Время библиомантов. Противостояние

– Если бы мы чуть-чуть побольше знали об этом Арбогасте! – пробормотала Фурия, снова обращаясь к могиле. Отец мог бы пролить свет на многие её вопросы.

– Аттик Арбогаст, – раздался голос за её спиной, – Изидин наставник. Но не только.

В нескольких шагах от неё, засунув руки в карманы ветровки, стоял седовласый мужчина. Он был одет в просторные штаны защитного цвета, под ветровкой на нём, как обычно, была ужасающе пёстрая гавайская рубашка, а на ноги он натянул резиновые сапоги, словно только что пожаловал с одной из ферм, раскинувшихся дальше к западу.

– Целестин! – Фурия кинулась к нему навстречу и обвила руками его тучное тело. Зажатая между ними петушиная книга заскулила. – Когда ты приехал?

– Пару минут назад. – Он неловко похлопал её по спине. – Я сразу же выехал, как только… – Целестин оборвал себя на полуслове, чтобы снова продолжить: – Кэт позвонила мне и всё рассказала (после побега из Либрополиса Кэт некоторое время скрывалась у Целестина, и с тех пор между ними царило полное взаимопонимание).

Фурия отступила на шаг:

– Я не хотела бросать Изиду, но она…

– Настояла на этом, – перебил он её, кивая. – Я наслышан.

– А Кэт рассказывала тебе, что она… то есть, что Изида добровольно осталась с Арбогастом?

– Я знаю, так рассуждают другие. Но моя дочь не предательница.

– Конечно нет! – Возмущение Фурии шло от души, но впервые она подумала, что, может быть, петушиная книга права. Уверенность её пошла трещинами, как каменные плиты над старыми могилами кладбища.

Вид у Целестина был подавленный. Венок его седин, обрамлявших лысину, беспорядочно метался на холодном ветру.

– Кэт говорит, что, по мнению остальных, Изида переметнулась обратно к Академии. Этой версии, видимо, придерживаются Финниан, Ариэль и скорее большинство экслибров.

– Так хорошо, как мы, они Изиду не знают, и она…

– Все её знают, – возразил он. – Она уже полгода живёт с ними под одной крышей!

Фурия промолчала, потому что в ответ ничего путного ей в голову не приходило.

– А как насчёт тебя? – поинтересовался Целестин. – Ты в это веришь?

– Нет! – вырвалось у Фурии слишком поспешно, словно она только такого вопроса и ждала, чтобы возразить. – Но было бы проще, будь я в состоянии понять, что, собственно, произошло.

– Ты спрашивала об Арбогасте.

– Откуда у него такая большая власть над Изидой?

– Не знаю, правильно ли называть это «властью». – Целестин засунул руки обратно в карманы ветровки. – Но она долго находилась под его влиянием. Можно даже сказать, что Арбогаст сделал из Изиды то, что она представляет собой сегодня.

– Она была его ученицей, но это никак не объясняет того, что случилось в Либрополисе.

– Ты ведь знаешь, что мы с Изидой надолго отдалились друг от друга… – Целестин смущённо потупился. – После того как я привёз её из ночных убежищ в Лондон в послевоенные годы, я едва ли был самим собой. Она тебе наверняка об этом рассказывала?

– Совсем немного.

– Изиде было года четыре, когда я взял её к себе. Точно никто не знал, мы могли лишь приблизительно определить её возраст. Ребёнку нужны внимание и защита, и вначале я думал, что смогу ей всё это дать. Я удочерил её и стал заботиться о ней, но одновременно чувствовал – и с каждым днём всё отчётливее, – что домой привёз не её одну. За мной по пятам шла война. Вот здесь, понимаешь? – Он ткнул себя в лоб, словно там всё ещё бушевали сражения минувших лет. – И избавиться от этого не представлялось никакой возможности. Вот тогда я и решил распрощаться с библиомантикой: выбросил все книги, очистил помещения, раздал мебель. Я хотел отказаться от прошлого, всё от себя оттолкнуть. Не Изиду, её – ни за что, но я боялся себя самого и боялся за неё.

– И тогда ты отправил её в интернат.

– Потому что был идиотом. Ей только исполнилось десять, и ей нужен был настоящий отец, а не бестолковый тупица, который не в состоянии избавиться от кошмаров войны и даже отказывается от своего библиомантического дара. Тогда-то я и начал сбывать книги постранично, потрошить их, причинять им боль, только чтобы библиомантика меня оставила в покое. Чтобы наконец, – он чуть помедлил, – наконец стать нормальным. Но, естественно, это всё лишь усугубило.

Изида поведала Фурии эту историю в общих чертах, окончив её на том, что Целестин перестал быть библиомантом, а сама Изида подпала под влияние Академии.

