Сердце призрака

В отличие от своей младшей сестры, эта девушка слишком хорошо понимала, как устроен мир. Гораздо лучше любой молодой леди моего времени.

Но в итоге ни Стефани, ни ее отец не могли противостоять мне. Да вообще никто не мог, кроме экстрасенса. Разве не поэтому я так нуждался, чтобы эта семья навсегда покинула мой дом?

– Почему мы должны уехать? – с вызовом спросила Чарли. – Может, ты сам уедешь?

– На мне лежит проклятье, – огрызнулся я. – От моей разбитой души остались лишь осколки, которые навсегда заточены в этом доме. Они валяются вокруг меня так же, как тебя сейчас окружают разбросанные карандаши. Теперь понимаешь?

Она отрицательно покачала головой.

Новая волна разочарования прокатилась по мне, и я сделал еще один шаг, раздавив еще больше карандашей каблуком своих черных сапог для верховой езды. Резко остановившись, я наклонился, чтобы поднять лист со своей уничтоженной работой.

– Полагаю, на всех твоих рисунках я? – спросил я, и на этот раз Чарли кивнула.

Услышав это, я разорвал бумагу на мелкие клочки, а затем швырнул через комнату.

– Вот так, – свирепо произнес я, вновь повернувшись к ней лицом. – Теперь тебе понятно, о чем я?

Чарли поспешно отскочила, отгородившись скамьей для пианино.

– Ты ужасный человек! – она схватилась за скамью, еле сдерживая злость.

– Еще какой, – прошипел я.

Тело Чарли дрожало, но она практически швырнула в меня половинки сломанного карандаша.

Его кусочки отскочили от меня и застучали по полу. Я отбросил полы плаща назад, и Чарли, как маленькая испуганная мышка, с визгом бросилась в укрытие под тканью, укрывающей пианино. Носок одного ботинка все еще выглядывал из убежища, и его маленький размер заставил меня снова остановиться. Ее страх не пойдет мне на пользу. По крайней мере, не так, как влияние, которое она оказывает. И в данный момент второе было важнее, чем первое.

– Думаю, теперь ты поняла, – пробормотал я больше себе, чем ей. – По-своему.

– Я тебя не боюсь.

Я так сильно сжал руку в кулак, что кожаная перчатка заскрипела, но затем расслабил пальцы и заложил руки за спину, решив начать все заново. В чем смысл пугать Чарли, если самостоятельно она не смогла добиться нужного мне результата – пустого дома?

Все шло совсем не по плану. Прошло уже больше недели, а Стефани упорно отказывалась верить в мое существование, несмотря ни на какие слова своей младшей сестры.

– Мне и не нужно, чтобы ты боялась меня, – сказал я.

– Вот и славно! – снова послышалось из-под укрытого пианино. – Потому что это не так.

– Тогда ты не откажешься мне помочь?

– Стефани все равно сделает так, что ты потеряешься.

– Проблема в том, что я и так заблудился, дорогая, – ответил я, по-прежнему обращаясь к пианино.

– Ты сделаешь нам больно?

Ее вопрос просочился сквозь остатки моего гнева, и я нахмурился.

– Этого мне не хотелось бы, – признался я. – Именно поэтому ваша семья должна уехать.

Чарли слегка отодвинула ткань и украдкой взглянула на меня:

– Как так вышло, что тебя разорвало на части?

И что мне на это ответить? Как объяснить ребенку, что со мной случилось, когда я и сам спустя столько времени не до конца все понимаю?

– Твое лицо тоже разорвано? – полюбопытствовала она. – Поэтому ты носишь маску?

Свет начал мерцать, и лампочка ближайшей лампы лопнула. Я усмехнулся под маской, скрывавшей мое лицо, чьи бесцветные губы раздвинулись.

– Вчера, – заговорил я, пытаясь вернуть нас к нужной теме разговора, – ты вместе с отцом спускалась в подвал. Больше этого не делай, хоть одна, хоть с кем-то. Я понятно выразился?

– Почему? Ты сделаешь больно нашему папочке? Или Стефани, если она спустится вместе с ним?

– Я не знаю, – ответил я, потому что и правда не знал.

– Ч-что ты такое?

Подойдя к пианино, я приподнял ткань и увидел съежившуюся Чарли и часть потрепанных временем, сломанных клавиш.

Было время, когда мои руки, словно пара прекрасных пауков, бегали по этим самым клавишам и извлекали из скрытых струн волшебные звуки. А как эта музыка наполняла дом, который по эту сторону уже разваливался, и мою душу, которая тоже теперь лежала в руинах, но по другую.

Это старое пианино. Его истинное состояние. Неужели меня так сильно тянуло к нему и хотелось его сберечь лишь потому, что мы были необычайно похожи? Оба слишком повреждены, чтобы издать нечто большее, кроме диссонанса, разрушающего наши полые тела.

– Я больше не знаю, кто я, – пробормотал я.

– Чарли! – позвала Стефани, и звук ее шагов оповестил о том, что она спускается по лестнице. – Чарли?

Приближение сестры придало Чарли мужества, и она выскочила из укрытия, стуча ботинками по разбросанным клочкам нот, которые я все равно не смог бы сыграть.

– Чарли! – воскликнула Стефани, когда младшая сестра чуть не врезалась в нее, и оглядела развернувшуюся сцену. – Боже мой! Что здесь случилось?

Чарли переводила взгляд с меня на сестру в надежде, что в любой момент та наконец меня заметит.

Мы оба на это надеялись, хоть и по разным причинам.

– Я-я просто рисовала, – ответила Чарли.

– Это я вижу. Но зачем ты порвала свои рисунки и разбросала их по всей комнате? Это некрасиво.

– Это не я.

– Дай догадаюсь, – сухо начала Стефани. – Пришел Зедок и разорвал все рисунки, так?

– А потом разбросал, – подытожила Чарли.

– О, правда? – вздохнула Стефани и наклонилась, собирая все обрывки в одну стопку. – И зачем ему так делать?