Оценить:
 Рейтинг: 0

Эффективная бабочка

1 2 3 4 5 ... 14 >>
На страницу:
1 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Эффективная бабочка
Катерина Александровна Шпиллер

"Своим поступком – путешествием во времени и убийством – я остановила, прервала свою жизнь в мои двенадцать лет… Я живу не как все – из прошлого в будущее без отклонений в неведомое, а имею будто бы фасеточный взгляд на реальность. Я – эффективная бабочка, что режет крылом реальности и парит над всеми её вариантами, не покидая колеи линейности времени."

Катерина Шпиллер (http://grafomanam.net/users/7452)

ЭФФЕКТИВНАЯ БАБОЧКА

ПРОЛОГ

«Мой рай отраден буйством диких красок,

Лениво море от тепла воды…»

Я поднимаю голову от монитора и смотрю в свой сад с веранды. Нисколько не преувеличение, настоящий рай. Разноцветная пена цветов, фруктовые деревья, разных форм непролазные кусты… кустистые кусты – тянет сказать именно так, но ищешь и находишь синоним – работа нынче такая. Густые. Густющие. И какого угодно оттенка, только не привычного русскому глазу зелёного, а фиолетового, красного, ядовито-жёлтого, голубого…

Между всем этим ботаническим великолепием кокетливо извивается тропинка, бегущая вниз по пологому склону – к волшебной лагуне, где нахально лениво не плещется, а сонно нежится под солнцем чистое изумрудного цвета море. Тёплое, как бассейн для малышей, как лягушатник. Спокойное, словно водохранилище. Разве не рай?

Я могу протянуть руку из окна и, чуть-чуть подавшись вперёд, сорвать апельсин, нагло растущий прямо перед окном, в которое он бессовестно стучится всякий раз, когда окно закрыто и вдруг налетает лёгкий райский ветерок-бриз с моря. Но я не стану этого делать: оранжевое чудо безупречно красиво смотрится на фоне нежно-бирюзового неба, почти совсем незаметно стекающего в изумрудно-синее море. Такое ощущение, что море с небом заняты бесконечным процессом обмена цветов – сверху-вниз, снизу-вверх… Апельсин на таком фоне идеален! Жаль, что я не рисую, не дано.

Сижу перед монитором, работаю со стихами, любуюсь своим раем и сожалею, что не рисую. В голову снова приходит мысль: забавно, я взрослая женщина, даже не юная совсем, а мне всего пять лет. Я психически здорова, просто такая вот сумасшедшая арифметика. Правильней, наверно, высшая математика, сверхвысшая… И никто про меня ничего толком не знает: ни про очень невесёлое прошлое взрослой женщины, ни про то, что этого прошлого уже нет – ей всего пять лет. Никто не знает и никогда не узнает. А даже если узнает, то не поверит. А если поверит, то он безумен. А я знаю, что это правда, и не безумна.

Поэтому я совершенно расслаблена и покойна в моём личном раю. Я бабочка в эдемском саду. Эффективная бабочка…

СЕГО ДНЯ

Мой муж – гений. Гений всех времён и народов. Ньютон, Эйнштейн, Ландау, Гейтс – все эти незаурядные и более чем способные люди должны были бы выстроиться в очередь, чтобы преклонить перед ним головы и признать безусловное превосходство величия его разума.

Его зовут Вениамином, но для мира он однажды станет Великим Учёным Беном Львовским. И на каждом углу ему поставят памятники… и все учебники будут пестрить его фамилией с непременными прилагательными «великий», «гениальный», «единственный», «непревзойдённый» и всё такое прочее. Иногда я думаю, будто бы забыв, что мы живём в эпоху фото и видео, как станут изображать благодарные потомки Львовского? Или если представить, что его пытаются увековечить в ту эпоху, когда для изображения ещё не было ничего, кроме живописи, скульптуры и слов… Ох, порадовались бы «увековечиватели» – материал потрясающий. Бен Гур из знаменитого блокбастера. Высокий, статный. Шевелюра богатая, кудрявая, семитский шик. При этом вполне пижонская короткая бородка, а рот вообще не виден в чёрных зарослях усов. Ну, прямо Карл Маркс в молодые годы! Прибавьте к этому типично еврейские глаза с вечной грустинкой для восторга всех аидише-мам. А еще сильные руки и… ни к чему этому великолепию не подходящие нелепые дедушкины очки. Зрение наш гений испортил себе ещё в отрочестве и с тех пор носил только такие очки (вот чудак!), в которых ему было хорошо видно и очень удобно. А как на грех, самые удобные для него очки всегда почему-то страшные, как изделия советской легкой промышленности, и давным-давно устаревших моделей. Поэтому весь свой природный еврейско-брутальный шик он сводит на нет, портит этой единственной досадной деталью. Львовского это нисколько не смущает, ему на подобную ерунду глубоко плевать.

