На полной скорости

– А говоришь, он не твой парень, – отвечает Саша, ни на миг не отвлекаясь от дороги.

– Не мой, – настырно повторяю, а затем коротко и четко выдаю ему план, когда и куда свернуть, где прибавить газу, а где, наоборот, сбросить скорость.

– Стенограмму читаешь, как профессиональный штурман, – смеется он, обогнав вяло плетущийся и будто потерявшийся в ночи пустой автобус.

Я помогала папе заучивать маршруты, когда была маленькой, и часто слушала Глеба на их с Сашей тренировках, но я молчу, потому что все это, конечно, откровенная лесть. Саша отлично справляется и без меня. Сейчас я полезна ему не более чем голос навигатора. Моей задачей будет позже провести его по дворам, чтобы срезать путь и не объезжать железную дорогу.

– Ты учишься где-то? – Не пойму, он отвлекает меня или себя, не переставая болтать.

– Да, первый курс, – отвечаю я, вдруг это поможет ему выиграть. – Прошлый год пропустила.

И этот бы пропустила, если бы Леся не заставила собраться с силами и поступить в университет. Все свободное время, которого у нее было немного, убивала, чтобы помочь мне, и я ей безмерно благодарна.

– Почему пропустила?

– Не до учебы было.

У папы после второго инсульта дела шли совсем плохо. Он долго восстанавливался, мама все время проводила с ним. А кому-то нужно было не дать сервису загнуться. Хотя папа до сих пор верит, что полгода все просто ждали, когда он снова откроет двери, а мы с Глебом и парнями не сделали ничего особенного.

– Работаешь у отца в автосалоне?

– Ну можно и так сказать, – не отрывая глаз от дороги, говорю я. – Просто веду записи и слежу, чтобы он не пил литрами кофе. В отличие от этого, с отчетными журналами и бухгалтерией я справляюсь легко, учитывая, что новых клиентов у нас нет и не предвидится. Ну, кроме тех, кто случайно проезжает мимо.

– Машину водишь?

– Прав нет.

– Ты же мечтала стать гонщицей?

Я резко поворачиваю голову и успеваю заметить, как Чумаков на секунду сводит брови. Хорошо, что он занят и не видит мои выпученных глаз. Я быстро опускаю их и утыкаюсь в навигатор. Он не забыл? Я ведь всего раз ему в этом призналась. Мне было лет двенадцать! Никому больше не говорила, потому что все или посмеялись бы надо мной, или посоветовали бы не лезть в мужское дело. А он нет. Только пожелал мне удачи. Он что, запомнил?

Вместо ответа я слышу резкий свист шин. Меня бросает вперед, и уже в полете краем глаза замечаю ярко-красный сигнал светофора перед перекрестком. Движусь лбом навстречу ветровому стеклу, но вместо этого получаю неприятный толчок в ребра. С жадностью ловлю ртом воздух и намертво цепляюсь за руку – это Саша удерживает меня на месте.

– Почему ты не пристегнута? – Он зол. Вглядывается в мое испуганное лицо, будто хочет найти там ответ.

– Здесь заглушка, – только и получается выдавить из себя, прежде чем Чумаков порывисто наклоняется и пристегивает меня за пару мгновений до того, как загорается зеленый, и он снова рвется вперед на максимальных оборотах, наплевав на всех. Вот только мне есть с чем сравнить: наплевать на безопасность мог бы Золотов, он бы просто проехал на красный и не заметил.

По-моему, он считает себя бессмертным. По крайней мере, когда в универе, изображая Человека-паука, висел вниз головой на лестнице, ведущей на чердак, чтобы я поцеловала его, думал именно так. Но я-то не могла похвастаться тем же.

– Испугалась? – спустя некоторое время наконец спрашивает Чумаков.

Перед глазами все еще бегут цветные мушки, ночные огни размываются, превращаясь в одно сплошное пятно.

– А тебе бывало страшно? – отвечаю вопросом на вопрос.

– Конечно.

Саша поддает газу на прямой дороге, и мы оба замечаем впереди желтый «Порше».

– Сворачивай налево через пятьдесят метров, обойдем. – Я сверяюсь с маршрутом и, взяв себя в руки, диктую Чумакову уже гораздо увереннее.

