Тени Парфенона

– Понятно. Ну вот, я и говорю: Кантакузины роднятся невесть с кем, а Киннаму что мешает жениться на аспирантке? Красивая, ученая…

– И бывшая жертва секты Лежнева.

– Шутишь?!

– Нет! Афинаида тогда еще Стефанити проходила по делу Лежнева как свидетельница. Сначала ее даже заподозрили в соучастии, хурриты именно ее оставили в тоннеле с бомбой, когда убегали.

– Вот оно что. Тогда у нее должны остаться не самые приятные впечатления от общения с астиномами. Скандальная была история. Недаром муж так жестко ограждает ее от лишних расспросов.

– Идеальный муж!

– Завидуешь?

– Хм… Не совсем то слово. Для смертных глупо завидовать небожителям.

– Они не небожители, Ди. И если с ними случится то же, что с Зестосом, их точно так же отвезут в морг на вскрытие, а мы будем расследовать их дело. Но лучше пусть живут долго и счастливо. Тем более что у них для этого есть все условия.

***

Вскрытие, результаты которого стали известны поздним вечером, не принесло почти ничего нового. Священника убили примерно в шесть утра, он умер мгновенно, тело недолгое время лежало между задними и передними сиденьями автомобиля. Обнаруженные на теле частицы обшивки отправили на экспертизу с целью установить марку машины.

– В желудке у убитого ничего не было со вчерашнего вечера, – сообщил Шекер напарнице по телефону, просматривая присланный по электронной почте отчет патологоанатома.

– Естественно, ведь он шел в храм на литургию, – заметила Диана. – Православные перед причастием не едят с полуночи.

– Вот как?

– Таковы их правила.

Диана на удивление много знала о православии, хотя не посещала церковь, не соблюдала никаких христианских обрядов и правил, да и крестик не носила. Однажды Шекер спросил, откуда у нее столько познаний о христианстве. Ответ был односложен: «Читала». Напарница не была распахнутой душой и очень скупо делилась сведениями о себе. Шекер не настаивал: каждый имеет право на личные тайны.

– Давай я завтра утром съезжу поговорить с вдовой Зестоса? – предложила Диана.

– Езжай. А я отправлюсь в Парфенон.

Хош допоздна изучал досье клира и работников Парфенона, то и дело мысленно ругаясь. На данный момент почти все эти лица могли быть подозреваемыми, и их оказалось слишком много: помимо самого митрополита Афинского, восемь священников, три дьякона, трое чтецов, четверо алтарников, да еще хор и несколько уборщиц и свечниц, и это не считая работников в митрополичьем доме! Кроме того, все они были практикующими христианами – один из нелюбимых Хошем людских типов. Хотя религия запрещала этим людям лгать и именовала «отцом лжи» прямиком дьявола, жизнь показывала, что при случае они не только лгали и изворачивались ничуть не меньше других, но зачастую делали это с куда большей легкостью, оправдывая свои действия «церковной пользой» и необходимостью «покрывать грехи ближнего». Такая ложь считалась у них даже добродетелью, вкупе со «смирением», «неосуждением» и прочей дребеденью, которая только мешала расследованию. На самом же деле верующие обычно юлили вовсе не из стремления к неосуждению, а из банального страха и нежелания иметь дела с астиномией, но стремились прикрыть это – прежде всего в собственных глазах – благовидным предлогом. А когда их обличали во лжи, не особенно и смущались, некоторые даже пытались поучать астиномов христианскому благочестию. Хош уже наизусть знал историю о преподобном Макарии, укрывшем блудницу, которая спряталась под бочкой в келье грешившего монаха, и ненавидел сочинителя этой байки всей душой. Будь его воля, он бы с удовольствием засадил за решетку этого сказочника за пособничество всем тем, кто оправдывал подобными соображениями всякие темные дела и укрывательство оных. Пусть даже Макарий действительно совершил приписываемый ему «благочестивый поступок»… Хотя непонятно, каким образом эта история могла стать известной: сначала скрыл грех ближнего, а потом-таки разгласил его что ли, «в назидание потомкам»? Ладно, очень мило: покрыл слабость ближнего в надежде на его исправление… Но разве это повод для покрытия чужих преступлений?!

И вот теперь это убийство священника – такое пятно на чести церковного мундира… Или нет, в церкви у них… как там – облачения? Наверняка лжи, изворотов и просто умолчаний будет еще больше, чем обычно… Шайтан!

