Детокс

Но, видимо, что-то во мне сегодня действительно надломилось, и вещи, прежде имевшие значение, стали гораздо менее важными. А может, я просто дьявольски пьяна.

И, конечно, как я и говорила, я собираюсь напиться ещё больше. Мы устраиваемся в комнате, и Рома немного суетливо пытается убрать фотографии своей девушки, развешанные по зеркалу. Я машу рукой – мне до этого нет никакого дела.

– Как её зовут? – вяло спрашиваю я.

– Тома. Тамара.

– Ну, привет, Тамара, – я вглядываюсь в изображение девушки на фотографии. Очень приятная, кажется, немного старше меня, улыбается… – Дурацкое имя, если честно, – резюмирую я и смеюсь. Рома нервно улыбается и всё-таки снимает с зеркала фотографии. Вот и хорошо.

Мы открываем бутылку. Я перемешала водку с грейпфрутовым соком и теперь потягиваю свой самодельный коктейль. Удивительно коварная штука, алкоголь в нем почти не чувствуется.

Я не помню, о чём мы разговариваем, – видимо, о каких-то пустяках. Затем я требую включить музыку и начинаю танцевать под Европу Плюс. Я даже делаю попытку устроить стриптиз и пытаюсь стащить с себя одежду. Рома смотрит на мои старания со снисходительной улыбкой, я же из кожи вон лезу, чтобы выглядеть взрослой и сексуальной – понятия не имею, зачем мне это нужно. Но мои джинсы слишком узкие, чтобы снять их, мне нужно лечь на спину и втянуть живот, а ещё желательно, чтобы кто-то дёргал за штанины. Провернуть это так, чтобы смотрелось эротично, представляется маловозможным, так что в итоге я падаю на кровать в джинсах и лифчике, задыхаясь от смеха.

Видимо, я и вправду очень сильно напилась, потому что моё сознание присутствует как будто в двух измерениях. Прямо сейчас мне очень весело, я постоянно смеюсь, прямо-таки хохочу и взвизгиваю. Но при этом я знаю, что это просто алкоголь, и в глубине души мне совсем не весело, мне хочется забиться в уголок и выплакать своё горе. Я всё ещё помню, что случилось сегодня. Сколько же нужно выпить, чтобы это забыть?

* * *

В конце концов печаль берёт верх. Я ещё продолжаю веселиться, словно по инерции, но в какой-то момент просто опускаюсь на диван и замолкаю. Я думаю о том, что всё вокруг меня – фальшивка. Это моё веселье, точно так же, как моя мечта, и моя цель, и всё, что я ради этого сделала. Всё оказалось ненастоящим, всё превратилось в ложь. Осталось ли в моей жизни хоть что-то реальное?

И неожиданно реальностью оказываются руки Ромы, обвивающие мою талию, и его губы, настойчиво прикасающиеся к моим. Он осторожно укладывает меня на кровать и ложится рядом, он целует меня – так нежно и бережно, словно я могу разбиться от неловкого прикосновения. И от его поцелуев мне почему-то хочется плакать, пока всё тело не охватывает знакомый уже жар. И я с удивлением понимаю, что готова отдаться ему прямо здесь и сейчас, и мне абсолютно всё равно, что будет дальше. Я стаскиваю с него рубашку и целую его грудь, я пытаюсь стянуть с себя джинсы, моё сердце бешено колотится от предвкушения и…

И вдруг он отстраняется, садится на кровати и закуривает.

– Ну ладно, – говорит он. – Этого не будет.

Я чувствую ужасную злость напополам с разочарованием. Всё моё тело требует его прикосновений, и он хочет меня так же, как я его, я уверена. Так почему же…

– У тебя что, пунктик на возрасте? – практически кричу я. – Мне почти восемнадцать, и я не девственница, так что ты можешь успокоиться и…

– Я не стану с тобой спать только потому, что ты расстроена из-за другого парня, – говорит Рома. – И я чувствую к тебе больше, чем просто похоть. Ты мне нравишься, очень нравишься, и я не хочу всё портить. Как же ты не понимаешь…

Я действительно не понимаю, как секс может испортить что-то между нами, но умолкаю, потому что впервые в жизни вижу его раздражённым. Я доливаю в стакан остатки водки и залпом выпиваю. Затем закуриваю сигарету и вздыхаю.

– Похоже, сегодня у меня день сплошных обломов.

– Вы поступили в институт, – Рома улыбается и обращается ко мне на вы, значит, гроза миновала. Я прислушиваюсь к себе, и впервые за этот вечер мысль о поступлении вызывает во мне какие-то эмоции. По крайней мере, это будет что-то новое. Совсем другая жизнь. И потом, не зря же все кричат, что студенческие годы – самые отвязные и потрясающие? Я тоже улыбаюсь уголком губ.

Мы засыпаем в обнимку, а перед сном ещё долго целуемся, и это одновременно и прекрасно, и мучительно. Уже проваливаясь в сон, я слышу, как он шепчет: «Только не привязывайся, маленькая», но засыпаю прежде, чем успеваю это обдумать. Это был очень длинный день.

* * *

Я просыпаюсь около восьми утра. Рома тихо посапывает рядом, а я на цыпочках выползаю на кухню, закуриваю и пытаюсь хоть как-то осмыслить всё произошедшее.

Мне плохо. Мне плохо физически: мой организм не привык к таким дозам алкоголя. Меня подташнивает, ужасно хочется пить, и во всём теле дикая слабость. От сигареты начинает жутко кружиться голова, так что я чуть не сваливаюсь с табуретки.

Но самое главное – мне ужасно, кошмарно плохо морально.

