По дорогам Империи

– Так вот почему ты в тот раз рванул на улицу и так внюхивался. А мы-то подумали, что головой ты после болезни трохи повредился… – Юр глянул на ребенка, прищурив глаз, и с грустью усмехнулся.

– Ага, но то обычный был, простой туман. К сожалению. Юр, а что тебе Мурайка показала, как ты понял, что я не Калин?

– Себя увидел, тебя, глотов и жутких огромных монстров. Много чего увидел из того мира. Что успела она в твоей голове подглядеть, то и мне показала.

– Но я не понимаю, как это она делает?

– Кхым… вообще-то, об этом никто не знает и знать не должен. В нашем мире, Ка… – мужчина осекся на полуслове, так и не договорив имя сына, поправился быстро, – Взрывник, тоже есть свои монстры-мутанты, и люди их очень боятся. Таким, как я… и ты… не место среди людей. Мы – мутанты. Пусть не корявые внешностью, но все же не такие, как все. Боги зачем-то даровали нам способности, из-за которых первый же встречный, если не попытается убить, то точно расскажет в Храме, и тогда на нас откроют охоту. Плаксунья же, она залезает человеку, да и не только человеку, в голову и будоражит память, заставляет видеть даже давно забытые моменты из жизни. Если она охотится, то жертва видит что-то очень хорошее, приятное и наслаждается зрелищем, пока ее не сожрут, а если она знакомится, то тогда вытягивает из твоей памяти все подряд. Плаксуньи, они вообще очень любопытные животные и очень умны, почти как человек.

– Так это же телепатия! – воскликнул Взрывник, аж подпрыгнув на месте.

– Тс-с! Не ори. Всех людей даже с малейшим отклонением от нормальности сдают Кардиналам, и это в лучшем случае, если не убьют при поимке. А что те делают с несчастными, никому неизвестно, но от них еще никто не возвращался. Если станет известно про эту телепатию, быть беде. Даже своим близким нельзя говорить.

– Мама не знает? – спросил мальчик, даже не заметив, что вновь назвал матерью ту, к которой он вроде как не имеет никакого отношения.

А вот Юр заметил, но не поправил.

– Я жутко боялся, что мои дети унаследуют эту способность, и как в воду глядел. Плаксуньи чувствуют тех, кто не прост, вот она и подошла к тебе, заметила что-то, но, порывшись в твоей голове, признала за своего. Калина эта способность, переданная мной по наследству, или твоя личная, принесенная каким-то образом с собой, я не знаю, но раньше мой сын такое делать не умел.

– А если бы не признала?

– Ну, тогда бы случилась беда.

– Брр… – зябко передернул мальчик плечами.

Юр внимательно рассматривал ребенка.

– Но почему она меня признала, как? Я же чужой для вас.

– Сам не знаю. Видимо, не совсем и чужой, раз признала. Думаю, она не зря мне двойника показывала и тебя, маленького совсем, на бумаге и в этом твоем доме для сирот. Неспроста это, неспроста. Мыслей много у меня… Знаешь, все же пойдем к Люту, может, он и сможет разобраться во всем этом.

– Ты же сказал, что нельзя никому говорить.

– Моему отцу можно, он знает про все. Проклятье-то семейное.

– Это не проклятье, Юр. Это – генетика. Видимо, просто мутация передается в роду от отца к сыну, вот и все.

– Ох, молчи лучше. Не доведи Боги, твои слова чудные кто посторонний услышит.

– В лесу?

– Да, хоть бы и в лесу. Ляпнешь подобное на людях, и что потом?

* * *

Взрывник сидел почти час на пороге, в дом его не пускали. Юр разговаривал со своим отцом наедине, о чем, догадаться было несложно.

Сначала Взрывник очень волновался, но к тому времени, как во второй раз отсидел на жесткой ступеньке пятую точку, волнение переросло в сонливость, и появление в дверях вмиг постаревшего Юра моментально выдернуло его из расслабленной дремы. Тряхнув головой, Взрывник скинул остатки сна и увидел, что это вовсе не Юр, а более мощная его версия: лохматый, седой, с хитрыми глазами дед. Высокий, косая сажень в плечах и, в общем, устрашающий вид, но вид этот не пугал, даже наоборот, располагал к себе. За этой мудрой, седой мощью хотелось спрятаться, как за каменной стеной. Последнюю каплю в чашу расположения к деду добавлял округлый живот, отсутствующий у Юра, со скрещенными на нем мозолистыми, огромными ладонями. Этому человеку хотелось верить и не просто верить, а даже доверять свою жизнь. И что-то в его образе, совсем неуловимое, выдавало в нем очень умного и по-житейски мудрого человека.

– Ну, чего застыл, заходи что ли, а то расселся тут, словно не родной. Выспался? – усмехнувшись, поинтересовался дед, пропуская мальчика вперед.

Взрывник растерялся.