Может ли убийца быть из числа клира? Церковников, пожалуй, возмутит такое предположение. Впрочем, алтарники – молоденькие мальчики семнадцати-восемнадцати лет; их, видимо, можно из подозреваемых исключить. Так же, как всех женщин, хотя… Кто знает, на что способны женщины Парфенона? Женщины как таковые способны на многое, уж это Хош знал хорошо. Да и убийц, регулярно посещавших богослужения, он тоже видал… Надо встретиться с митрополитом – интересно, что он скажет в связи с убийством?

Досье клириков показались Шекеру созданными под копирку: Духовная академия или семинария, женитьба, служба на приходе, двое-трое детей… У иеромонахов еще скучнее: ни жен, ни детей, у Феофила Анфа даже высшего образования нет: после школы сразу поступил в афинский монастырь святого Дионисия Ареопагита, где и доныне числится, в Парфеноне служит последние восемь лет… А вот Георгий Мелас, что интересно, после пострига попрыгал по монастырям, а теперь живет в съемной квартире. Между прочим, закончил Политехнический институт – и чего понесло в монахи?.. Стахий Савацис – вообще ни рыба, ни мясо: его досье гласило, что он неженат, бездетен, но не монах, после окончания Духовной академии уже одиннадцать лет служит в Парфеноне целибатным священником. Но целибат для имперских попов явление вроде бы нетипичное?.. Надо спросить у Дианы.

Очень, очень не хотелось общаться с этой публикой, но, как бы Хош внутренне не противился, с попами придется говорить сначала, по крайней мере, с некоторыми из них, а уж потом – со знакомой Киннамов и другими прихрамовыми работниками. Он открыл на экране компьютера досье Кусты.

ТАИС КУСТА.Дата рождения: 18.01.1982 (31 год). Родители: Александр Кустас (р. 1945) и Ирина Куста (р. 1949). Братья: Василий Кустас (р. 1970 г.) и Кирилл Кустас (р. 1973 г.). Сестра: Ангелина Куста (р. 1976 г.). Образование: Афинская Академия, философский факультет, доктор наук, специальность «философская антропология».

Что за специальность такая? Очередной путь византийского архивариуса от науки?

Семейное положение: не замужем, детей нет.

Современная эмансипе? Старая дева? Или книжный червь – ничего кроме науки, не интересует?

Шекер хмыкнул. Считать философию наукой, по его мнению, можно было лишь с натяжкой: какая практическая ценность в этих бесконечных рассуждениях?

Место работы: Афинская Академия, преподаватель философии на кафедре философской антропологии (01.09.2006—14.02.2012); приход храма Богоматери Афинской (Парфенон), секретарь-референт (20.03.2012 – настоящее время). Место жительства (постоянное): Афины, 78132, Академический проспект, д. 4, кв. 45.

Что понесло ее из Академии, с работы по специальности и наверняка с хорошей зарплатой, в церковь? Положим, Парфенонский приход богат, но зарплаты там уж точно не такие, как в Академии. Религиозные искания, неудачи в личной жизни? Тридцать лет – рановато для кризиса среднего возраста…

Как бы то ни было, с Кустой надо поговорить. Поехали дальше.

ДИМИТРИЙ ЛОГОФЕТИС. Дата рождения: 8.07.1983 (30 лет). Родители: Исидор Логофетис (1960—1994) и Клавдия Логофети (р. 1962). Сестра: Серафима Логофети (р. 1987). Семейное положение: холост, детей нет. Образование: Анкирская богословская школа (2000—2005), специальность «общее и каноническое право». Место работы: Приход храма Богоматери Афинской (Парфенон), казначей (01.12.2010 – настоящее время). Место жительства (временное): Афины, 78778, улица Дионисия Ареопагита, д. 43, кв. 3.

Вот этот тип, пожалуй, подозрителен. Непонятно, где болтался шесть лет до Парфенона. Впрочем, возможно, ничего серьезного – мелкий церковный бизнес, а до Парфенона сидел на шее у матери… Хотя съемная квартира в самом центре Афин, пожалуй, говорит о чем-то большем, чем мелкий бизнес. Ладно, в любом случае придется всех допрашивать.

И при мысли об этой прорве народа у Хоша заболела голова.