И правильно: всё равно весь мир преклонит пред ним колени! Но это будет не скоро, неизвестно, когда: сначала он должен отдать свою десятину бизнесу, отработать необходимые оброк и барщину, и только потом, может быть, что-то достанется человечеству – с барского плеча хозяев жизни. А, может, и нет, я давно уже о происходящем в мире ничего хорошего не думаю, главное, успеть от них, от людей, живым голову унести, после того, как предложишь им своё великое открытие или, к примеру, избавление от всех болезней и страданий. Оно же тебя за это и сожрёт с большим удовольствием – найдёт повод. Так что,  чёрт с ним, с человечеством, пусть ему ничего не достанется вообще.

Мы с Веней вместе восемь лет, сейчас мне тридцать три. Наш союз – союз  роковой, осмысленный, не чувственно-спонтанный. Восемь лет назад я уже давно жила по инерции, стараясь не задумываться ни о собственной жизни и её смысле, ни о том, что такое судьба и для чего я вообще живу. Моё прошлое было покрыто таким зловонным мраком и безысходностью, что радоваться жизни, а тем более любить её и ждать чего-то хорошего я успешно разучилась. Зато столь же успешно научилась жить и притворяться. Притворяться, чтобы жить, а жить, чтобы притворяться.

Несмотря на пережитую сильнейшую депрессию и ещё парочку очаровательных в своей невыносимости неврозов и психозов, мне удалось научиться жить одним днём, как советуют все психиатры и психологи, как научил меня мой доктор. Но это не сделало меня ни на гран счастливее, просто позволило рационально и хладнокровно относиться к своим мучениям. Всё это ложь, что от «однодневности» становится легче. Ты живёшь этот треклятый один день, как приговорённый, потому что всерьёз заставить мозг радоваться именно этой тарелке вкусного супа, который я сожру здесь и сейчас, или именно сейчас выглянувшему солнышку, под которым я пойду прогуляться, невозможно. Он на то и мозг, что умеет всё сразу: и радоваться супу, и жестоко мучить своего хозяина мыслями про прошлое или страхами за будущее. Ничего не меняется. Психологи либо издеваются, либо лгут во спасение, либо кристальные дураки, ни хрена, видимо, не понимающие, что может твориться в душах исковерканных своими несчастьями людей. Может, конечно, и есть такие больные, которым для радости достаточно вкусного супа и ясного солнышка, но как это они умудрились захандрить, сойти с того, чего у них никогда не было? Нет, депрессия – удел отличников и книгочеев.

Так вот… Жила я себе приговорённой к пытке жизнью, делала хорошую мину при вполне качественной игре. По утрам, постанывая, ползала по квартире, пытаясь настроиться хоть на какое-то подобие здоровой жизни: босиком и голая (не было сил хотя бы накинуть халатик), согбенная, как древняя старушка, держась за стену и порой подвывая в голос (так легче было избавляться от ноющей боли в солнечном сплетении), бродила по своему дому, тупо ожидая, как со временем, часа через полтора, отпустит. Иногда приходилось прибегать к помощи препаратов, когда совсем уж крючило.

Отпускало. И я могла более-менее пристойно существовать до самого позднего вечера. Где-то около полудня садилась за компьютер и работала свою работу: переводила с английского на русский и обратно. В зависимости от того, что нужно было моему работодателю – крутой фирме по недвижимости, изо всех сил выпрыгивающей из штанов, чтобы её заметили и оценили в Европе и Штатах. Меня эти попытки смешили до желудочных колик, но ровно до того момента, пока шеф –  Рома Крюков не отыскал каким-то чудом и непонятно где Веньку Львовского. И вот тогда началось. Всё и у всех началось – и у фирмы, и у Ромы, и у меня…

Я была тогда ещё вполне молода – что такое 25 лет? Почти юность по нынешним временам.  Но у меня было прошлое, вернее, не так, а вот как: ПРОШЛОЕ. Ужасное, стыдное, отвратительное, смрадное. Я расскажу.