Всё, что случилось вчера, наваливается на меня и атакует мой протрезвевший, но дико похмельный мозг. Влад. Моё ужасное разочарование. Рома. Звонок маме. Блин…

Зачем я вчера столько пила? Зачем надо было напиваться с самого начала? Любовь к Владу борется во мне с растоптанным самолюбием, и этим печальным утром самолюбие побеждает. Если бы я настолько не напилась, никогда в жизни не стала бы вести себя так глупо, как истеричная идиотка. Я съёживаюсь в комочек, вспоминая, как кричала на него, как посылала его к чёрту. Ведь все присутствовавшие, конечно же, поняли, в чём дело, и сам Влад тоже всё понял. Теперь я даже отчасти рада, что он скоро уезжает. Не представляю, как после такого смотреть ему в глаза.

И мама. Как, ну вот как я могла так поступить? Ничего ей не объяснить, не отпроситься, не поговорить толком, просто бросить трубку и выключить телефон. А ведь мы с ней ещё даже не виделись с тех пор, как я узнала, что поступила. И теперь вместо поздравлений меня ждёт головомойка – и вполне заслуженная! Мне хочется плакать, я с тоской думаю, что эта вечеринка была моей самой ужасной идеей. Лучше бы я осталась дома. Мама бы купила тортик, и мы с ней отметили бы вдвоём моё поступление. И всё было бы хорошо. Предательская слезинка скатывается по моей щеке, и я поспешно стираю её пальцами.

И Рома. Почему, ну почему я так себя вела? Почему я буквально предлагала себя человеку, который меня не хочет, – причём, если задуматься, дважды за день? Ведь я же не такая, я не какая-нибудь шлюха и я действительно люблю Влада! Тогда почему я не пошла домой плакать в подушку по моей растоптанной мечте? Почему вместо этого я позвонила Роме, напилась с ним и залезла к нему в кровать?

Я обхватываю голову руками и тихо всхлипываю. Потом закуриваю ещё одну сигарету. От курения мне делается только хуже, но плохое самочувствие хоть как-то отвлекает от самоуничижительных мыслей.

Так. Если я что-то и знаю точно, так это то, что мне нужно домой. Мне срочно нужно домой, и желательно до того, как проснётся Рома. Мне становится почти физически больно от мыслей о вчерашнем вечере, и я просто не готова сейчас общаться с Ромой. Позже, всё позже. А может и никогда. В этот момент мне хочется вычеркнуть из своей жизни всех, кто был свидетелем моего идиотского поведения, – может, тогда и весь этот ужасный день мне удастся стереть из памяти.

Но прежде чем свалить отсюда, мне предстоит сделать кое-что ещё.

Я включаю телефон и дрожащими пальцами набираю мамин номер. Моё сердце колотится где-то в горле.

– Алло, – говорит мама, и по её голосу я понимаю, что мне несдобровать.

– Привет, мам, – бормочу я. – Мамочка, извини меня, пожалуйста. Со мной всё нормально, я тебе всё объясню, прости, пожалуйста…

Мама вешает трубку, не дослушав. Мне кранты. Я снова съёживаюсь на стуле и глухо стону.

И именно в этот момент в кухню входит Рома.

Вид у него слегка помятый, но он по-всегдашнему улыбается. Меня передёргивает. К тому же, я внезапно осознаю, что сижу перед ним в одних трусиках и лифчике. Надо бы одеться, но для этого придётся пройти в комнату мимо него. Да ладно, решаю я. Чего он там не видел. К тому же, всё это его во мне не интересует.

– Доброе утро. Как ваше самочувствие сегодня?

Я бросаю на него взгляд, полный, как мне кажется, ненависти и муки. Рома открывает холодильник и достаёт оттуда две банки Ред Девила. При взгляде на них мой желудок сжимается в комок.

– Убери это с моих глаз, – шиплю я как рассерженная кошка.

– Выпейте. Вам станет легче.

– Ты издеваешься? Меня стошнит.

– Не стошнит. Вам надо опохмелиться.

С некоторым сомнением я наблюдаю, как он открывает обе банки, делает три больших глотка из своей и расплывается в довольной улыбке. Мне так паршиво, что, кажется, хуже быть уже не может, поэтому я осторожно отпиваю из своей баночки. Он вкусный, этот Ред Девил, и меня вроде бы не тошнит. Я делаю ещё пару глотков, и понемногу мне становится легче.

– А что я говорил? – ухмыляется Рома. – Пара баночек Реда с утра ещё никому не вредила.

Я допиваю свою банку, Рома протягивает мне вторую, и я беру её, не задумываясь. Волшебный напиток. Мне не только стало лучше физически, но и морально полегчало. Теперь кажется, что всё не так уж и трагично, и чего я так разнылась? Только вот мама… мама. Я испускаю тяжёлый вздох.

– Что такое? – спрашивает Рома.

– Я очень плохо поступила с мамой, – снова вздыхаю я. – Теперь придётся ссориться с ней, а потом она ещё несколько дней не будет со мной разговаривать, а когда она молчит, атмосфера в доме такая – хоть волком вой, – я непроизвольно поёживаюсь. – А тут ещё суббота завтра, выходные, словом, мне предстоит весёлое времечко.

– Вы можете остаться у меня на пару дней.

– Ты рехнулся, что ли? Тогда она меня вообще убьёт! Нет, я… – внезапно мне в голову приходит идея. – Я могу поехать к бабушке. Она живёт в пригороде, неподалёку, и я могу поехать к ней. Она не станет меня ругать, и мама будет довольна, – у меня даже настроение улучшается от того, как хорошо я всё придумала.