Свидетели жизни

Шекер собирался отправиться в Парфенон с утра пораньше, но Диана просветила его, что в таком случае он попадет на службу, во время которой церковные работники едва ли будут с ним разговаривать. Поэтому Хош выспался, неторопливо позавтракал и вышел в уличное пекло. Машина, впрочем, стояла на подземной парковке и была восхитительно прохладной. Включив кондиционер, комит нажал на кнопку радиоприемника: как раз начался выпуск афинских новостей. Шекер очень надеялся, что об убийстве Зестоса еще не стало известно прессе, иначе он рискует столкнуться на Акрополе с корреспондентами. На сей раз Аллах был милостив: из происшествий сообщили лишь о ДТП на въезде в Пирей, создавшем километровую пробку.

Ненадолго заскочив в Управление, Хош добрался до Парфенона как раз к концу литургии. Причастников в будний день было немного. Крестообразно сложив на груди руки, они чинно подходили к пожилому священнику, стоявшему на амвоне с чашей. Дьякон держал алый плат и вытирал губы причастившихся. Хор замечательно высокими чистыми голосами выпевал: «Тело Христово примите, источника бессмертного вкусите». Шекер с любопытством огляделся.

Парфенон считался одним из чудес света – самый древний из ныне существующих действующих храмов. Его внешний античный облик был полностью – если не считать креста, оставленного над западным фасадом – восстановлен в результате реставрации в восемнадцатом веке, внутри же храм смотрелся вполне по-христиански: мозаики на золотом фоне, иконы, свечи. Алтарь, несмотря на традиционный низкий темплон с иконами, выглядел не совсем по-византийски, поскольку при той же реставрации был переделан по образцу алтарей с обходом в готических соборах Европы, но окружавшие алтарное пространство тонкие колонны и барельефы со сценами из жизни Богоматери хорошо вписывались в интерьер. В минувшем веке реставраторы предложили еще одно новшество: в тысяча девятьсот семидесятом году из Парфенона убрали паникадила, и теперь храмовое пространство мягко озаряли квадратные светильники, вписанные в архитектуру потолка базилики.

Последний раз Хош тут был еще в школе, когда их класс водили сюда на экскурсию, но в то время Шекера больше интересовала Айлин – темноглазая красавица, отличница и «снежная королева». Почти все мальчики в классе пытались приударить за ней, на ученическом балу ее приглашал даже общешкольный красавчик Дионисий Евгеник – предмет воздыхания десятков девчонок, потомок знаменитого Иоанна Евгеника, писателя и борца с унией, брата патриарха Марка. Айлин с Дионисием потанцевала, но гулять отказалась, после чего за ней окончательно укрепилась репутация неприступной богини. Шекер, от безнадежности, ухаживать за ней и не пытался, наоборот, при случае подкалывал и язвил, а однажды даже довел девочку насмешками до слез – по крайней мере, ее темные глаза подозрительно заблестели, – и случилось это как раз на той экскурсии. Самого храма Хош почти не запомнил.

Окончив школу, Айлин поступила в Академию на юридический факультет, а Шекер пошел учиться на астинома. Спустя семь лет, во время расследования убийства сотрудника аудиторской фирмы и кражи документов, Хош опрашивал потерпевших, и секретаршей фирмы оказалась его бывшая одноклассница, школьная подруга Айлин. После опроса по делу Шекер поинтересовался, что слышно о судьбе однокашников; сам он после окончания школы ни с кем из них не общался, и даже случайно пересечься не пришлось. Глафира рассказала о ком знала, упомянула и об Айлин: та по окончании Академии выиграла грант и уехала писать диссертацию в Хаддис-Багдадский Университет, да так и осталась в Амирии, выйдя замуж за арабского бизнесмена на десять лет ее старше.

– А знаешь, Шекер, ты дурак, – сказала Глафира. – Она ведь была влюблена в тебя. Еще с восьмого класса. Она даже с Евгеником гулять не стала, всё надеялась, что ты когда-нибудь станешь вести себя по-человечески… А ты очень обидел ее тогда, на экскурсии по Акрополю. Я ей говорила, что на самом деле она, скорее всего, тебе нравится, просто ты выразить это не умеешь, но после той истории она заявила, что ты гад и больше она слышать ничего о тебе не желает. Мы даже немного поссорились тогда. Вот признайся, она тебе нравилась?