КОГДА-ТО

Меня угораздило родиться у красивых и успешных по всем статьям людей, но по сути в гнилой и гадкой семейке, где Он и Она счастливо нашли друг друга по принципу «дрянь к дряни липнет».

Он, самый русский из русских – весьма среднего роста, с пшеничными когда-то в юности густыми волосами, сильно поредевшими уже к тридцати и обнажившими похожую на тонзуру лысину, серыми глазами и невнятными чертами, в которых явно просматривался монгольский след, был по натуре нарциссом самовлюблённым (может, и у ботаников есть такой термин на латыни). При этом неглупый и удачливый во всём, за что ни брался. С амбициями и без каких-либо моральных заморочек и устоев. Вот такой прямо со школьной парты, когда смекнул, что судьбу в этой стране легче всего сделать, полностью посвятив себя игре «Мы строим коммунизм, и танки наши быстры». Бывают такие способные, шустрые мальчики. Очень целеустремлённые мальчики – именно из маргинальных низов (ах, простите, за откровенность, дедушка и бабушка!). Чем маргинальнее, тем злее и целеустремлённее, кстати.

К сорока годам папа сумел без большой кровопотери отбить у судьбы вполне хлебное и синекурное местечко чиновника в министерстве внешней торговли. Помимо блестящего старта в виде комсомольской карьеры и знания иностранных языков, у отца с юности имелся океан честолюбия, наглости, умения работать локтями и никаких тормозов в  подковёрных играх. Предательство, когда выгодно, шпионство – для удовольствия начальства, подписание подмётных писем – да ради бога, лишь бы на здоровьичко и в дело. Всей этой гадости в его душонку было наложено с избытком, с добавкой, с горочкой.  Его родители, мои бабушка и дедушка – простые были люди, проще некуда. Считались рабочими – дед служил охранником на складе, а бабка наводила чистоту в заводоуправлении. Пили оба, оттого и ушли рано: дед спился и умер, не дожив до пятидесяти, бабушка ненадолго пережила мужа. Но отец любил подчёркивать своё «рабочее происхождение», гордился им и не забывал при случае поминать, что «В нашей прекрасной стране всем открыты дороги в любую высь. Я – тому яркий пример».

Мамаша моя – это удивительное нечто. Она, безусловно, особенная. А с учётом того, в какой семье родилась и как воспитывалась, – уникум. Жили-были добропорядочные инженеры-конструкторы, верившие в светлое коммунистическое завтра, неприхотливые в быту, кристально честные и старательные в работе, любители туристических походов и посещения музеев по выходным. И растили они красавицу дочку. Ну, правда, красавица же получилась настоящая! Тогда в «совке» никто понятия не имел ни о какой Барби, а ведь девочка вышла, будто по лекалам той куколки скроенная: пышноволосая блондинка, стройняшка с самого детства и без всякого гадкоутяческого периода. Глазищи голубые, миндалевидные, ресницы будто приклеенные – длинные, загнутые, тёмно-пепельного оттенка. Когда мама лет в тринадцать стала их подкрашивать синей тушью, окружающие чуть в обмороки не падали от получавшейся нереальной, нездешней какой-то красоты. К тому же ноги. Ну, вы знаете ноги у Барби – вот примерно такие у моей маман.

То ли рано проявившаяся красота сыграла свою роковую роль, то ли что-то другое, но из прелестного ангела в приличной семье вырос странный лебедь. После получения почти отличного аттестата зрелости, красавица поставила родителей перед ошеломившим их фактом, что учиться она пойдёт не в институт, а на престижные курсы машинисток-стенографисток со знанием иностранного языка. Кстати, окончила она их с большим успехом.

