Золотая лихорадка

– Вперед, дурить нет, стрелять, – предлагает индеец, указывая стволом карабина в сторону выхода.

– Никаких глупостей, – соглашаюсь, бросаю взгляд через плечо на тех, кто остался лежать в бараке. Плосколицый товарищ в джинсовом комбезе – вроде был такой в конвое, если склероз не изменяет, в бежевом «козлике» ехал, из «наших» среднеазиатских человек, звали его, кажись, Рашидом; а рядом с ним не кто иной как Крук, левая нога в лубках. – Как они?

– Живой. Пока, – недвусмысленно отвечает индеец, и дульный срез «бертье» снова дергается. Лады, не будем раздражать человека.

Шаркаю к выходу, у самой двери спотыкаюсь и хватаюсь за косяк. Массаракш, далеко мне так не уковылять… трость бы хоть какую дали, что ли. Ноги как ватные.

Шатаясь, вылезаю наружу. Все так же придерживаясь за стенку барака, оглядываюсь, изучаю окружение. Свежо; светлеющее рассветное небо над головой, солнце уже встало где-то на востоке, но лучи его сюда пока не попадают, перекрытые солидным черным монолитом. Вокруг вижу несколько таких же плетено-глинобитных сараев-ангаров, функциональное назначение сих мазанок-переросток остается скрытым. Чуть поодаль более солидного вида длинный одноэтажный каменный дом, а на крыше у него укреплен знакомый по Европам большой бак водонагревателя. Ну, по крайней мере в сухой сезон горячая вода тут в наличии, какой-никакой, а все признак цивилизации… Трехъярусная деревянная вышка – наблюдательный пост; к ней же прикручена раздвоенная антенна. Навес, под ним коновязь; у перекладины философски переминаются с ноги на ногу три мохнатых лошаденки и несколько ослов, а может, мулов, в скотине не разбираюсь. Под тем же навесом отдыхает пародия на орденский «ди-пи-ви» – облезлый багги, где вместо штатной безоткатки воткнут непонятный пулемет, издалека не могу опознать систему…

Тычок под ребра. Стволом карабина. Хорошо еще, штык этому индейцу не выдали – или к «бертье» он вообще не полагался? вот не помню; к «лебелю» точно был, игольчатый, подлиннее мосинского… ладно, массаракш, вот более насущных вопросов нет, кроме как вспоминать штатное французское вооружение времен империалистической.

Так вот, сопровождаемый убедительным индейцем-конвоиром с антикварным карабином, и добираюсь до большого каменного дома. Индеец-знахарь обгоняет нас и скрывается за дверью, а конвоир еще раз толкает меня карабином в бок:

– Туда, – указывает на расположенный неподалеку колодец.

С одной стороны, разумно, последний раз я принимал нормальный душ, когда конвой Демченко встал на ночевку на заправке в Конфедерации, где-то неделю назад, сейчас мне сия гигиеническая процедура совсем не помешает. С другой стороны, в моем контуженном состоянии да ледяной колодезной водой – шпарило бы солнце, еще куда ни шло, но пока вся эта асьенда с шоколадным французским именем «Рош-Нуар» прячется в тени черного монолита…

Не знаю как там окситанский Каркассон, где стоит неведомая мне шоколадная фабрика, но откуда название «черная скала» здесь, невооруженным глазом видно. Имеем интересный вопрос: это что за индейцы-латиносы такие обитают на северных склонах Сьерра-Гранде, у которых как минимум вторым языком является французский, английского они не знают вовсе, зато попался условный знаток немецкого?

Под эти размышления останавливаюсь у колодезной дыры – опалубки и сруба нет, просто пробитое в скале неровное отверстие и перекладина с воротом, падай сколько пожелаешь. Ворот обычный, почти как у нас в селах; берусь за рукоятку и, сам себе удивляясь – осталась еще кое-какая силушка, – вытягиваю кожаное ведро. Веревка короткая, метра четыре от силы; ведро самодельное, сшито из остатков шкуры неведомого зверя, протекает, но – вода. Ледяная, само собой. С усилием приподнимаю над головой и опрокидываю на себя. Ухххх!

В этот самый миг из-за черной скалы выныривает краешек ослепительного новоземельного солнца. Черт, у меня ведь темных очков тоже нет, и шемах сперли!.. Голову-то пока не напечет, а вот глаза прикрыть толком нечем.

Второе ведро на голову, за ним третье. Стою, медленно поворачиваясь, подставляя под солнечные лучи то один бок, то другой; греюсь. В голове на удивление ясно, боль отхлынула. Испугалась ледяной воды, наверное. Неортодоксальный метод лечения контузии… впрочем, врач из меня еще тот, только и знаю, что базовый курс «первой помощи» из туристского прошлого. Да еще в ПРА «доськам» и резервистам похожий преподают, с упором на укусы местной живности и огнестрельно-осколочные ранения.

