Небесные всадники

Исари в ответ лишь вздыхал, перебирал бумаги. Больше существования преступников его разум оскорбляло лишь наличие в этом мире дураков…

Этери хмыкнула в такт своим мыслям, провела рукой по гладко зачёсанным волосам, заплетённым в толстую косу. Эти мысли, шутливые и сумбурные, наверняка были следствием дурного недолгого отдыха и выпитого накануне вина.

Казгиец косился единственным глазом на Этери, почти не таясь. Исари и командир наёмников пытались договориться, при этом отдав как можно меньше, а получив как можно больше. Ни одного, ни другого не смущало, что предметом торга были тела казгийских подданных, убитых двумя принцами.

У Казги не было официального посольства ни в одной из стран, но командиры наёмников, если того требовалось, исполняли миссию дипломатов. Казгийские женщины считали ниже своего достоинства вести переговоры с мужчинами и отправляли Недостойных говорить с недостойными.

Этери тихонечко хмыкнула. Безумные ведьмы, не соблюдающие никаких договорённостей, чего ещё от них ожидать? Их общественный строй был Этери неприятен не меньше, чем противоположный – когда унижали женщин. В Багре и Камайне это проявлялось в зависимости женщины: вначале от отца или брата, потом от мужа, во вдовстве – от сына, а иногда, как в случае царицы-вдовы Тины, матери Амирана, и от пасынка. Впрочем, та сама выбрала жизнь в отдалении от двора, что бы там ни болтали злые языки. На фоне этой принадлежности мужчине невозможность занимать государственные должности была, по мнению Этери, меньшим из зол, хотя и следствием зла большего.

Гораздо больше ей нравился уклад Гелиатской империи: из тридцати наместников императора двенадцать были женщинами, причём две из них – неблагородного происхождения, и поднялись они к вершинам власти без поддержки семьи. Родись Этери в Гелиате, ей бы не пришлось выбирать между возможностью создать семью и правом на княжескую корону. В браке каждый из супругов остался бы главой своего рода, а наследников поделили бы по предварительной договорённости… Впрочем, даже в Гелиате Этери вряд ли смогла бы стать женой императора. Так какая разница?

Торговля меж тем шла своим чередом, и явно в пользу Исари. Этери, отвлекшаяся от разговора, встрепенулась, услышав его довольный смех и раздраженное и одновременно восхищенное восклицание Вайонна Одноглазого:

– Вам, ваше величество, стоит отдать должное, пока вы сами это должное не забрали.

Исари откинулся на высокую спинку кресла, сложил пальцы домиком и сказал, обращаясь к Этери:

– У вас прибавится придворных дам, княгиня. Наш друг Вайонн обещал нам поговорить с казгийскими жрицами, и, возможно, одна из них поступит на службу при нашем дворе. Разумеется, мужчине она служить не будет, но такой деятельной женщине, как вы, – вполне.

Как бы Исари ни пытался изображать из себя мраморную статую, лишенную человеческих чувств, он был очень азартен и склонен к авантюрам. Этери чувствовала, что сейчас присутствует при рождении одной из них. И не было понятно: импровизация это или же давняя идея нашла, наконец, своё воплощение.

Этери прикусила щеку изнутри, чувствуя внезапную ярость. Ну почему, почему Исари никогда ничего не говорит до конца?!

Иногда в таких случаях княгиня прибегала к запрещенному приёму, напоминая Исари, что ему не так уж долго осталось. И с показным безразличием добавляла, что если после его смерти все добрые начинания пойдут прахом, виной тому будет его скрытность. После таких её отповедей Исари обычно неохотно, но поддавался и скрепя сердце соглашался с необходимостью открывать карты.

Едва за Вайонном захлопнулась дверь, Исари сгорбился, почти сполз по спинке кресла, положил голову на скрещенные на столешнице руки. Сказал:

– Этери, дай воды.

– Ты завтракал? – спросила она, уже зная ответ.

– Нет.

– Лекарства принимал?

Этери вызвала одного из лакеев, потребовала принести завтрак.

– Лекарства принимал, – ответил Исари, не поднимая головы.

– То есть к больному сердцу ты хочешь добавить ещё и больной желудок. Скажи мне, твоё величество, ты совсем дурак или это тоже часть какого-то сложного плана, знать о котором я недостойна?

