Боги умирают в полночь

Позже пришел Олег, и я спросила, что мне делать с этими деньгами.

– Как что делать? Живи на них, это ж твоя зарплата! – оказал Олег.

– А если он все же умрет?

– Если тебе оставили деньгу на похороны, значит никто за ним не придет, и искать его тоже никто не будет. Я обычно в таких случаях просто оформляю в больничный морг, у меня там свой человек есть, и его хоронят как бомжа в безымянной могиле за государственный счет, а не за мой.

– Так же нельзя, – ужаснулась я.

– А как ты думала деньги зарабатываются? Вот теперь на своей шкуре почуешь. Двадцать тысяч тебе ведь не лишние, а это минимальная сумма на похороны по нашим временам. Если всех за свои деньги хоронить, то и разориться недолго. Так-то Ритка.

Я решила вылечить Егора во что бы то ни стало. И вылечила. Он вышел из комы примерно через полторы недели. Я днями пропадала в гараже. Попутно привозили-увозили других пациентов, кого-то домой, кого-то на кладбище. Я давно привыкла к смерти, потому что сюда привозили тех, кто был либо совсем плох, либо тех, кто в тот же день, или на следующий освобождали помещение. За теми же, кто приходил сюда, как в поликлинику уход не требовался. В тот же день когда Егор пришел в себя он начал флиртовать со мной и заигрывать. Он шутил и рассказывал интересные истории, и мне было с ним интересно и весело. Он все пытался потрогать меня, прикоснуться и прижать к себе. Я сопротивлялась, и все время помнила, что он плохой мальчик, и нам с ним совсем не по пути. Я и так беспробудно грешила зарабатывая деньги, не хватало мне еще и его. Но чувства мои все же были сильнее меня, и я поддалась им. Спустя месяц я «выписала» его из гаража, и прописала постельный режим дома. Он настоял на том, чтобы этот режим мы соблюдали вместе и в одной постели. Эти чувства были другими, это была не подростковая влюбленность, а моя первая взрослая любовь. Она меня пугала, потому что поддаваясь ей я отходила от бога. Я обещала ему вести праведную жизнь, и не сдержала обещания. Все вокруг растворилось, и мой мир теперь состоял только из мужчины рядом со мной. Но еще больше меня пугало то, что я ощущала его чувства и эмоции, они были такими же как и мои. Он понимал меня без слов. Это было великолепно и губительно одновременно.

Спустя десять месяцев мне позвонил Олег, я была в институте, он сказал, чтобы я срочно приезжала в гараж. Войдя в дверь, я увидела Егора на операционном столе. Из его головы торчал обыкновенный кухонный нож, он был в голове почти по рукоятку. Олег просто сидел возле него на стуле, сам же Егор был в сознании. Единственное в чем я не очень хорошо разбиралась, это неврология, а с повреждениями непосредственно мозга я вообще никогда не сталкивалась.

– Почему ты ничего не делаешь?! – накинулась я на Олега.

– Потому что когда он вытащит нож из моего черепа, я умру, – с мягкой улыбкой, и очень спокойно сказал Егор, – я ждал тебя, и хочу попрощаться, иди ко мне.

Егор протянул мне руку, а я остолбенела и не могла сдвинуться с места. Я даже плакать не могла. Мне хотелось выбежать из гаража и просто бежать куда глаза глядят без оглядки, но не могла даже пошевелиться. А Егор ждал, что я подойду к нему, и смотрел на меня, вытянув руку.

– У нее шок, – сказал Дядя Олежа, – сейчас придет в себя, у нее всегда так в момент сильных потрясений.

Этот паралич нечто ужасное. Я все вижу и слышу, все понимаю, но мое тело как будто не мое. Олег подошел ко мне и начал растирать мне плечи, я постепенно пришла в себя. Первое мое рефлекторное движение было направлено к выходу, но Олег не дал мне уйти, и я подошла к Егору. Он смотрел на меня так спокойно, как будто все хорошо, и никто не умирает.

– Может он сможет выжить? – спросила я у Олега, и из глаз у меня ручьем хлынули слезы.

– Мог бы, но надо в больницу, а здесь нет ни нужного оборудования, ни условий, это все же не живот заштопать, а мозг. Да и я не нейрохирург. Были бы в больнице – был бы шанс, но он наотрез отказался.

– Да, красавица моя, я лучше на кладбище чем в тюрьму, – все с тем же спокойствием сказал Егор, – я не боюсь смерти, при нашей профессии ее нельзя бояться, потому что риск умереть слишком велик. С тобой только жаль расставаться.

