Траектория полета совы

Друзья просидели в буфете до самого закрытия. Феодор взял себя в руки, и, когда они с Василием простились на академической автостоянке, уже нельзя было заметить на его лице никаких следов той внутренней бури, которую он пережил меньше двух недель назад и которая, очевидно, всё еще не стихла. Глядя в зеркало заднего вида, как черная «альфа» Киннама выезжает с парковки, Кустас подумал: «Бедный Феодор! Даже странно, почему ему так не повезло в личной жизни, хотя, казалось бы, у такого мужчины с этим не должно быть никаких проблем… Теперь он, похоже, смирился и приготовился к одиночеству. Наверное, для научной работы это хорошо, но все-таки такая жизнь не для него! Впрочем, как знать, может, этот ветер еще переменится…»

***

Воскресным вечером, когда Афинаида стояла на кухне у окна и раздумывала, чем бы поужинать, позвонила Мария.

– Ида, приветик! Как дела? Я тут мимо пробегаю, да не одна, а с тортиком. Хочешь, зайду, съедим вместе?

– О, давай! – обрадовалась Афинаида.

Отложив мобильник, она огляделась: не мешало бы прибраться, но нет времени… Афинаида только успела сунуть в керамический стаканчик на столе несколько салфеток и подмести пол в тесной кухоньке.

Когда-то они с родителями жили в приличной квартире на проспекте Михаила Хониата, недалеко от центра города. Георгий Стефанитис был крупным специалистом по палеоботанике и хорошо зарабатывал. Но когда отец ушел от них, а мать попала к Лежневу, тот быстро внушил ей, что жить в таких «хоромах» вредно для души и квартиру надо поменять на более скромную, каковую сам отец Андрей и нашел для них через знакомых. Деньги, образовавшиеся при размене, пошли, по словам Лежнева, на строительство триполитского подворья, а Афинаида с матерью оказались в малюсенькой двухкомнатной квартирке вдали от центра, зато близко к Свято-Михайловскому храму. После разгрома секты Афинаида, вернувшись с Закинфа, повыбрасывала горы брошюрок с переведенными на греческий поучениями катакомбных старцев из Московии, всякие «правила поведения православного христианина», «памятки желающим спастись» и подобную литературу, которой Лежнев их щедро снабжал, оставив только святоотеческие книги, которых после чистки книжного шкафа оказалось не так уж много. С помощью Марии и ее двоюродного брата она сделала в квартире перестановку: одна комната стала рабочей – там стояли компьютерный стол и стеллажи для книг, – а другая служила спальней. Часть старой мебели отправилась на свалку, и в комнатах стало свободнее, легче дышалось, однако порой Афинаида с грустью вспоминала их прежнюю квартиру, из окон которой был виден Акрополь…

– Я собиралась зайти поздравить бабушку, – затараторила подруга, переступив порог, – а она с дедом укатила на море! Говорит: ешь сама свой торт! А мне одной скучно. – Она рассмеялась. – Ты уже поставила чай? – Афинаида кивнула. – Молодец! Серьезная девушка, обязательная… – Мария надела потертые тапки, которые дала ей хозяйка, и прошла в кухню. – Но лучше б ты была немного пораскрепощеннее, что ли…

«Видела бы ты меня года три назад! – подумала Афинаида. – По сравнению с тем я сейчас просто… гетера!»

– Ну что, как дела-то? – продолжала трещать Мари, развязывая веревочки на коробке с тортом. – У тебя есть большой нож? Ага, спасибо… Давай, докладывай! Нашла себе научрука?

– Пока всё неопределенно! – Афинаида вздохнула, заливая кипяток в заварочный чайник. – На кафедре мне дали телефон Факаидиса…

– О, здорово, он хороший преподаватель! – обрадовалась подруга, выкладывая Афинаиде на тарелку большой кусок торта со взбитыми сливками и клубникой.

– Да я знаю, он же нам лекции читал… Только вот я ему позвонила, а он сказал, что тема у меня интересная, но у него сейчас куча диссертантов, и если даже он меня возьмет, то не сможет со мной в ближайшее время серьезно заниматься. Спросил, насколько для меня принципиально защищаться именно у него, я сказала, что в общем не принципиально, и он обещал подыскать мне другого руководителя. А в пятницу позвонил и сказал, что попросил поговорить со мной ректора Академии: он как раз хочет взять новых аспирантов под руководство и, может, заинтересуется…

– Как, самого Киннама?! Да ты что! – Мария посмотрела на Афинаиду с некоторой завистью. – Ну, подруга, тебе везет!