– В интернате к ней тянулись дети, сами глубоко закапывавшиеся в книги. Моя вина. Будь я с ней, вместо того чтобы бежать от самого себя, у неё в жизни было бы ещё что-то помимо книг. В четырнадцать её спросили, не хочет ли она поступить в лицей. В школу агентов Арбогаста. Кузницу кадров Академии.

– И она, конечно, согласилась.

Целестин утвердительно кивнул:

– Не заставил себя ждать и тот час, когда Арбогаст заметил, какой в ней дремлет талант. – На секунду он приостановился, словно мучительно вспоминая какие-то детали. Он стоял нахмурившись и массировал виски большими пальцами. – Иной раз подробности размываются, словно утрачиваешь их.

Прежнее прошлое, где Изида ещё не была экслиброй, заменилось новым прошлым, созданным Фурией благодаря её влиянию на Зибенштерна. Но Фурия об этом умолчала, чтобы не перебивать Целестина вторично.

– Арбогаст взял её и ещё горстку других под крыло, сделав своими личными учениками. Обучение смогли закончить только трое: Изида и два молодых человека. Она была сильнее их и превратилась в того агента, с которым ты в итоге познакомилась. Арбогаст хитроумно добился её верности, став для Изиды тем, чем больше не был я – отцом. Он лицемер, присвоивший себе сердца этих детей. Показать Академии спину и присоединиться к вам – поступок гораздо более мужественный, чем ты способна себе представить. Всё равно что для наркомана принять решение сняться с иглы. И всё шло хорошо, пока она снова не подверглась искушению. Пока Арбогаст её не нашёл.

Фурия испуганно на него уставилась:

– Стало быть, даже ты считаешь, что она опять на его стороне? Что его влияние на неё так велико?

– Нет. Я доверяю ей. С тех пор она очень изменилась. Но она в большой опасности.

– А что она делала в Лондоне? Каждый раз, когда она ездила туда в одиночестве, она не брала никого из нас. Наши считают, что она уже тогда поддерживала связь с Арбогастом.

Целестин горько усмехнулся, и в глазах его заблестели слезы.

– Она гостила у меня. Начала опять обставлять пустые помещения в доме, как было, пока я всё не раздал. Заказала мебель, накупила кучу книг, просто чтобы заполнить полки. Многое стало, как прежде, или, по крайней мере, так казалось. Теперь это снова уютный дом, а не тюрьма прошлого.

– Она старалась для тебя?

– И для меня тоже. Но я думаю, у неё что-то иное на уме. Став экслиброй, она постоянно ищет свою юность, своё детство, все те вещи, о которых она сохранила лишь расплывчатые воспоминания. Из страха, что всё это исчезнет и что она в конце концов окажется лишь персонажем из сказки Зибенштерна, без черт той личности, какой она была. Она цепляется за свои исчезающие воспоминания, за всё человеческое в ней. – Ему пришлось ненадолго отвернуться от Фурии, и он молча уставился в пустоту. После этого он снова продолжил: – Поэтому она ни с кем этим не делилась. Не хотела, чтобы кто-нибудь из вас узнал и истолковал всё как слабость. Это тоже всходы Арбогастовой науки: нельзя никому показывать слабость, даже тем, кого считаешь своими друзьями.

«И в этом Арбогаст, возможно, недалёк от истины», – подумала Фурия с тоской. Ничего себе друзья: при первом же подозрении поворачиваются к тебе спиной. Провозглашают тебя предателем только за то, что ты предпочитаешь не распространяться о вещах, которые других не касаются. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы дрожащим голосом задать следующий вопрос:

– А ты знаешь, чего Арбогаст от неё хотел? Он сказал, что ему нужна её помощь. Пустая отговорка или это он серьёзно?

Целестин опять посмотрел ей в глаза, может, потому, что в тот миг видел в ней свою единственную союзницу.

– Какое-то дело у него, безусловно, было, иначе он не преминул бы наказать её за предательство. Ходят слухи о борьбе за власть между тремя семействами, о желании Кантосов верховодить и об их стремлении оттеснить остальные два рода. Но всё это – только сплетни, и я не знаю, есть ли вообще здесь что-либо истинное. Сейчас произошло столько перемен. В мире библиомантики раскол.

– Мы видели чернильных поганок, – произнесла Фурия задумчиво, – между страницами мира, на пути из Либрополиса сюда. Всё кишело поганками, пытавшимися на нас напасть.

Взор Целестина потемнел, как ночное убежище, откуда он однажды насилу унёс ноги. Его губы хотели прошептать «поганки». Но он не выдавил из себя ни звука.

– Так, значит, это правда. Что-то готовится, Фурия. И гораздо более ужасное, чем мы думаем.

Стало зябко, словно ветер поменял направление и дул теперь в долину с севера.