– Познакомлюсь с кем?
Джоливет хмыкнул.
– Ты все правильно расслышал. Король и королева Кастеллана с нетерпением ждут встречи с тобой.
Кел не знал, какой реакции ожидал Джоливет. Может, восторга? Но вместо этого Кел скорчился, как мокрица. Джоливет схватил его за шиворот и дернул. Конь, стуча копытами, въехал в огромный квадратный двор.
Кел разглядел в полумраке высокие стены, за которыми вздымалась громада Маривента. По двору расхаживали гвардейцы в красных мундирах с золотыми галунами; они освещали себе дорогу факелами из ароматического дерева, которые сочились сладко пахнущим дымом и разбрасывали яркие искры. Слуги в ливреях со львом, эмблемой королевской семьи, сновали туда-сюда с графинами вина, подносами фруктов и шоколадных конфет; другие несли цветы и украшения из павлиньих перьев, перевязанных золотыми шнурками.
Кел услышал смех и разговоры, доносившиеся из дворца. Большие бронзовые двери были распахнуты, чтобы впустить в залы прохладный вечерний воздух. В дверях стоял какой-то высокий человек и, прищурившись, рассматривал Кела и его надзирателя. Судя по одежде, он не был ни слугой, ни гвардейцем.
Джоливет стащил Кела с лошади, как уличный торговец, сбрасывающий мешок лука с телеги. Поставил мальчика на землю и положил ему на плечи свои огромные руки. Потом в недоумении взглянул Келу в лицо.
– Так ты не понимаешь, что происходит, крысеныш? Ты здесь для того, чтобы служить королю Кастеллана.
Кел закашлялся. У него еще саднило горло после того, как его стошнило.
– Нет, – выдавил он.
– Что значит «нет»?
Король Кастеллана был фигурой почти мифической. В отличие от королевы, он редко покидал дворец, и его видели только на церемонии Обручения с морем[2 - Обручение с морем – традиционная торжественная церемония, символизировавшая обручение могущественной торговой республики Венеция с Адриатическим морем. Дож выходил в лагуну на роскошном парадном судне и бросал в воду золотое кольцо. Церемония была учреждена в 1000 г. и проводилась в день церковного праздника Вознесения.] и во время ежегодной Речи Независимости, на площади Валериана. Он напоминал Келу льва на флаге Кастеллана: такой же суровый и величественный. Зачем ему встречаться с бездомным уличным мальчишкой?
– Нет, спасибо, – ответил Кел, вспомнив, как сестра Бонафилия пыталась учить его хорошим манерам. – Мне не хочется говорить с королем. Я бы лучше вернулся домой.
Джоливет поднял глаза к небу.
– О Боги. Мальчишка просто дурачок.
– Аристид?
Послышался чей-то нежный голос. Нежные голоса походили на нежные руки: они принадлежали благородным, которым не было нужды надрываться, чтобы их услышали. Кел поднял голову и увидел перед собой того человека, который только что стоял в дверях. Он был высоким, худым, с седыми волосами и бородой. У него были острые скулы и впалые щеки; как и Джоливет, он напоминал какую-то хищную птицу.
Кел вдруг понял, почему этот человек не в ливрее. Он был одет в простой серый плащ и тунику – обычную одежду ашкаров. На шее у старика висел серебряный медальон на цепочке; на медальоне были выгравированы какие-то мелкие цифры и буквы.
Кел не очень хорошо знал, кто такие ашкары, но слышал, что они не похожи на других людей. Они немного владели магией, несмотря на то что почти вся магия исчезла из мира после Раскола, и их врачеватели были известны своим искусством.
Поскольку они не признавали ни Айгона, ни других Богов, по закону они должны были жить за стенами Солта. Им не позволялось выходить в Кастеллан после заката, а это означало, что старик был единственным исключением из правила – советником короля.
Это была таинственная фигура. Кел слышал о нем только какие-то неопределенные слухи. Советники, помогавшие монарху управлять государством, всегда происходили из народа ашкаров, но Кел понятия не имел почему. Сестра Дженова говорила, мол, это потому, что все ашкары по природе хитры и коварны. Но она говорила и другие, совсем нехорошие вещи: что они опасны, лживы, что они не такие, как все люди. И тем не менее, когда Кас заболел лихорадкой, сестра Дженова побежала прямо в Солт и разбудила не кого-нибудь, а врача-ашкара. Очевидно, она забыла о том, что им нельзя доверять.
Человек отрывисто произнес:
– Я заберу мальчика. Оставьте нас, Аристид.
Джоливет приподнял бровь.
– Удачи, Бенсимон.
Джоливет развернулся и не спеша пошел прочь, а старик-ашкар – Бенсимон – поманил Кела пальцем.
– Идем со мной.
И повел мальчика во дворец.
Прежде всего в Маривенте Кела поразили его размеры. Коридоры дворца были широки, как залы, а лестницы казались больше, чем корабли. Коридоры расходились во всех направлениях, как ветви коралла.