– Да погоди еще, может, он и не захочет меня вести. Хотя я надеюсь, что он возьмется, потому что… – Тут Афинаида запнулась, подумав, что лучше не рассказывать Мари о том, какую роль сыграл в ее жизни случайно прочитанный в декабре позапрошлого года роман Киннама. Теперь это казалось очень знаменательным, но упоминание о том вечере повлекло бы за собой рассказ о лежневском прошлом, а говорить о нем с подругой Афинаида пока не была готова. – В общем, Факаидис просил меня не посрамить его рекомендацию, и я постараюсь…

– И что, и что? Ты звонила Киннаму?

– Да, но разговаривала только с его секретаршей, она потом перезвонила и сообщила время встречи.

– И когда?

– Завтра.

– Уже завтра? С ума сойти! – Мария была так возбуждена, что Афинаиду это начало удивлять. – И что, ты подготовилась?

– Да, покажу ему план диссера, наброски первых двух параграфов и еще свои статьи…

– Вот дурочка, да я же не об этом! Ты же идешь к самому Киннаму! – Мария закатила глаза. – К великому ритору, в которого влюблена вся женская половина Академии, а вся мужская давно с этим смирилась! Тут надо выглядеть! Что ты наденешь? Надеюсь, не твою кошмарную юбку до пят?! А кофточка, у тебя есть красивая кофточка без рукавов? И чулки – это уж непременно, и лучше с узором…

– Послушай…

– Туфли у тебя простоватые, но, по крайней мере, не страшные, сойдут! Но тебе надо будет купить новые, на каблуке! И сумочку… У тебя что, только та черная? Страх и ужас! Ты прости меня, я тебе правда добра хочу, нельзя так над собой издеваться, Ида!

– Мари, да прекрати же ты трещать! – Афинаида поморщилась. – Тебя послушать, я иду не к научному руководителю, а на свидание! Что за ерунда? У меня нет коротких юбок и чулок с узором… И вообще, Киннам будет смотреть на мои знания, а не… на мои ноги!

– Ну, Ида, ты что, с ума сошла? – возмутилась Мария, но вдруг засмеялась. – А-а, я поняла! Он привык к разряженным фифам, а тут ты придешь такая вся из себя… монашка! Вот он и обратит внимание, точно! А что, хорошая идея, хотя, конечно, экстравагантная… Ммм… Но может, и сработает! Афинаида, ты голова!

– Послушай, да зачем мне обращать на себя его внимание в таком смысле?! – вскричала Афинаида. – Объясни мне, в конце концов! Я не собираюсь за него замуж! Прекрати болтать всю эту чушь! А не то…

«А не то пойдешь пить чай на улицу!» – чуть не добавила она, но вовремя остановилась, только сердито посмотрела на подругу. Изумленная Мария спросила недоверчиво:

– Ты что, никогда не видела Киннама?

– Нет. Где я могла его видеть?

– Да где угодно! По телевизору, в газетах… да хоть на стенде преподавателей!

– Я не смотрю телевизор и не читаю газет. Мимо стенда я проходила, но я его не рассматривала.

– Ну, тогда ясно, почему ты так тормозишь! – безапелляционно заявила Мария. – Когда ты его увидишь, то поймешь, почему я тебе всё это говорю… И знаешь, что? Если ты в него не влюбишься, я буду знать, что ты святая!

Афинаида усмехнулась. «Как легко стать святой в этом мире, оказывается! – подумала она, погружая ложечку в пышный кусок торта. – В том мире надо было годами жить в аскезе и полном послушании, а здесь достаточно всего лишь не влюбиться в ректора Афинской Академии!.. Неужто он так неотразим?» В ней невольно зажглось любопытство: что же за мужчина этот великий ритор, что перед ним не может устоять ни одна особа женского пола?

– А что, в Киннама в самом деле все влюблены? – спросила она как бы между прочим, когда они расправились со второй порцией торта.

– А то! Только по нем и вздыхают все – и преподавательницы, и секретарши, про студенток уж не говорю… Потому и одеваются с иголочки, что ты думаешь, я не шучу! А если какое мероприятие, то весь женский коллектив на нем в полном составе, лишь бы на ректора посмотреть, ха-ха!