– Не боится только идиот, – к моему удивлению, он продолжает говорить. – Помню первый раз, когда внутренности свело от страха, – это было на автодроме в Казани. Знаешь, что такое «российский штопор»?

– Типа того.

Я слышала от папы, но не видела своими глазами.

– Ну, в общем, это длинная прямая, которая поднимается вверх, потом излом, дорога уходит вниз, и только там точка торможения! Нужно ехать с полным газом, когда знаешь, что уже совсем близко тебя ждет резкий спуск и сразу поворот. И это, хочу сказать, страшно! Да там перепады высоты под тридцать метров, а это целая девятиэтажка! Что по маршруту, штурман?

Я резко опускаю глаза и следую за линией на навигаторе.

– Левый поворот. Прямо сейчас!

Про глубокую яму, которую здесь, видимо, никогда не залатают, я не успеваю сказать, но, к счастью, Саша, повернув с заносом, успешно обходит ее.

– Еще наша машина в прошлом году перевернулась в Португалии. Мы вылетели в овраг, десять вращений вокруг оси – очнулся чуть живой на дне пропасти. Ветка дерева, куда врезались, чуть было не сняла с меня скальп. Вот, – он, не отрываясь от дороги, задирает челку, а я вглядываюсь в тонкий шрам прямо у линии волос, который тянется вдоль лба и практически касается виска. – Есть еще парочка поинтереснее, могу показать на досуге.

Чумаков широко улыбается.

– Смотрю, ты сильно озабочен моим досугом. Ну или просто озабочен.

Саша кривит нос и с шипением втягивает воздух сквозь зубы, будто я больно ранила его чувства, которых нет. По нему явно плачет Голливуд.

– Почему ты играешь со мной в Снежную королеву? Ведь я тебе нравился, Крошка Ру. Ты все еще обижена на меня? Или считаешь виновным во всех смертных грехах, как и другие?

– По совету адвоката, я воспользуюсь правом, данным мне пятой поправкой Конституции США, и не буду отвечать на вопрос.

– Это что? – хохочет он раскатисто.

– «Опасная игра Слоун».

– Фильм? Не видел.

– А стоило бы для общего развития.

Его смех – красивый, заразительный и как будто знакомый, пробирает до мурашек. В животе словно пробуждаются те самые бабочки, которых я собственноручно убила. О да, это как атака зомби! Они снова пытаются заразить неизлечимым вирусом дурацкой влюбленности мои внутренности, но я так просто не сдамся.

– Мы отстаем. – Мысленно разгоняя живность и приказывая той больше никогда не высовываться, я киваю в сторону вышки с фотофинишем, откуда с пробуксовкой уезжает Золотов. – Я знаю, как сократить обратный путь на целую минуту.

– Тогда меньше слов – больше дела, – отвечает Саша, не сбавляя ход, пока мы мчимся под уклоном вниз. Найдя точную точку торможения, он лихо входит в поворот и в следующее мгновение уже несется в сторону финиша по пути, который я ему указываю.

Конечно, не все проходит гладко – это ведь город. Поэтому, когда мы выруливаем на финишную прямую, я честно готовлюсь увидеть задние габариты «Порше», мерцающие в такт громкой музыке. Но не сразу понимаю, что толпа стекается к черно-белым финишным шашечкам из-за… нас? И только метнув взгляд в боковое зеркало, я замечаю желтое пятно, стремительно увеличивающееся в размерах прямо позади…

– Гони, гони, гони! – кричу я, как заведенная, а Саша выжимает из машины все, что может, еще за секунду до моего крика. Но я не могу остановиться и повторяю снова и снова, будто это поможет автомобилю ехать быстрее.

Я цепляюсь пальцами за приборную панель и ручку на двери, сжимаю челюсти и напрягаюсь так, будто это добавит суперскорости. Расстояние до финиша сокращается вместе с тем, как в заднем стекле к нам приближается ужаленный закисью азота «Порше». Мы уже близко, но и он настигает. По прямой у него в руках все карты – джокеры, но мы, черт возьми, заслужили этот отрыв, мы…

И мы первые!