Краем глаза ловлю движение, поворачиваюсь. С крыльца каменного особняка спускается небольшая группа – седой индеец-знахарь, уже без бутылки-светильника, а с ним два гринго. Вернее, судя по диспозиции, два гринго, а при них на побегушках старый «Чингачгук». Гринго номер раз: невысокий плотный товарищ южноевропейского вида в оливковой армейской панаме, полосатой гавайке и кожаных индейских штанах с бахромой по шву. Гринго номер два: громила в красной бейсболке и камуфляжных шортах, грудь, массивные окорокообразные руки и солидное брюхо капитально заросли черной шерстью, в такой же черной косматой бороде раза этак в два повнушительнее моей спрятана, словно в бандитской маске, вся нижняя часть физиономии. «Чингачгук» по-прежнему безоружен; у «громилы» за пояс слева заткнут кнут с серебряной оплеткой рукояти, а справа подвешена тактическая кобура с понтовой «десертной иглой»; у «полосатого» на ремне аж два пистолета, но каких именно, непонятно, обе кобуры закрытые, с застегнутыми клапанами.

Кого-то мне эти типажи смутно напоминают… ну да, точно, скрываю я улыбку, «ми Бандитто, Гангстеритто» из мультфильма про капитана Врунгеля. Колоритная парочка, факт; а вот кто из них двоих тутошний босс, «громила» или «полосатый» – так вот сходу определить не могу.

Мой конвоир при приближении этой группы вытягивается во фрунт и изображает с карабином позу армейской камасутры номер не помню какой, «на караул». «Бандитто-Гангстеритто», возможно, и имеют на следующем уровне иерархии некоего «шефа», но его тут скорее всего никогда не видели, для местных более высокого авторитета не существует.

«Бандитто-Гангстеритто» в четыре глаза обозревают стоящего у колодца меня, тихо обмениваются замечаниями на неизвестном наречии – может, и по-французски, плохо слышно и в любом случае непонятно, – затем «полосатый», он же условный «Бандитто», что-то говорит моему конвоиру, а «громила», который «Гангстеритто», обращается ко мне:

– Поздравляю с возвращением к активной жизни, – немецкий ему явно не родной, акцент заметен, но понять нетрудно. – Поговорим после завтрака, Бруно вас проводит. Заодно и обувкой снабдит.

– Спасибо, – наклоняю голову.

«Бандитто-Гангстеритто» удаляются совершать утренний обход территории, «Чингачгук» куда-то исчезает, а меня конвоир-Бруно ведет через двор к глинобитному сооружению с дымящей трубой. Судя по запахам – летняя кухня. Запахи не обманывают, мне вручают свежевыпеченную пресную лепешку и плошку с неким овощным варевом, для рагу жидковато, но и супом не назовешь. Зато горячее. Почти не чувствуя вкуса, высасываю все, дожевываю лепешку и кладу кривобокую плошку из обожженной глины в «посудомойку», каковой тут выступает солидная бадья с не слишком чистой водой.

Бруно тем временем приносит пару не то шлепанцев, не то мокасин – нечто цельнокроенное из куска кожи, с завязками; у него самого примерно такие же. Демонстрирует, как это надо надевать на босу ногу, тем более что мои грязные носки только в тряпье и годятся. Со второй попытки получается. Размер подходящий, если с этой обувкой вообще можно говорить о точном соответствии размера. По ощущению на ноге – ну, ботинки удобнее, однако по здешним камням и каменной твердости глине оно несравненно лучше, чем босиком.

– Мне бы еще трость какую, – прошу я Бруно.

– Трость? – слово «Spazierstock» ему явно незнакомо.

– Палка. Опираться, – изображаю я жестами.

Индеец кивает и спустя буквально пару минут добывает мне черенок то ли от веника, то ли от малярной кисти, в общем, метровая примерно палка толщиной сантиметра два, не то чтобы отполированная, но условно гладкая. И какая-то очень легкая древесина, должен заметить; бальса, что ли? Сроду ее живьем не видел.

Рукоятки сия «трость», разумеется, не имеет, однако как временная опора – сойдет, а мне временная и нужна, кости-то целы, только голова немного кружится.

– Спасибо, Бруно. Теперь куда?

– Туда, – кивок в сторону каменного дома.

С тростью и в мокасинах, да еще подкрепившись – шагать не в пример легче. Голова почти не беспокоит. Конечно, хорошо бы как следует вымыться и переодеться в свежие шмотки, а мои привести в порядок… ну да здешнее начальство меня все равно уже видело, «встретив по одежке». Это не углубляясь в подробности, как я сюда попал и что им от меня нужно…

А то так неясно, иронически замечает моя паранойя. Бабки им нужны, да побольше. Специально киднеппингом местные бандиты не балуются, нет для такой «индустрии» в Новой Земле условий: клиенты, ан масс, слишком бедные, хорошо если сотню экю в месяц откладывают, то есть на десять тысяч им надо копить десять лет. Соответственно исполнители, ан масс же, не обладают достаточной квалификацией, чтобы похищенного клиента сохранить «в товарном виде». И уж последнему доказательств вагон: когда бойцам РА, техасским минитменам, орденским патрульным или другим «представителям сил закона» удавалось взять какое-нибудь бандитское логово и вывести оттуда живых пленников – состояние освобожденных колебалось от «хренового» до «чем лечить, гуманнее пристрелить», и информацию эту от народа не скрывали, отнюдь… Так что если вдруг гипотетического Васю Пупкина похитят, а потом затребуют десять штук за его возвращение в целости и сохранности – положительного ответа друзья-близкие Васи скорее всего не дадут. Нету у похитителей гарантии «качественного товара», и доверия им нету никакого.

