Флориендейл. Одна из них

– Тату, – сказала она, пригнулась, чтобы казаться ниже, и вдруг попробовала улыбнуться. Это выглядело устрашающе. – Я сделаю тату. Не больно.

Вероника отступила на шаг и упёрлась в стену. Госс не мог больше на это смотреть, он махнул рукой и отвернулся.

– Раздевайса, п’жалста, – сказала Нора.

И спустя несколько долгих секунд Госс наконец услышал шорох ткани, и что-то мягко скользнуло на пол.

– Ещё, – это был голос Норы.

Снова Госс слышал ткань и пыхтение Вероники, вероятно, стягивающей штаны, как вдруг раздался другой звук – мягкий «плюп», и Нора удивлённо ойкнула. Госс немедленно обернулся и увидел, как девочка, одной ногой в штанине, ползёт по полу за сложенными листками бумаги. Их было всего три – три небольших блокнотных листа, и Госс выхватил их у Вероники прежде, чем она успела разорвать их или спрятать.

– Это что такое? – спросил он, расправляя бумагу и не выпуская Веронику из виду.

– Я… совершенно не знаю, – залепетала она. – Случайно нашла…

– Это письмо от твоей матери, – отрезал Госс, вскользь проглядывая строчки. – В Поверхностный мир! Она попросила тебя отправить его?

Он посмотрел на Веронику. Она дрожала и прижималась к стене так плотно, словно хотела пройти сквозь неё и исчезнуть, – желание, которое Госс с ней всецело разделял. На мгновение он подумал, что будет, если он донесёт о письме… и что, если сделать вид, будто этого эпизода не было. Ведь нет ничего проще, чем сейчас же положить свёрнутые листки в карман и выбросить их при первой же возможности, или ещё лучше – сжечь. Читать послание Эстель Амейн ему совсем не хотелось.

– Вилмор! – бодро воскликнул кто-то совсем рядом, и Госс вздрогнул. – Где вы застряли? Я уж думал, что-то… ого!

Начальник следующей смены, заступивший на пост, пока Госс решал вопрос с Вероникой, застыл посреди коридора, разглядывая немую сцену в камере.

– Что это, корреспонденция?! – закричал он, бесцеремонно оттесняя могучую Нору со своего пути. И, прежде чем Госс сумел придумать адекватный ответ, коллега схватил бумаги и разобрал подпись.

– Вот это да! – он впился глазами в Госса, возвращая ему смятое письмо. – Охренеть… Вилмор, немедленно сообщай наверх, это серьёзно. Иди скорей, твою девицу я беру на себя. Иди-иди!

– Раздевайся, – услышал Госс за спиной сильный, уверенный голос. Беспомощный взгляд и тонкие пальцы, цепляющиеся за голую стену – это всё, о чём он мог думать, пока шёл к телефону.

Часть 2

Роза Клингер домыла посуду, убрала тарелки в шкаф и склонилась над раковиной. Над ухом жужжало радио, диктор бормотал о погоде, но она не слушала, погружённая в мысли о муже. Она представляла себе его худое лицо с широким подбородком; бороду, которую он то отпускал, то снова сбривал, оставляя лишь жёсткую щетину; его серьёзные, глубокие глаза… Ей хотелось заглянуть в эти глаза и прочитать в них, что всё хорошо. Но Ремко был далеко – в Алилуте – и приезжать не собирался.

– Что за человек такой, – пробормотала Роза. – Девочки ведь соскучились!

Она тоже соскучилась, но произнести слова вслух означало признать их, и это было выше её сил. Что если занятость Ремко в Алилуте была лишь предлогом уйти из семьи и избежать скандала? Роза швырнула грязную тряпку в раковину и принялась яростно её полоскать. Нет, она не верила, что Ремко мог их бросить. Однако он хотел пригласить их к себе зимой на неделю – и не вышло, не нашлось жилья. Обещал приехать на этой неделе – и снова менял планы…

На столе поверх поспешно разорванного конверта лежало письмо: Ремко сообщал, что вынужден задержаться. Он встретил старого товарища, который без него, конечно же, пропадёт… И денег прислал меньше, чем обычно, – а то вдруг товарищу не хватит? Муж постоянно задерживался в Алилуте, потому что кто-то просил его остаться, подменить, дать совет, и почему-то Ремко упорно ставил этих неведомых людей впереди своей семьи.