– И ты тоже влюблена?

– Ну, есть маленько. – Мария вздохнула. – В него невозможно не влюбиться! Он как магнит… Но я-то понимаю, в отличие от Элен, что мне ни в каком случае не обломится, рожей не вышла! Вот у тебя может быть шанс… Правда, ты одеваешься ужасно и держать себя не умеешь. Ты прости, я уж как есть говорю!

– Да я не обижаюсь. – Афинаида улыбнулась. – А кто такая Элен?

– Его секретарша, третий год там сидит и вся такая ходит расфуфыренная, ой! Юбка что есть, что нет, блузки такие, знаешь, все с вырезами… Да он на нее глядит, как на мебель, она это и сама понимает, я думаю…

– Ну вот, а ты говоришь: то надень, это надень! А он, получается, на это и не смотрит? Все по нем вздыхают, а он сам-то что?

– О, это наша главная академическая загадка! Я-то в Академии только пятый год работаю, но мне рассказывали: после того, как у Киннама жена умерла, это еще в двухтысячном, у него были женщины, и много, да говорят, что и при жене были. Она у него такая была… красотка, но ледышка. А потом, когда он стал ректором, всё как отрезало! Никто не знает, почему. Пытались выяснить, нет ли у него тайных любовниц – думали, может, решил больше не афишировать, знаешь… Но вроде нет, некоторые девки даже возле его дома дежурили – ничего не видели. Ни на концертах, ни в театре, ни в ресторанах никто его больше с женщинами не видел. В общем, вот уже пять лет он монахом живет! Наша завкафедрой чего только ни делала, чтоб его завлечь – не-а, не вышло! И другие тоже пытались… Правда, может, у него кто-то в Константинополе есть…

– В Константинополе?

– Ну да, он же ректор, а это статус, и он трижды в год туда ездит на Золотой Ипподром, а там-то вообще весь мировой бомонд и такие женщины, о-о!

– Да, представляю…

– Так что, может, у него там какой-нибудь роман, не знаю. По крайней мере, он точно имеет там большой успех, даже у самой августы! Когда трансляции с балов показывают, так видно, что он часто в ее ложе бывает… Ну, знаешь, у нее там избранный круг интеллектуалов, такие мужчины! – Мари вздохнула и задумалась. – Да, может, у Киннама там женщина есть… А что, романтично! Тайная возлюбленная среди столичной знати! Может, она замужем, вот они и встречаются тайком. Прямо сюжет для романа, да? Кстати, Киннам ведь и романы пишет! Ты читала?

– Только первый, мне очень понравился! А о втором я сначала не знала, а теперь не могу найти – видно, всё распродали. В электронном виде, конечно, можно прочесть, но мне хочется бумажный.

– Второй у меня есть, я тебе подарю! Этим летом уже третий вышел, «В сторону Босфора», тоже чудесный, купи обязательно… Упс! Времечка-то уже сколько! Ладно, подруга, я убегаю. А тебе желаю успеха! Если Киннам будет твоим научруком, это супер! Он истинно ученый муж, таких мало. Так что не ударь в грязь лицом… точнее, умом!

***

Афины уже несколько столетий считались второй столицей Империи. Самые ярые патриоты желали бы, чтобы их город стал первой, но понимали, что ничто на свете не может сравниться с Оком вселенной. Новая история Афин началась с 1661 года, когда в город прибыл юный кесарь Иоанн Комнин. Отчаянный гуляка и гедонист, он поначалу усердно пытался утешиться в своем горе – согласно обнародованному завещанию усопшего отца, престол отходил к младшему брату Иоанна и ни при каких обстоятельствах не должен был достаться кесарю, которому пришлось удовольствоваться управлением Аттикой. Однако через несколько месяцев беспутной жизни в главном городе диоцеза с Иоанном произошла потрясающая перемена. Он сделался тихим, задумчивым и вскоре обнародовал грандиозный план превращения давно пришедших в упадок Афин в светоч вселенной. Кесарь собирался вновь открыть философскую школу, собрать множество ученых мужей и вернуть Аттике былую славу центра философии и всяческого просвещения. В узком кругу хмельных друзей – Иоанн отнюдь не стал трезвенником и веселые застолья по-прежнему любил, но устраивал их нечасто и вдали от посторонних глаз – он несколько раз прозрачно намекал на судьбоносную встречу с некоей девой…