Кристка бросилась перед ним на колени. Ветка, которую она задела ногой, брызнула искрами к самому потолку.
– Ясек! Не любила я тебя!?
– Что было, то силыло, – ответил он, поправляя топориком горящие ветви; потревоженный огонь заворчал и запенился пламенем.
– Не любила я тебя? – говорила Кристка, почти стонала. – Не была я тебе верной эти три года? Ты был первый, ты и последний. Не лечила я тебя, когда Вовулк ударил тебя обухом по голове? Не спасала я тебя, когда Дунайчане окружили тебя на свадьбе? Разве пустила я жандармов, когда они пришли тебя искать у нас, после того, как ты украл деньги в Хохолове? У меня до сих пор синяки на теле, так меня ударил кто-то из них прикладом, когда ты через окно убежал в поле. Не искала я тебя, когда ты упал с козой со скалы на Медной Горе? Ты чуть не замерз тогда. А меня чуть Липтовская пуля не убила. Ясек!
– Чего?
– Что ж мне за это? Что ж мне за это? Что?
– Кораллы и двадцать пять талеров.
– Кабы они у меня в руках были, взяла бы и бросила в огонь.
– Ну, и сгорели бы.
Тут Ясек вынул из кармана трубку и стал выгребать из неё проволокой угольки и пепел.
Кристка, стоя на коленях, обняла его и приблизила губы к ого лицу.
– Ясек, Ясек, – сказала она с болью. – Плохо тебе было эти три года?
Ясек вытряхнул угольки и непел на ладонь, достал кисет и присьшал к ним табаку.
Кристка смотрела ему в глаза:
– Ясь!..
– Ну? – сказал Ясек, плюнул в табак и стал его растирать на руке.
– Не пойдешь больше к ней, правда?
– Куда?..
– К Ядвиге?..
Ясек затолкал табак, смешанный с угольками, в трубку, взял ее в рот, вынул из костра горящую веточку, прижал ее к табаку, прижал пальцем, потянул несколько раз, бросил ветку в огонь и сплюнул в него. Кристка присела перед ним на корточки и смотрела на него, как на своего ребенка.
– Ясек! – сказала она вполголоса, – все, что хочешь, дам я тебе.
– Да, ведь ты уж мне все дала, верно? – насмешливо спросил Ясек.
– Буду ходить за тобой, как мать. Никогда работать не будешь…
– Да, ведь, я и теперь немного работаю.
– Будет у тебя все, как у барина. Обед тебе буду варить каждый день!
– Да ну?.. – Ясек снова сплюнул в огонь. – Ну, а еще что?
– На свадьбу дам…
– С кем?
– Ясек!.. не будь такой недобрый, как дьявол!
Ясек встал со скамейки.
– Куда идешь?
– Куда хочу, – ответил он спокойно.
Кристка снова обняла его.
– Не любила я тебя? Не целовала? Не ласкала? – говорила она ласковым голосом. – Когда ты приходил, ты всегда был желанным. Приходил ты по ночам, стоило тебе только в окно постучать или в стену, разве я тебе не открывала; приходил ты зимой, когда холодно было, разве я не выскакивала к тебе в рубашке, босиком? Я тебя всегда, как спасенья желала! Ясек! – И Кристка прикоснулась лбом к его коленям и обняла его ноги.
– Ясек! Ясек!
Но Ясек уже стал терять терпение, рванулся и пошел к двери. Кристка не выпустила его ног и потащилась за ним по земле.
– Пусти же меня!
– Не пущу, ты мой! ты мой! ты мой! – Я той, чьим быть хочу! – сказал не терпеливо Ясек.
– Еще крепче буду тебя целовать! Не хочешь меня больше?
– Целуй! – ответил Ясек. – Ведь тыменя не купила, чтоб привязать, как бычка, на веревку.
– Купила! и на веки!
– Чем?
– Сердцем моим!
– Ну, болтай, – проворчал Ясек и направился к двери.
Тогда Кристка вскочила и крикнула:
– Стой! – голос её звенел таким бешенством, глаза так горели, что Ясек остановился.
– Стой! – кричала Кристка. – Скажи мне, что приглянулось тебе в этой губастой? Богаче она меня, что-ли? Или краше? Или слава о ней ходит? Что тебе в ней приглянулось больше, чем во мне? Только ты ее увидел этим летом, так тебя к ней и потянуло! Говори! Чем она приманила тебя к себе! Говори! Разве есть девка лучше меня? Ну?
И она стояла перед ним с растрепанными волосами – платок упал на плечи – с блестящими черными глазами и пылающим лицом.
Ясек в шляпе на бекрень, с трубкой в зубах, опирался, подбоченясь, на чупагу.
– Что тебе приглянулось в ней больше, чем во мне?