Так вот, Барби моя лет с семнадцати была в активном поиске правильных, перспективных, «калорийных» (её мерзкое словцо) мужчин, способных обеспечивать все её материальные потребности, намеченные ею к обязательному осуществлению: большая квартира в центре столицы, два автомобиля, двухэтажная дача за городом, бриллианты в ассортименте, заграница для выезда в отпуск и так далее. Мать никогда не была дурой, отнюдь. Просто в её системе жизненных и моральных ценностей каким-то непостижимым образом оказалось только материальное, дорогое, роскошное и очень конкретное. Иногда мне думалось, что это, возможно, всё же некое отклонение, к примеру, психическое, или генетический, может быть, сбой. Иначе необъяснимо, как в семье обычных советских инженеров, повёрнутых на культуре, искусстве и моральных ценностях строителей коммунизма, могла вырасти девочка, которая, прочитав много книг – правильных и хороших книг, увлекаясь мировым кинематографом и высоко ценя итальянский неореализм, не имела никаких интересов и поводов для переживаний и слёз, кроме предметов роскоши и престижа, кроме того, что составляет основу и суть безбедного, верней, богатого существования. Как? Почему некая кнопка в её сознании (или душе, кому как угодно), отвечающая за вот это самое материальное, вдруг залипла, как дверной звонок, в который мелкое хулиганьё засунуло спичку? Залипла и звонит, звонит, звонит, не давая ей переставать жаждать, хотеть, а владея, непрестанно этим наслаждаться и никогда не уставать от блеска камней, золота, а если уж быть честным, то от шороха купюр, желательно крупных, ещё более желательно вовсе не рублёвых.

Мои бабушка и дедушка с маминой стороны… Кажется, они боялись свою дочь и её образа жизни. По крайней мере, я их видела всего несколько раз. Под старость они купили домик где-то в дальнем Подмосковье и стали жить хозяйством, огородом и воспоминаниями о прошедшей правильной молодости, тихо и незаметно, стараясь не беспокоить свою взрослую принцессу-королевишну, которая иначе, как презрительным «деревенщина» их не называла. Даже в моём присутствии. Так и получилось, что никакой к ним привязанности у меня не образовалось. Наверно , у них ко мне тоже. С чего бы? Мы были из разных миров.

В общем, они с отцом нашли друг друга. И составили в каком-то смысле идеальную пару. Была ли меж ними любовь? Вот вопрос вопросов, на который я доселе ищу ответ, и каждый раз не уверена в том, что рассуждаю правильно. Способны ли вообще такие люди любить?

Они легко предают друзей и коллег, если этого требует карьера –прожорливая пасть, постоянно алчущая жертв. У родителей никогда даже по краю сознанию не пробегает тень сомнений или мук выбора. Надо так надо. Какие вопросы?

Они легко прекращают общение и забывают людей, которые «срываются» в бедность или неудачи по разным и часто трагическим причинам. Такие им не нужны, не интересны. Ещё не дай бог оказаться втянутыми в воронку чужой беды или тратить себя (что хуже – деньги!) на помощь кому-то, на спасение. Вон из жизни, зачем нам неудачники?

Я наблюдала, как менялось лицо матери, если какая-нибудь подружка начинала плакаться ей о своих серьёзных проблемах. Мама морщилась, закусывала жемчужными зубками нижнюю губку и произносила одну лишь фразу (но с какой интонацией!):

– Ой, не нагружай меня, ради бога!

После этого мало кому хотелось продолжать откровенничать и жаловаться.

Отец же, как «рабочая косточка», был откровенным и прямым и во время застолий, произнося тосты или просто болтая, будучи чуток подшофе (до чертей он никогда не напивался, родительская «прививка» держала его в узде, отдаю папе должное),  декларировал:

– Не можешь – брысь под лавку! Сплоховал, дал слабину – вон из наших рядов! Значит, сам дурак. У нас есть все возможности не делать глупости и жить замечательно. Что – не так?

Разумеется, с ним никто никогда не спорил, гул одобрения всегда был ему поддержкой. Только кого он имел в виду, произнося «у нас»? У сидящих за его столом или шире – у всех советских людей, а может быть, с размахом на все человечество? Впрочем, слова «наши ряды» многое проясняли.

Если бы кому-то взбрендило, что при таких душевных качествах мои предки были изгоями и брошенными «всеми порядочными людьми» одиночками – тот дурачок и ни черта не понимает в людях, особенно в современных, особенно с советской партийно-номенклатурной закваской. Черта с два! Полон короб знакомых и приятелей, наш дом всегда  был открыт для бурного общения, вечеринок и веселья. Тучи, тучи людей жаждали общества богатой, блестящей, красивой, влиятельной пары. И среди тех людей, разумеется, преобладали тоже богатые, часто и знаменитые – артисты, режиссёры и прочие культурные деятели. Они искали знакомства моих ярких и успешных родителей, и всем, решительно всем было плевать на их моральную, скажем так, нечистоплотность, на их откровенное пренебрежение порядочностью, милосердием, добротой и милостью к падшим.

