По дороге из ванной комнаты в смежную спальню губы Милли невольно расплылись в счастливой улыбке от знакомого чувства тепла и гордости. Приподняв полог кровати с балдахином, она наклонилась и ласково прижалась к покрытой нежным пушком щеке своего самого дорогого в целом мире существа. Ее величайшей радости и самой страшной тайне.
– Mоj Syn?[4 - Сынок? (пол.)]
Якоб поднял голову, и его волосы цвета мокрого песка защекотали ей нос.
Милли взбила и без того чудовищно пышные перины, совсем утопившие худышку в горе неги.
– Я дома, коханый.
Так она называла его с младенчества. В их родной Польше это означает «любимый».
– Я тебя ждал… – пробормотал он.
– Я вижу.
Улыбаясь, Милли откинула с его лба прядь волос в надежде увидеть кроткий взгляд его оленьих глазок, но те были закрыты. Ее сладкий мальчик продолжал оставаться в плену волшебной страны грез, на самой ее границе, и отпусти она его, как он вновь немедленно погрузится в ее глубины.
– От тебя воняет, – сморщил нос он.
Ее улыбка превратилась в нежный смех, когда она поцеловала лоб, который только что открыла, и скатилась с пещеристой постели.
– Я собираюсь принять ванну, а потом приду и перенесу тебя в твою кроватку.
– Я проснусь… – проговорил он.
Доставая из платяного шкафа шелковый халат, Милли уже засыпала на ходу.
Пока она смотрела на сына, усталость начала потихоньку брать верх над алкоголем и возбуждением. Лучше принять эту ванну, пока она еще в состоянии.
Миссис Бримтри разложила полотенце, привезенное Милли из Парижа мыло и ароматное миндальное масло, которое та любила наносить на мокрые волосы, чтобы их расчесать, и на кожу, чтобы она стала мягкой.
– Идите к Джорджу, Беатрис, вы же знаете, он не любит засыпать без вас. Я слишком устала, чтобы разговаривать. Обещаю, я все расскажу вам за завтраком, это будет гораздо интереснее.
– Хорошо, дорогая.
Беатрис еще посуетилась, зажгла еще одну лампу, расправила халат и ночную рубашку и повесила их на ширму.
– Про моего Джорджа вы, конечно, правы. Он такой милый, слишком много пьет и чертыхается, но за это я его обожаю.
– Хорошо, передай ему от меня привет.
И Милли поцеловала Беатрис в зардевшуюся щеку и принялась расшнуровывать свой корсет с завязками спереди, а значит, не требующий помощи для того, чтобы его снять.
Милли разделась, но миссис Бримтри не уходила, а продолжала стоять, насупив брови.
– Мисс Милли, я могу говорить без обиняков?
– Конечно.
Милли вытащила из тяжелых волос шпильки, и дотоле болевшая кожа головы мучительно зачесалось. Пот от жаркого сценического света и духоты последующей вечеринки высох на коже, и она с нетерпением и сладостным удовольствием предвкушала горячую ванну.
– Вы никогда не приводите домой мужчину.
Пораженная, Милли так и замерла, держа руки в волосах. Если бы миссис Бримтри знала, что сегодня вечером она едва не привела одного из них домой. Если бы она только знала, как она себя вела. Точно бы отправила в церковь замаливать грехи.
– У меня есть Якоб, – мягко возразила она.
– Это совсем другое.
Мистер Джордж и миссис Беатрис Бримтри служили у нее дворецким и экономкой уже почти два года, с тех пор как она могла позволить себе держать прислугу, и, несмотря на столь короткий срок, они стали как одна семья. Однако даже будучи горячо любящими супругами, дотоле они никогда не осмеливались говорить Милли ничего подобного. Что сегодня за вечер, постоянно напоминающий ей об одиночестве?
– Просто такие женщины, как вы, предпочитают жить своим умом и вечно ждут идеала.
Опустив руки, Милли моргнула.
– Неужели? – прикидываясь беззаботной, спросила она, но внизу живота, где всего пару часов назад все горело желанием, привычно кольнуло одиночество.
– Я все время беспокоюсь о том, что вы почти каждый вечер разыгрываете истории о влюбленных рыцарях, изъясняющихся сонетами, кончающих самоубийством во имя любви или сражающихся с тиранами и чудовищами и спасающих даму. Сейчас таких героев не сыскать, но и сегодня полным-полно хороших мужчин.
Как кто, например? Бентли Драмл? Господи, она и впрямь отвратительна, если не может выкинуть его из головы. Разбойник. Ничего хорошего. Ей следовало удовольствоваться своим первым впечатлением от него.
Произнося все эти слова, Беатрис не смотрела ей в глаза, и Милли подумала, что ее нерешительность и волнение восхитительны.
– Иногда приходится идти на уступки, может, он, к примеру, красавчик, но дымит как паровоз. Или добрый малый, но от молока у него ужасные ветры. Или, скажем, богат, но у него парочка скверных зубов.
– Вы хотите сказать, что я высокомерна?
Тот факт, что миссис Бримтри не стала спорить, задел ее сильнее, чем Милли могла подумать.
– Иногда надо принимать мужчину таким, как он есть, со всеми недостатками и тому подобным, и одиночество улетучится, и мрачная полоса минует. Если он почувствует, что вы любите его со всеми недостатками, он, скорее всего, будет любить вас и после того, как пройдет ваша молодость, известность и красота.
– Я не одинока, – солгала Милли. – У меня есть Якоб…
– Нехорошо, что у мальчика нет отца. И, кроме того, не успеете вы и глазом моргнуть, как он вырастет и у него будет своя семья. И что тогда будет с вами?
Милли отвернулась от миссис Бримтри и почувствовала себя обнаженнее, чем без одежды.
– Поверьте мне, так лучше.
Якобу нужно больше защиты, чем большинству мальчиков, и все из-за страшной тайны его матери.
– Но…
– Спокойной ночи, Беатрис, – твердо сказала Милли. – И пожалуйста, не забудьте передать от меня сердечный привет Джорджу.
Воцарилось молчание, и Милли подошла к ванне.
– Да, мадам.