Нет, Роза понимала, что человека не перекроишь, не переделаешь. Ведь Ремко на самом деле всегда был такой – готовый первому встречному отдать последнюю рубашку. Она это помнила, и всё же… И всё же душа её, израненная колючками ревности, кровоточила всякий раз, стоило ей получить от него очередное обескураживающее письмо.

А главное, вопреки поговорке, к ним добро, которое Ремко бескорыстно раздавал направо и налево, почему-то не возвращалось. Много ли они получили помощи, когда их город на Земле затопило и они остались на улице с двумя детьми? Ну да, их переселили в Цветочный округ, и они, мол, должны были быть благодарны за эти тридцать квадратных метров. Ремко тогда и правда обрадовался возможности начать всё с чистого листа в Новом мире, а Розе ничего не оставалось, кроме как смириться. И всё же за пятнадцать лет в Соединённой Федерации она так и не смогла привыкнуть к странному словосочетанию «Поверхностный мир». Это был вовсе не поверхностный, а самый настоящий мир – её дом, который она потеряла.

Входная дверь отворилась, и на пороге появилась раскрасневшаяся Мари.

– На улице так холодно! – сказала она, разматывая шарф. – Я бегом бежала. Голодная!

– Ну, я уже поела, – сухо сказала Роза. Она была не в духе, – Погрей мясо сама. Отец написал.

– Да? – лицо Мари озарила улыбка. – Когда приедет?

– Не раньше июня, – Роза хотела казаться спокойной, ради дочери, но голос дрогнул.

– Мам, – Мари подошла к ней и приобняла за плечи, – ерунда, привыкли уже. Мы же с тобой!

– Да-да, я погляжу, – заворчала Роза. – Ты здесь, а Кассандра где шляется опять?

– Помогает Лидии с рисунками. Мы расписание узнали, со следующей недели работаем в оранжерее. Наконец-то цветы, а то надоело уже со швабрами возиться!

Мари беззаботно болтала, расставляя на столе посуду и заваривая чай, и Роза немного расслабилась. Конечно, с девочками всё веселее. Жаль, что они не могли все вместе перебраться в Алилут – это было слишком дорого.

Неожиданно Мари оборвала свой рассказ на полуслове и уставилась за окно.

– Э… мам? – выдавила она.

Через мгновение в дверь постучали.

Роза выглянула из-за занавески и ахнула: высокий мужчина приветливо махнул ей рукой в красной перчатке. Роза едва скользнула взглядом по его лицу – перчаток было вполне достаточно. Не может быть! Наверное, ей кажется? Роза в изумлении перевела взгляд на Мари и поняла: нет, не кажется.

– Это же Роттер, да? – уточнила Мари.

– Да, предводитель Роттер… с охраной.

– На чай, что ли? – нервно спросила дочь.

– Немедленно открывайте, – послышался глухой голос из-за двери, и стук повторился.

Роза оправила фартук и волосы и щёлкнула замком.

– Госпожа Розалиа Клингер? – спросил невысокий человек чуть позади Роттера, в чёрной форме с нашитой на груди синей звездой.

– Не госпожа, но, в общем… да. А почему?..

– Так, ерунда, – бросил Роттер. – Перепись населения, слышали о таком?

– Д-да, – пробормотала Роза, – но…

– Желаете пройти в дом? – предложила вежливая Мари из-за спины матери.

– О! С удовольствием.

Роттер плечом оттеснил Розу и ступил в кухню.

– Скромно живёте, госпожа Розалиа, – сказал он, осматриваясь. – Растить дитя королевских кровей в такой… обстановочке!

– К-кого?

Он пропустил её вопрос, потому что увидел Мари и на мгновение растерялся. Девушка держала в руке чашку чая, длинные светлые волосы были собраны в пучок, брови удивлённо приподняты. Не выдержав тяжёлый взгляд Роттера, она отвела глаза. Роттер стряхнул с себя наваждение и обратился к человеку с нашивкой.