Нередко приходилось видеть известных и титулованных людей, вещающих из телевизора про доброту, честь и нравственность, укоряющих тех, кто пренебрегает… Они столь убедительно грозили пальчиком, делая внушение подрастающему поколению, что невозможно было не проникнуться гуманизмом и не задуматься о своей совести и душе. А я помнила этих персонажей в нашем доме в полупьяную обнимку с моими мамой и папой – образчиками самого циничного и аморального отношения к жизни и к людям. Поскольку мне пришлось раскусить эту горькую конфетку слишком рано, слова, особенно красивые и правильные, перестали чего-либо стоить в моём представлении ещё в раннем детстве. Они обесценились как венесуэльская валюта, слова не значили ничего, а в сочетании с постной или пафосной физиономией становились смешными и звучали пискляво, по-мультяшному. Говорите, говорите… Сюси-пуси.

Способны ли на любовь такие люди, как мои родители? Ну, хоть кого-нибудь любить они в силах? В этом месте нам нужно было бы пуститься в длительные и нудные уточнения, что такое «любовь», кто что понимает под этим словом, как эта самая любовь может и должна проявляться… Следовало бы договариваться о терминах. Бесконечный поток слов, а я уже знаю: слова – ничто, пустота, тряпочная дешёвка. Поэтому ограничусь коротким «нет». Эти люди любить не способны. Наверное… Всё ещё думаю…

В своё время мы завели на потеху котёнка: вот вдруг захотелось нам с мамой поиграть в милую игрушку. Хорошенького, пушистого, с ужасно смешной мордочкой! Я была в восторге, мне было тогда лет шесть… Мама тоже была в восхищении. Около двух месяцев. А потом выяснилось, что растущее животное может принести немало проблем – у него когти, оказывается. А у нас дорогущая мебель и прочие ценности. Не знаю, куда делся мой Пушок, которого я любила до потери пульса. Он спал со мной на подушке, и каждое утро лизал меня прямо в нос. Я смеялась, просыпаясь от этого…

Однажды его просто не стало. Я пришла домой с прогулки, стала звать «Пушок! Пушок!», чтобы он, как обычно, выскочил мне навстречу с хвостом-трубой… Но никто не выскакивал, не встречал меня.

– Пушка больше нет и не будет, – сообщила мне мама, легко проведя тонкими наманикюренными пальцами по моим волосам. – Кота держать в доме невозможно, мы не можем себе этого позволить. Не расстраивайся, я куплю тебе ту самую куклу, которая невеста, помнишь? Ты так хотела…

Я уже плохо слышала её слова, потому что рыдала. И рыдала дня два подряд, оплакивая своего Пушка и умоляя родителей сказать мне, где он теперь. Сквозь собственный крик, помню, как услышала капризное мамино «Ой, да не загружайте же меня!» и брошенную папой фразу «Это надо просто переждать, перетерпеть. Пройдёт, забудется».  И он оказался прав. На третий день я плакала намного меньше, а на четвёртый мне принесли в подарок ту самую куклу. Я была очень рада. Поэтому на пятый день уже не плакала вовсе.

Что такое способность любить? Некоторые высказывают этакую «мудрость»: все люди любят по-своему, любят, как умеют. Таким образом, мы опять приходим к необходимости договариваться о терминах, растолковывать понятия, допуская или не допуская миллиона разнообразных трактовок. Абсолютно скучное и бесполезное занятие. У людей нет привычки договариваться, да и вообще слышать аргументы оппонента. Только когда речь идёт о смерти, о выживании, о неизбежной катастрофе для всех, вот тогда вдруг включается умение и слушать, и слышать, и откуда-то появляются способности к компромиссам, умению вставать на другую точку зрения, чтобы с неё обозреть поле дискуссии. А ежели речь о вещах не столь опасных, о «бытовухе» и абсолютно неконкретной области чувств, то тут – каждый эксперт со своей школой и шкалой ценностей. И с собственным пониманием. Опытом. Выводами. И в полной амуниции не просто для противостояния иной точке зрения, но и для игнорирования и способности вообще не слушать оппонентов. В этом мы, люди, достигли совершенства: иметь уши, разум, знать грамоту и много умных слов и понятий, но при этом напрочь не слышать собеседников и тупо бухтеть своё, лишь бы своё. Особый дар, между прочим. Вершина эволюции. К этому надо было прийти, как мне кажется, пренебрежительно перешагнув через искусство спора, презрительно отбросив правила ведения дискуссии и уважение к тому, с кем ты, собственно, трындишь. Возможно, достаточно было избавиться от уважения… Ну, с этим в наше время полный порядок! И уважать особо некого и не за что, да никто и не заморачивается, хотя русские часто друг друга спрашивают: «Ты меня уважаешь?».