– Ну, заходи, заходи, внучек, будем знакомиться, – Лют закрыл двери и задвинул засов. – Ну-ка, глянь-ка на меня…

Взрывник поднял голову и уставился в бездонные глаза, которые утягивали сознание, словно в глубокий омут, подавляя волю…

Очнулся он уже в сидячем положении, опираясь спиной на стену, и, еще не открывая глаз, услышал:

– Верно говорю тебе, Юр, это кровь от крови, он нашего рода. В том мире тебе сын он, значит, выходит, что это и есть наш Калин, только чуточку другой. А ты глянь, хитрец, подслушивает, – усмехнулся Лют и, поднявшись, пошел к кадке с водой. – На-ка, попей, полегчает. Болит голова?

– Болит, – буркнул мальчик в ответ и взял ковш из рук деда. – Что это было? Что вы со мной сделали?

– Ну, ты уж извиняй, но мне надо было немного покопаться у тебя в голове. Не нервничай, с тобой все в порядке, а головная боль скоро пройдет.

Взрывник потер виски.

– Ну и как, нашли чего интересного?

– Нашли, Калин, нашли. Я всегда подозревал, что наш мир не сложен, и Боги любят пошутить, но и представить себе не мог, что они создали несколько миров и людей в них одинаковых, а вот с условиями жизни разными.

Не считая телепатического воздействия в самом начале, знакомство с дедом прошло нормально. За день плотного общения он вполне понравился Взрывнику, и даже какие-то чувства настоящего внука шевельнулись на задворках подсознания, тем более, как выяснилось, он действительно им не чужой.

– Вот такие вот, внучек, пироги у нас, так что не свезло тебе с семейством, порченый род, с изъяном. Как ты там назвал это – генетическая мутация рода? Эх, жаль, обучить тебя уже не успею, да и расспросить о многом охота, особенно о смерти. Но ничего, Юр многое умеет, сам справится. Ты мне вот чего скажи, как там, на Том свете, чего ты видел?

– Ты так говоришь, дед, словно завтра помирать собрался.

– Ну, надеюсь, не завтра, но вскоре – да. Дела у нас скверные, и отвечать за упущение надо. Так что рассказывай, внучек, все рассказывай.

При этих словах Юр насупил брови и, звучно вздохнув, опустил голову, уткнувшись тяжелым взглядом в пол. Взрывник понял, что дела действительно плохи, что быть беде.

– Дед, может, возможно что-то придумать и избежать смерти? Зачем принимать ее так покорно, не понимаю? За жизнь бороться надо до последнего вздоха.

– Верно ты мыслишь, мальчик, но не в этот раз. Бывают ситуации, где приходится идти добровольно на смерть, осознанно, ради чего-то более важного, нежели твоя собственная жизнь. Видишь ли, ты многого теперь не помнишь, и то, что твой дед – Глава старейшин, тоже, видимо, позабыл, так же, как и законы наши. Многое тебе разъяснять придется, чтобы понял и принял ты новые правила этой жизни, этого мира, – Лют медленно прошелся по комнате тяжелой поступью, ссутулившись и заложив руки за спину. Размышлял.

– Скоро у нас будет большой праздник, – продолжил он, собравшись с мыслями. – Завершен сбор урожая, собран общий налог, подросло новое поколение. Все – год закончен. Надобно поблагодарить его, проводить с почестями и принять новый. В первый день Нового года все мальчики и девочки, достигшие тринадцати годов, проходят обряд инициации и вступают во взрослую жизнь. Ты обязательно должен присутствовать, видеть это, потому как правил не помнишь, а их знать надобно. Хотел бы я принять твою инициацию, но, не будем о грустном. Ты нашего роду, а значит, не посрамишь отца. Это важно. Тот, кто сумел пройти обряд, более не считается мальчиком – мужчина он отныне. А провалившему – позор большой. Мой внук не должен род Котовых позорить. Наш род настолько древний, что уходит корнями в Темные времена и аж оттуда несет свое название. Мало ныне сыщется таких.

Юр при этих словах гордо приосанился и, положив ладонь на ножны с ножом, бережно и как-то благоговейно их погладил. Это не укрылось от цепкого взора старика. В глазах блеснула искорка счастья, одобрения.

– Мужчина, Калин, – продолжил он поучать внука, – не живет с родителями, если в семье есть еще дети, и родители способны прокормить себя и внести свою долю в общину. Каждому повзрослевшему новому мужчине наш князь выделяет место для сева и постройки своего дома. А коли сеять не хочешь, так охотой промышляй, рыбалкой или любым другим ремеслом, которому обучен. Налог сдать можно чем угодно, главное – сдать. Дом строить молодежи помогают, но основную работу все же делает новый хозяин. Дом и то, что в доме: стол, лавки, кровать, очаг – мужчина делает своими руками, и только после этого он вправе привести себе жену. Ну, а там и люльку плести можно, – усмехнулся старик по-молодецки, – детки, это, хех… и оглянуться не успеешь, а уже пищат.

– Так что, я могу в тринадцать лет жениться? – опешил мальчуган.

– Хех, скорый какой он у нас, глянь только, – улыбаясь, Лют посмотрел на своего бородатого сына. – Ну, ежели ты сумеешь все сделать до четырнадцатой своей весны, то да – получится, что в тринадцать женился.

– А жена? Как жену выбирать? Сколько лет ей должно быть? Я не хочу на старой жениться.

Мужчины ухнули, враз покатившись от приступа хохота. Молодой гоготал словно конь, а старый смеялся, как простывший ворон, хрипло каркая и ойкая.