С другой стороны, раз уж я все равно оказался в плену у данного контингента – а никем другим, логически рассуждая, «Бандитто-Гангстеритто» быть не могут, и вопрос не в их внешнем облике, мало ли кому какой прикид привычен, а в обстоятельствах моего попадания сюда, ну и барак опять же намекает… – так вот, раз уж я все равно тут, глупо было бы не попытаться извлечь из меня пользу. В рабочих руках на условной кока-плантации вряд ли есть особая нужда, под боком Латинский Союз, где навалом той рабочей силы, более квалифицированной и за гроши. А вот если я смогу дать за себя выкуп, потрудиться стоит. Так должны, по логике вещей, рассуждать здравомыслящие бандитос-плантаторы. Рядовые боевики могут пристрелить забавы ради, им высокие торговые материи до одного места, все равно доход с этих гешефтов упадет не им в карман; атаманы по определению просчитывают на шаг-два вперед, а асендадос[41 - Hacendado – исп. «помещик», владелец асьенды. В Латинской Америке титул практически сословный.] «Бандитто-Гангстеритто» в общей иерархии теневых структур находятся явно повыше, чем главарь обычных работников ножа и топора, соответственно и планировать должны подальше.

Логично, массаракш. И выкуп-то я дать смог бы, деньги на банковских счетах есть. Разумеется, докладывать об этом кому попало я не намерен, и торговаться за свою единственную и горячо любимую шкуру готов с кем угодно – эти экю я для семьи добывал, а не для некоторых жадных до чужого добра; однако если вопрос встанет «кошелек или жизнь» – массаракш, да пошел он куда подальше, тот кошелек, еще заработаю. Как гласит мудрость избранного народа, «проблема, которая решается деньгами, это не проблема, а обычные расходы»… Так вот, настоящая проблема в другом: где гарантия, что романтики с большой дороги и их идейные соратники, взяв кошелек, оставят мне жизнь, то есть обеспечат доставку до безопасного места? Вот-вот, этот вопрос и подлежит самому тщательному обсуждению…

Ну да ладно, чего гадать. Сперва посмотрим, что по данному поводу имеют сказать «Бандитто-Гангстеритто», это я в такой передряге впервые, а у них оно если не постоянный гешефт, то самое малое знакомая халтурка. На жизнь и хлеб с икорочкой зарабатывают они кокой, или что тут по факту производит асьенда Рош-Нуар; «разводить кроликов», в смысле выколачивать бабло с пленников – глубоко побочный приработок. Но коль скоро с таковыми «кроликами» вообще возятся, причем не только с относительно целым мной, а и с раненым Круком, значит, рассчитывают расходы окупить.

Как именно рассчитывают – будем, как говорится, посмотреть.

Территория Латинского Союза, Сьерра-Гранде, асьенда Рош-Нуар. Пятница, 01/03/22 09:07

Приглашать меня в дом «Бандитто-Гангстеритто» не считают нужным, так что разговор идет под чахлым кленом во дворе. Тут вполне удобная скамейка в форме полумесяца, на которой я и позволил себе устроиться – Бруно не возражал, значит, «место общего пользования»; сам он присаживаться не стал, изображая неподалеку статую борца с колониальной администрацией.

Здесь хозяева асьенды меня и находят. Конвоир мой сперва вытягивается в струнку, а затем, повинуясь краткому жесту «Гангстеритто», убирается нафиг. Полуголый громила плюхается на скамейку рядом со мной, «Бандитто» садится с другой стороны на самый краешек, почти напротив.

– Итак. Вопрос первый: выкуп даете, или отрабатываете на общих основаниях?

Голос у «Гангстеритто» спокойный, таким тоном уточняют у случайного прохожего, который час.

Ну, что такое «общие основания», я подозреваю – те морлоки из барака совершенно не внушают желания влиться в их печальные ряды.

– На общих – не хочу, – честно отвечаю. – Остальное готов обсудить.

– А тут нечего обсуждать. Двадцать тысяч монет.

– Я похож на орденского олигарха?

– В общих чертах – вполне похожи, – вступает в беседу «Бандитто»; выговор у него «хохдойчу»[42 - Hochdeutsch – нем. «высокий немецкий», собственно литературный немецкий язык. Словарным запасом от отдельных германских диалектов отличается не сильно, выделяется больше произношением.] не совсем соответствует, но вполне немецкий, смахивает на саксонский. – Одна голова, две руки, две ноги. Сходство можно уменьшить, инструменты есть.

Развожу руками.

– Инструменты вам не помогут.

«Гангстеритто» доверительно кладет массивную лапу мне на плечо.

– Вас, прошу прощения, как зовут?

– Влад.

– Так вот, Влад – вы хоть представляете себе, что можно сотворить с человеком, имея под рукой всего-то пару щепок и кусок веревки?