Поэтому влезать в безнадёжную дискуссию о том, что такое любовь, не буду. И никогда не влезала. Тупик и безнадёга. Но если брать мою точку отсчёта, мою кочку на этом поле, где каждый, как пингвин, торчит на своей, презрительно глядя на всех вокруг, балансирующих на собственных, то подобные моим родителям люди любить не могут, не умеют. И их, таких, очень много, может, даже большинство. Только большинство из этого большинства считает необходимым (по разным причинам) притворяться. Они умеют (научаются) делать вид, что любят (родителей, детей, друзей). Умеют сюсюкать и вовремя произносить нужные слова. Это тренинг! Очень полезный для выживания и адаптации в обществе тренинг. Необходимый – если ты никто и ничто, а выживать надо. И ни за каким фигом не нужный, если ты, прошу прощения за пошлое выражение, «в шоколаде». Или если у тебя с юности всё легко получается с помощью цинизма и пренебрежения к вроде как вечным ценностям – не материальным, нет. Как раз к материальному в таких случаях отнюдь не пренебрежение, а понимание, что в нем суть жизни, её смысл и основа. Когда человек силён цинизмом, лицемерие и игра в «человека любящего» отбрасывается за ненадобностью – лишнее же, только отвлекает и мешает. И правильно, по моему мнению! Силы надо экономить для главного. Игры – огромный расход сил. В любой игре с общественным мнением, кем бы ты ни старался притвориться, какую бы маску на себя ни напяливал, это трата внутренних ресурсов. И если можно без этого прожить, то нужно обходиться.

Счастливо нашедшие друг друга, мои родители именно так и рассуждали, именно так и жили. И живут, кстати, по сей день: им через пару-тройку лет шестьдесят, они здоровые и весёлые, красивые и выглядят на ухоженные сорок. А лет пять назад выглядели на тридцать пять. Это не преувеличение, им никто, никогда и нигде не верит, когда они сообщают о своём возрасте. Даже отцовская лысина никого не смущает – молодые часто рано лысеют, а седину вокруг тонзуры папа подкрашивает в свой родной пшеничный цвет.

Была одна смешная история. На некоем мероприятии сколько-то лет назад, где мои блестящие мама и папа знакомились с очередными VIP-персонами, одна из представленных оказалась шибко впечатлительной дамой из актрис, нашедшей своё счастье с норвежским дипломатом. И когда разговор новых знакомых уже стал громко-радостно-непринуждённым, родители признались в своём возрасте. Как обычно, раздались возгласы восхищения, недоверия и восторга, а эта самая актриса с силиконовыми губками и двумя подтяжками в свои сорок девять, вдруг взяла и рухнула в обморок. Видимо, нервы не выдержали, слишком болезненная для неё тема, а моложавый вид моих родителей – натуральный триггер. Ах, как радостно потом мама с папой хохотали, вспоминая эту сцену, смеялись довольные друг другом, но в большей степени каждый собой. Это я точно знаю. Потому что в такие моменты замечала, как, смеясь, каждый из них стрелял глазами в зеркала, довольный и радующийся именно своему отражению.

Зная моих родителей близко и глубоко, особенно ясно понимаешь, как полезно для молодости и здоровья организма жить для себя, любить только себя, быть эгоистом во всём – от бытовых мелочей до серьёзных бизнес-дел. Ну, и, разумеется, полезно быть богатым. Но данная опция часто прилагается бонусом к супер-эгоизму, самовлюблённости и исключительному стремлению к удовольствиям и роскоши. А когда ещё есть хоть немного хитрого ума… Без ума все вышеперечисленные качества – пустышка, приводящая людей всего лишь к уродливой злобе, бедности и одиночеству.
1 2 3 4 5 ... 14 >>
На страницу:
1 из 14

Другие электронные книги автора Катерина Александровна Шпиллер