Егор умер через минуту после того как Олег вынул нож из его головы. Я прижала его руку к своей груди, когда он это делал, и просидела в такой позе еще два часа. Потом Олег растормошил меня, сказал, что руку надо отпустить, а то она закоченеет, и так и останется. Я отпустила. Олег отвез меня домой, а не в общагу. Я легла на кровать и заснула. Я проспала девять дней и проснулась в больнице, потому что впала в летаргический сон. Проснувшись, я отлично себя чувствовала, но спустя некоторое время я вспомнила, что случилось с Егором. С точки зрения здоровья со мной все было хорошо, и меня выписали.

Я вернулась к своей обычной жизни, но еще сильнее замкнулась. Наташа говорила, что я стала и вовсе как робот, я и раньше не отличалась эмоциональностью, но сейчас мои эмоции сошли совсем на нет. Я продолжала учиться, заниматься своей законной и незаконной работой, и от работы в гараже не отказалась, хотя Олег на этом настаивал. В моей жизни изменилось лишь одно, мужчин в ней больше не было. Наташка время от времени впадала в истерики, ревела белугой и кричала, что это ее вина, ведь это она буквально заставила меня работать в гараже у отца. Я просто отвечала, что она не виновата. В очередную такую истерику она все же вывела меня на разговор.

– Наташ, угомонись уже. Я тебе сто раз уже сказала, что ты не виновата. Он месяц там пролежал, я бы все равно с ним столкнулась.

На деле же я знала, что если бы он сразу попал к Олегу, а не ко мне то скорее всего он бы не выжил. Если Олегу давали деньги на похороны, то он особо не церемонился и не трясся над больным. Это я решила, что наизнанку вывернусь, но он будет жить. Наташке только я об этом не говорила.

– Рит, а поехали в Муром, в тот монастырь, помнишь, я тебе рассказывала? Может тебе там полегчает, а? Сейчас ведь все равно каникулы.

У меня не было поводов для отказа, и я согласилась. В монастыре мне очень понравилось. Там было тихо и спокойно. А еще я поговорила там с одним батюшкой. Я рассказала ему, что умер мой любимый человек, и я теперь не знаю как мне жить дальше. Батюшка сказал мне важную вещь, он сказал, что смерть приходит всегда вовремя, и если человек должен умереть, то он непременно умрет, сколько его не спасай. Тогда я сказала ему, что считаю, что это бог меня так наказывает за мои грехи. Батюшка посмеялся надо мной, и сказал, что это во мне говорит гордыня. Бог очень любит главное свое творение – людей. Он очень любит каждого из нас, и ни при каких обстоятельствах не убьет одного человека в наказание другому. Он сказал, что некоторые вещи просто случаются, и надо смириться с ними, и не искать в них какой-то смысл. Он много всего говорил, мы разговаривали с ним несколько часов. После этого разговора в моей голове как будто все начало становиться на места. На следующий день я сказала Наташе, что мы можем ехать домой, ей в монастыре было откровенно скучно.

Прошло еще полгода. Я ходила на занятия в институт, в нашей с Наташей комнате в общаге ремонтировала и настраивала компьютеры и прочую технику и ездила в гараж к Олегу. На этом замкнулась вся моя жизнь. Институт-общага-гараж и так по бесконечному кругу.

Однажды ко мне в гараж привезли мужика со сломанным позвоночником и обширной раной на животе, он обеими руками прижимал к животу вырванный кусок брюшной стенки диаметром сантиметров в двадцать. Благодаря сломанному позвоночнику он был от груди до пят парализован и не чувствовал боли.

– Зачем ты его привез? – спросила я у мужика, который доставил больного? – тут и так все понятно и не надо быть врачом, чтобы понимать что он и суток не проживет.

Мужик был белее мела и вероятно надеялся на чудо.

– А может все-таки попробовать? – жалобным тоном спросил он, – мне его жена яйца оторвет, это я его на дело подбил. А этот мудак так переволновался, что прихлебывал из фляжки больше чем нужно, и с крыши упал, и прямо на кованую ограду, об нее и живот распорол. Пожалуйста, сделай что-нибудь, хотя бы попытайся, а? Олежа тебя так хвалил!

– Я не люблю когда люди умирают, но я ведь тоже не волшебница.

Я подошла к пациенту, он находился в полусидячем положении. Я убрала его руки с куска вырванной брюшины и его кишки незамедлительно устремились наружу, и я сразу же вернула его руки назад. Это была простая демонстрация того насколько серьезна полученная им травма.

– Он почти труп, и уже был бы им, если бы позвоночник не сломал, умер бы уже от болевого шока. Я не Иисус – воскрешать не умею, кто бы и как меня не хвалил.