Кел думал, что все внутри будет белым, как и снаружи, но оказалось, стены выкрашены в чудесные цвета – голубой и бледно-желтый, изумрудный и лавандовый. Предметы мебели были изящными, как драгоценные безделушки, и Келу пришло в голову сравнение со сверкающими жуками. Даже ставни, на которых были вырезаны или нарисованы цветущие сады, выглядели настоящими произведениями искусства. Кел даже не представлял, что комнаты и залы здания, пусть и самого величественного, могут быть прекрасны, как закат. Почему-то это успокоило его. Наверняка в таком прекрасном месте с ним не может произойти ничего дурного.
К несчастью, рассматривать интерьер было некогда. Бенсимон, видимо, забыл о том, что сопровождает ребенка, и шагал очень быстро. Кел вынужден был бежать за ним. Это показалось ему нелепым, ведь из них двоих именно он не хотел идти туда, куда они направлялись.
В держателях на стенах, высоко над головой Кела, горели факелы. В конце концов старик подошел к массивным двойным дверям, покрытым сусальным золотом. На створках были вырезаны сцены из истории Кастеллана: разгром флота Империи, потопление Тиндариса, король, дарующий членам Совета первые хартии, сооружение часов на Ветряной башне, пожары во время эпидемии Алой Чумы.
Перед дверями Бенсимон задержался.
– Сейчас мы войдем в Сияющую галерею, – объявил он. – Это еще не тронный зал, но все же церемониальное помещение. Веди себя подобающе.
Войдя в Сияющую галерею, Кел едва не ослеп. Все было белым. Он никогда не видел снега, но слышал рассказы о торговых караванах, застрявших в горах к северу от Хинда, на заметенных снегом перевалах. Говорили, что там тоже все белое и стоит такой мороз, что у человека трескаются кости.
В галерее были белые стены, белый пол и белый потолок из того же камня, что и наружные стены дворца. В дальнем конце комнаты, которая показалась Келу огромной, как пещера, находилось возвышение, а на нем стоял длинный стол из резного дерева с позолотой, который едва не прогибался под тяжестью хрустальных кубков, алебастровых тарелок, чашек из тончайшего фарфора.
Кел вдруг понял, что голоден. «Проклятье».
Бенсимон закрыл двери и повернулся к нему.
– Через час, – сказал старик, – за этим столом будут сидеть члены благородных семей Кастеллана. – Он помолчал. – Надеюсь, ты слышал о Совете Двенадцати? О Семьях Хартий?
Кел не издал ни звука, хотя его и разозлило отношение Бенсимона, явно считавшего его невеждой. Но ничего, так даже лучше, сказал он себе. Пусть думает, что он, Кел, никчемный безмозглый мальчишка. Может, тогда его отошлют домой.
Но нет, Бенсимон наверняка догадается, что это притворство. Все в Кастеллане слышали об аристократах с Горы и тем более о Семьях Хартий. Их имена и их занятия были общеизвестны, как названия городских улиц и площадей.
– Казалет, – произнес Кел. – Роверж. Аллейн. Я не могу назвать все имена, но о них знает каждый. Они живут на Горе. Они владеют хартиями… – Он зажмурился и попытался вспомнить уроки сестры Бонафилии. – Хартии – это… гм-м… специальные разрешения короля, позволяющие им контролировать торговлю на Золотых Дорогах.
(Кел не стал добавлять, что Бонафилия описывала систему хартий как «гнусный план, нацеленный на то, чтобы сделать богатых еще богаче, и не приносящий ничего хорошего обычным купцам Кастеллана».)
– Верно. А также морскую торговлю, – кивнул Бенсимон. – Запомни, что у каждого Дома имеется своя хартия: например, Дом Распаев контролирует торговлю лесом, Аллейнов – шелком. Хартия представляет собой большую ценность, ее дарует король, но он может и отобрать ее, если пожелает. – Старик вздохнул и провел руками по коротко стриженным седым волосам. – Однако сейчас у нас нет времени на уроки истории. Насколько я понимаю, тебе не хочется здесь находиться. Очень жаль. Ты ведь гражданин Кастеллана, верно? Но твои родители родом из Мараканда или, может быть, из Хинда?
Кел пожал плечами. Он часто думал о том, к какому народу принадлежали его родители. У него была смуглая кожа, более темная, чем оливковая кожа жителей Кастеллана, но, в отличие от других детей в приюте, он ничего не знал о своем происхождении.
– Я родился здесь. Насчет отца и матери не знаю. Никогда их не видел.
– Если ты родился здесь, значит, являешься подданным короля и гражданином нашего государства, – ответил Бенсимон. – Тебе… – он наморщил лоб, – лет десять, верно? Тебе должно быть известно о существовании наследного принца.
Кел сосредоточился и сумел вспомнить имя.
– Конор, – произнес он.
Брови Бенсимона взлетели.