готов расплатиться. Я хотел встать и пойти к нему. Катарина удержала меня:

– Оставь. Ничего хорошего не будет, если…

Моя жена только что удержала меня, как ребенка? Со мной такое не пройдет. Я поднялся из-за стола. Направился к Нильсу. Встал рядом с ним:

– Счет.

– Да-да, сейчас, я…

– Сию же минуту. Вон тот столик.

Я поплелся назад к нашему столу. Гости за другими столами смотрели с пониманием. Правда, теперь, оглядываясь назад, я думаю, они понимали Катарину. А не меня.

– Я заплачу, – заявила Катарина. – А ты пойди пока прогуляйся, может, успокоишься.

Я хотел отдать Катарине мое портмоне, однако она отмахнулась. Раздраженно.

– У меня всегда достаточно наличных. С тех пор, как мой муж живет собственной жизнью.

Ага. Значит, и с финансовой точки зрения я лишний. И большое спасибо тебе, Нильс, за то, что именно в отпуске мы с Катариной снова оказались на тонком льду наших проблемных супружеских отношений.

– Что за дерьмовый приют, – сказал я.