У мужика дрожал подбородок, и я видела, что он изо всех сил сдерживает слезы. От этой картины во мне вдруг вспыхнула злость, и я накинулась на мужика.

– Вот все вы так привозите их сюда, а потом стоите, сопли жуете и говорите о том, как все несправедливо вышло! Что он или в первый раз на деле, или всего-то на стреме стоял, или не долечился еще, или глупый был, а ты не доглядел. Однако на столе всегда оказываются они, а не вы! Стоите тут и страданиям своим цены не сложите, а умирают они! Ты же видел, что у него нервы шалят, зачем повел его на дело? Почему не оставил дома? Ты виноват в том, что он сейчас помрет, и не надо пытаться переложить вину на меня и выставлять меня плохим врачом. Ты виноват в этом, а не я. Как же вы достали, уроды конченные!

Я услышала стук и прервала свою тираду. Обернувшись, я увидела, что пациент мой умер пока я выливала свою боль на выжившего. Это костяшки его руки со звуком бряцнули о металлический операционный стол. За его большой палец зацепилась тонкая кишка, и увлекаемая за собой под тяжестью руки вылезла наружу. Я видела, что мужика сейчас вырвет и ногой пододвинула ему ведро, поставленное мною в гараже именно для этих целей. Я перевела труп из полусидячего положения в горизонтальное и накрыла клеенкой пока мужика рвало, меня саму хоть и не тошнило, но и удовольствия эта картина мне не доставляла. Когда мужик оторвался от ведра я дала ему баклажку с водой.

– Ты прям как Олежа, жестокая и безэмоциональная, – сказал мужик куда-то в воздух.

– Если я буду над каждым трупом рыдать, то и сама скоро рядом с ними лягу. Работа у меня такая. Что с телом делать будешь?

– Не знаю. Я не могу его жене сказать, что он помер, она меня ментам сдаст!

– Деньги есть?

– Да, я взял на всякий случай, я не совсем дебил, понял, что он не палец сломал, а и умереть может.

– Хорошо. Оставляй деньги. Жене скажи, что когда увидел, что он дергается домой его отправил и больше не видел.

– Ты точно как Олежа, – обвиняющим тоном сказал мужик, – и мать твоя такая же, холодная и расчетливая и смерти не боится.

– Однако она жива и здорова, и на столе этом ни разу не была. А смерти мне зачем бояться? Все там будем рано или поздно. Короче, у тебя пять минут, я пошла в туалет, а ты пока решай что делать будешь, четыре утра, а у меня лекция в восемь.

Когда я вернулась, то мужика в гараже уже не было, а рядом с трупом лежал пакет с деньгами. Мне так хотелось спать, что я решила остаться в гараже. Мужику про лекции я соврала, мне просто хотелось чтобы он поскорее ушел. Я написала Олегу, чтобы утром зашел в гараж, и легла спать на диван.

Гараж был, как бы разделен на две комнаты, прямо из входной двери ты сразу попадаешь в первую из них. Там было все как во всех гаражах среднестатистического мужика, где он с компанией таких же друзей отдыхает от жены и тещи. Машины не было, было два очень приличных дивана стоящих друг напротив друга, между ними стол, по бокам два кресла. Стеллажи с инструментами и банками с огурцами-помидорами. На дальней стене висел добротный советских времен ковер, он и скрывал дверь во вторую комнату, которая служила операционной и стационаром.

Я проснулась от звука открывающейся входной двери, Олег намеренно ее не смазывал, чтобы никто в гараж не проскользнул незамеченным.

– Маргаритка, ты чего тут осталась? Там тяжелый? – спросил Олег, указывая пальцем в сторону второй комнаты. Он знал, что если у меня тяжелый больной, то домой я не уйду пока он не умрет или не выйдет из кризиса.

– Нет, у меня там жмурик. В три часа ночи привезли, и я решила тебя здесь дождаться. Мне оставили деньги на похороны, оформишь его в морг?

Дядя Олежа направился во вторую комнату, я пошла за ним. Он откинул клеенку и осмотрел труп.

– Хоть бы кишки назад запихнула, и рану скобами закрыла, – сказал Олег скривя лицо.

Я просто пожала плечами, ему, мол, уже все равно. Дядя Олежа накрыл тело клеенкой, и уставился на меня.

– Какой же ты Ритка циничной стала. Ты ведь не такая, я знаю тебя. Ты хоть и не показываешь свои эмоции, но они у тебя есть, у тебя там вулкан, – Олег ткнул указательным пальцем мне в солнечное сплетение. – Ты очень добрая и всем сострадаешь, даже долбаным бомжам.