Шекер онемел. В душе сцепились несколько желаний: сказать правду, солгать «вот еще» или хоть хмыкнуть… Но не получилось выдавить ни звука. Он даже головой шевельнуть не смог. Глафира усмехнулась, глядя на него: должно быть, выглядел он в этот момент как полный болван.

– Так я и думала, – вздохнула она. – Вы, мужчины, такие идиоты… Вечно за вас надо всё проговаривать самим!

Сейчас, стоя под сводами Парфенона, Хош снова вспомнил всю эту историю, но не почувствовал ничего – ни досады на судьбу, ни злости на себя, ни тупой боли, как раньше. «Видно, это Ди на меня так терапевтически подействовала», – подумал он и, внутренне встряхнувшись, переключил внимание на то, ради чего пришел сюда.

Литургия, наконец, закончилась. Священник, дородный мужчина с густой кудрявой шевелюрой и внушительной бородой, вышел говорить проповедь. Вызвав в памяти сведения и фотографии из просмотренных накануне досье, Шекер понял, что это протоиерей Кирилл Макрис, старший клирик Парфенона, исполняющий обязанности настоятеля; официальным настоятелем храма был митрополит. В Парфеноне служили шесть белых священников, два иеромонаха и три дьякона. Среди иереев Макрис и покойный Зестос имели право принимать исповедь. Службы в храме бывали ежедневно утром и вечером, как гласило расписание богослужений, которое Шекер изучил при входе.

– Вчера мы праздновали Новолетие, – сказал отец Кирилл, – и просили Бога благословить новый год своею благостью. У нас известные понятия о благости: конечно, мы думаем о духовных вещах и время от времени размышляем, как нам исправить свою жизнь, но куда больше нам хочется, чтобы всё было благополучно в житейском смысле, чтобы никто не болел, чтобы у нас был материальный достаток и личное счастье. Если мы достаточно благочестивы, мы просим еще и о помощи в духовном совершенствовании, но при этом надеемся достичь его, прямо скажем, лежа на боку. Мы, разумеется, иногда встаем и идем на службу, постимся в положенное время и ежедневно молимся, но редко думаем о том, что духовное совершенство без труда и скорбей не достигается, ибо «узки врата, ведущие в жизнь». Но Господь напоминает нам об этом, и порой напоминает очень жестко, ведь мы, по душевной лености и черствости, редко способны понимать иной язык, воспринимая как должное всё то хорошее, что с нами происходит. И вот, вчера, на самое Новолетие, Господь посетил нас великой скорбью и испытанием: утром, по дороге в храм на службу, неизвестными преступниками был убит наш отец Александр.

После мгновения ошеломленной тишины, по храму прокатился вздох, кто-то вскрикнул, заплакала женщина. Потом поднялся гул: «Да как же это?.. Кто?.. Почему?.. Не может быть!..» Шекер оглядывал присутствовавших: казалось, все были ошарашены, искренне расстроены, а то и напуганы. Священник выждал несколько секунд и продолжал:

– Следствие только начинается, ничего еще неизвестно, и мы даже не знаем, когда астиномия выдаст тело для захоронения. Поэтому прошу вас пока что молиться об упокоении души отца Александра. Сейчас, после службы, я совершу по нему панихиду, желающие могут остаться и помолиться. Отец Александр все силы отдавал церковному служению, в личной жизни был очень скромным, как известно тем, кто знал его сколько-нибудь близко. Жил он небогато, у него остались вдова и дочь, и я призываю помочь им в эти трудные дни не только молитвенно, но и материально: желающие могут пожертвовать деньги на похороны, поминовение и цветы в ящичек у свечной лавки. Мы все потрясены этим ужасным происшествием! Лично я даже представить не могу, кому и зачем понадобилось убивать отца Александра. Но если кто-нибудь из вас вспомнит что-нибудь, что может помочь следствию, прошу немедленно сообщить об этом в астиномию.

«Умный поп! – одобрительно подумал Шекер. – Может быть, кто-то из прихожан в самом деле что-нибудь сообщит». Хотя надежды мало: на след преступника часто наводят такие мелочи, какие обычному человеку, если он их и заметил, в голову не придет связать с преступлением. К тому же сегодня понедельник, весь народ приходил вчера, когда никто еще ничего не знал…

Отец Кирилл еще немного порассуждал о терпении скорбей и недоведомых судьбах Божиих и завершил проповедь так: