Смерть в семье

Мэри, склонив голову набок, смерила меня взглядом с ног до головы.

– Сомневаюсь, что у тебя получится, – сообщила она, немного поразмыслив. – Ты не такая, как другие служанки. Есть в тебе что-то… пока не могу понять, что…

– Ты так расстроилась в библиотеке. Сейчас тебе получше? – попыталась я сменить тему.

– Это я от неожиданности разоралась.

– Возможно. – Я мило улыбнулась. – Только мне показалось, тут было нечто большее. Пока не могу понять, что…

– Зеленая гостиная там.

Мэри зашагала в указанном ею самой направлении и после головокружительного количества поворотов остановилась перед широкой двустворчатой дверью в пастельных тонах. По-моему, мы сейчас были в восточном крыле, но я бы не поручилась.

– Ну вот, пришли, – сказала Мэри. – Не стучи – хозяйка ненавидит, когда стучат. Говорит, это действует ей на нервы.

– Но я же не могу войти без предупреждения. Это невежливо, и потом, я боюсь ее потревожить.

– О чем это ты? – уставилась на меня Мэри, уперев руки в бока. – Мы же служанки. Хозяевам до нас нет никакого дела. Они вспоминают о нашем присутствии, только когда им нужна еда, теплая вода или перестановка мебели. Мы в доме вообще не в счет.

Я уже поняла, что выдала себя, но, помимо подозрения, уловила в голосе Мэри нотки горечи. Надо было как-то выкручиваться.

– Извини, – быстро сказала я. – Леди, которой я прислуживала, предпочитала, чтобы мы стучали.

– Ты же говорила, что раньше не работала.

– Я говорила?.. Это была не работа, а что-то вроде стажировки. Меня обучали ремеслу горничной в качестве одолжения.

К счастью, Мэри не спросила, кто оказал мне одолжение. Она задумчиво поцыкала зубом и кивнула самой себе, будто одобрила какую-то мысль, пришедшую ей в голову.

– В тебе точно есть что-то странное, но я никогда не забуду, как ты была добра ко мне, когда я разревелась в библиотеке, – сказала она, уходя.

В зеленой гостиной царил дух увядания, и леди Стэплфорд, расположившаяся в кресле, повернутом спинкой к камину, идеально вписывалась в обстановку. Депрессивное впечатление усиливал шум дождя, барабанившего по оконным стеклам. В камине лежала охапка засохших цветов. То есть в комнате было очень холодно.

Хозяйка оказалась худенькой леди, закутанной в сто одежек. Мой взгляд задержался на ее лице всего лишь на секунду, но в ее глазах было столько удивления и недовольства, оттого что прислуга дерзнула поднять взор, что я тотчас потупилась и смиренно подошла ближе. Тем не менее по пути мне удалось отчасти рассмотреть гостиную. Шторы были задернуты, комнату освещали развешанные на стене газовые лампы, от которых падали длинные колышущиеся тени. Здесь было слишком много мебели: кресла и диваны разных габаритов теснились в художественном беспорядке, который кто-нибудь мог бы назвать и бардаком. Рядом с леди стоял журнальный столик, заваленный кучей вещей; вокруг по всей комнате выстроились его собратья, тоже уставленные безделушками, китайскими вазами и стеклянной посудой. Я осторожно пробралась между всем этим добром и остановилась напротив кресла. Чувствовала я себя как на аудиенции у чрезвычайно важной персоны – именно этого от меня, по всей видимости, и ожидали. Вернее, я чувствовала, что меня соизволила принять персона, считающая себя чрезвычайно важной.

– Стало быть, ты та самая девушка, которая нашла труп в моей библиотеке? Какое безобразие!

Леди Стэплфорд говорила с легким французским акцентом, но в остальном ее английский был безупречен. Она лишь чуть заметнее смягчала конечные согласные, по сравнению с уже знакомыми мне детьми лорда Стэплфорда – их произношение отличалось аристократической чеканностью. Риченда назвала леди Стэплфорд очередной женой своего отца, и либо осуждение в ее голосе было беспочвенным, либо лорд Стэплфорд славился неумеренной страстью к увядающим блондинкам за сорок.

Всё в леди Стэплфорд казалось мягким – от пушистых светлых волос до целого вороха лент и кружев. Вероятно, когда-то она была сказочно прекрасна, но сейчас искра юности и красоты уже угасла в ней. В пронзительных синих глазах я видела тень безысходности, осознание полного поражения в борьбе с возрастом. В отличие от моей матери, которая красотой никогда не блистала, и потому ей нечего было терять, леди Стэплфорд с глупым отчаянием пыталась удержать свою молодость и французский шарм.

– Да, мэм, – ответила я, убеждая себя, что «безобразием» она считает наличие трупа, а не то, что мне удалось его найти.

– У нас ничего подобного не случалось с тех пор, как я стала хозяйкой Стэплфорд-Холла.

– Это очень печальное происшествие, миледи.

– А, собственно, что ты делала в библиотеке, девушка?

– Вытирала ковер, миледи.

– Вытирала? Он что, был мокрый? – Ледяной взгляд сапфировых глаз пробежался по моей одежде.

– По дороге в Стэплфорд-Холл я попала под дождь, миледи.

– И ты решила обсушиться, повалявшись на моем персидском ковре в библиотеке?

Теперь то, что покрывало пол в библиотеке, походило на персидские ковры не больше, чем половичок у входа в наш с матушкой бывший дом, но я благоразумно решила не сообщать об этом.

– Нет, миледи. Миссис Уилсон изволила пригласить меня в библиотеку на собеседование, – сказала я и выдержала еще один ледяной тяжелый взгляд. – С одежды натекло…

– Натекло?! – Леди Стэплфорд повторила это с таким возмущением, будто я призналась в краже столового серебра.

– Мне очень, очень жаль, миледи. На дворе гроза, и я вымокла насквозь, пока шла по аллее.

– Шла по аллее? Ты что, просто проходила мимо и решила заглянуть в дом, побеседовать с моей экономкой?

– Конечно, нет, миледи. Я получила письмо с извещением о приеме на работу.

– Как тебя зовут?

– Эфимия Сент-Джон, мэм.

– Какое нелепое имя для служанки! Рекомендую тебе сменить его, когда будешь искать работу.

Прозвучало это очень нехорошо, поэтому я постаралась изобразить смиренность и раскаяние:

– Я от всей души надеялась получить работу здесь, миледи.

– Девушка, у тебя не только смехотворное имя, которое кому-нибудь может показаться фальшивым, но ты, ко всему прочему, нашла труп в моей библиотеке!

– Он был в коридоре для прислуги, мэм, – уточнила я.

– Что за чушь?! Племянник моего мужа никогда бы не зашел на территорию слуг! – Леди Стэплфорд даже порозовела от негодования. – Со слов Холдсуорта я поняла, что труп лежит на моем персидском ковре.

– Но он…

– Ты что, собираешься со мной спорить?

Разговор с леди Стэплфорд все больше походил на какую-то причудливую игру в шахматы, в которой фигуры меняли расположение, повинуясь ее прихоти. Я прекрасно понимала, что хозяйка дома огорчена и, может быть, даже напугана смертью своего родственника, поэтому она сердится и ей нужно на ком-нибудь сорвать злость. К сожалению, я подвернулась под руку. Так что в этой игре без правил стояла на кону не только моя гордость, но и перспектива долгой дороги домой в непогоду.

Я сделала книксен.

– Ни в коем случае, мадам. Вы совершенно правы. Должно быть, это убийца положил труп в коридоре для прислуги.

– Убийца?..

– Мы с мисс Ричендой перетащили покойного в библиотеку.