Этери сама удивилась, услышав в своём голосе дрожь – свидетельство тщательно подавляемой истерики.

«Хочу домой, – подумала она. На минуту прикрыв глаза, почувствовала, как ласкает её лицо лёгкий свежий ветер с Гатенских гор – тот, что рождается в час, когда солнце касается ледников. – Я просто хочу домой. Я устала…»

Принесли завтрак. Исари, приподняв бровь, разглядывал овсяную кашу, сваренную на воде, и травяной сбор.

– Ручаюсь, последний крестьянин питается лучше меня, – насмешливо заметил он, зачерпывая ложкой овсянку. – Напомни, когда я в последний раз ел что-нибудь, помимо невероятно полезного, приготовленного на пару и пресного?

– Да пожалуйста, – пожала плечами уязвленная Этери. – Хоть целыми днями объедайся пирожными. Но если после такой диеты у тебя что-нибудь прихватит, пеняй на себя.

Исари в ответ проглотил, наконец, ложку мерзкой каши. Сама Этери, завтракавшая как раз пирожными, почувствовала укол совести. И тут же встряхнулась: Исари явно уводил разговор в сторону.

– Зачем тебе понадобилась эта ведьма? Уверена, она будет шпионить.

– Разумеется, будет, – кивнул Исари. – Более того, она будет стараться нас рассорить. Ты разве не знала, что казгийки видят тебя царицей Багры?

Этери захотелось встать и проверить, нет ли у Исари жара.

– Царицей? – переспросила она севшим голосом. – Царицей? Спасибо. Мне и в княгинях хорошо.

– Более того, – сказал Исари, явно довольный произведенным эффектом. – Они считают тебя Небесной Всадницей, потерянной двести лет назад. Ввернее, её воплощением. А я для них – гадкий рабовладелец, который держит в цепях их покровительницу.

– Всюду эта легенда, – отмахнулась Этери. – Ты-то, надеюсь, в неё не веришь?

Исари промолчал.

– Мало ли, во что я верю, – сказал он, отпивая отвар. – Главное, во что верят они. Никто, кроме казгиек, не знает столько о кровной магии. Тебя они возьмутся обучать с удовольствием.

– Меня? – снова переспросила Этери. – Я ведь ничего не могу…

– Зато могу я, – ответил Исари…

Заниматься делами после столь сложного разговора было невозможно, и Этери, наконец, смогла выкроить время, чтобы посидеть в женской гостиной. При виде неё придворные дамы, жёны советников и полководцев, повскакивали со своих мест, роняя книги и вышивки. Этери ответила на поклоны кивком, села за пяльцы, машинально воткнула иголку в ткань.

В недоумении посмотрела на уколотый палец, удивленно и обиженно сказала:

– Ай!

Пол затрясся у неё под ногами, а свет померк.

* * *

Лейла проснулась очень поздно и чувствовала себя совершенно разбитой. Она встала с постели и долго сидела в кресле, обняв колени и безучастно глядя из окна на ухоженный дворцовый сад.

Тропинки, присыпанные разноцветным гравием, сверкали на солнце. Лейла слышала, что среди камней, раскрашенных вручную во все цвета радуги, можно найти полудрагоценные и драгоценные. Говорят, они приносят удачу тому, кто их найдет. Счастливчик обычно возмещал находку тремя камнями примерно той же стоимости либо просто возвращал найденную драгоценность, пытаясь задобрить этой жертвой Небесных Всадников или духов Бездны.

Лейлу страшно удивляло, почему вся прислуга дворца и поиздержавшиеся дворяне не бродят по дорожкам в поисках богатств. Хотя, возможно, и ходят, но делают это незаметно.

Лейла выбрала из шкатулки все свои бусы, принялась разбирать их на любимые и нелюбимые. Полетела на пол нитка янтаря, и бирюзовый браслет, и коралловый. Лейла перевернула все ящики в поисках ножниц и кликнула служанок, не отыскав нужное.

На зов явилась одна из них – заплаканная, с дрожащими руками, и объяснила, что господин Салахад велел убрать все предметы, с помощью которых можно навредить себе или осуществить побег.

Лейла бросилась к сундукам: её шёлковые шарфы, её пояски – всё исчезло.

– Позови Салахада, – велела она.

Служанка согнулась в поклоне, пробормотала: