Покажи мне меня

– Оно будто перестает быть важным и становится обязательным. – легко ответил художник, глянув на Лилиан. Она вгляделась в голубые глаза, отчего-то замечая там невыразимую тоску по чему-то далекому и особенному. Девушка поймала мысль за хвост – она совершенно точно понимала его эмоции. Долгое время тексты были для души, а потом стали обязательством, отягощением, постоянной работой. В них не было души. Только работа. А разве это могло приносить удовольствие?

Лилиан как-то отрешенно кивнула, задумчиво остановив взгляд на рисунке моря. Мысль о том, что будет правильным мгновенно возникла в голове. Да, точно, именно этим она и займется.

***

Луна уже давно освещала небольшую территорию гостевого дома, все гости давно спали и, наверное, видели десятый сон, когда маленькая тень легла на белый фасад дома, воровато оглядевшись по сторонам.

Хрупкая фигурка двинулась вдоль дворика, пересекла лужайку и остановилась около одноэтажного здания. Дверь протяжно скрипнула, когда девушка ее открыла.

Лили скользнула внутрь дома, плотно прикрыв за собой дверь в старое, еще не ремонтированное крыло гостевого дома.

То, что она увидела на пляже, Николас и его слова всколыхнули что-то давно забытое и важное. То, что прокричал ее внутренний голос. А девушка в кои-то веки решила послушать и услышать его.

Совершенно случайно Лили вспомнила рассказ Виктории про старое фортепиано, доставшее в "наследство" от предыдущих хозяев дома, которое Майкл и Виктория собирались реставрировать.

Душа требовала музыки. Внутренний голос вовсю вопил и кричал, прося немного наслаждения моментом, чтобы вернуть ощущение жизни. Ведь главное, когда в каждом дне проходит маленькая жизнь, верно?

Девушка почти в полной темноте побрела по коридору, рассматривая облупленную на стенах краску и прогнивший паркетный пол. Лили заглядывала почти в каждый дверной проем, пока, наконец, не увидела очертания фортепиано, стоящего у стены.

Комнату сквозь полузаколоченное окно заливал лунный свет, рассеиваясь в маленьких пылинках, крутящихся в воздухе. С улицы доносился шум прибоя и тихое завывание ветра в щелях стен. Наверное, если бы существовала другая вселенная. Ну, знаете, та… волшебная. Лилиан бы решила, что попала сейчас в какое-то измерение, где магия была обычным делом, потому что иначе, расхоядящиеся по телу мурашки она объяснить не могла. Было в этом что-то таинственное, тихое и душевное.

Может быть, люди были бы счастливы, если бы шли за зовом своей души? Что, если так жить было правильно? Какая вообще цель у жизни? У каждого человека ведь что-то свое. Какая цель была у Лилиан? Нужно ли было слушать свой внутренний голос или он не мог привести в нужное ей место? Было ли вообще это нужное место?

Лили провела ладонью по крышке, стряхивая слой пыли, аккуратно подняла ее, осторожно, почти нежно, касаясь клавиш. Тонкий звук разрезал возникшую тишину, где-то каркнула ворона, эхо отразилось от пустых стен, чтобы потом потонуть в тишине.

Тут же нашелся небольшой табурет, на который Лилиан сразу же села, прикрыла глаза, пытаясь прислушаться к своим ощущениям и почувствовать инструмент, пропустить эту энергию через себя.

Сначала казалось, что ни одного звука от легких прикосновений не вылетало в темноту комнаты. Затем пальцы все увереннее нажимали на клавиши, выуживая из них ноты, сливающиеся в единую гармоничную мелодию.

Лилиан не смотрела на фортепиано, не открывала глаз и почти не шевелилась, полностью погрузившись в музыку. Сейчас ее мыслей не было на месте. Душа пела и наслаждалась этим. Впервые за долгое время Лилиан не давила в себе кричащий голос. Она дала ему выход, вместе с тем, как крупные слезы скатывались по щекам, срываясь на пальцы. Но девушка продолжала играть так, будто ее никто не мог услышать. Так, будто она жила свою лучшую жизнь. Так, будто вся невыразимая боль выплескивалась через эту игру. Так, будто вся вселенная была в ее руках.

Наверное, поэтому она не заметила тихих шагов, раздавшихся в коридоре, а затем не заметила любопытного художника, приманившегося на звуки искусства. И почему-то он не был удивлен, найдя здесь девушку. Поначалу показавшаяся заносчивой и глупой, сейчас, открывающая душу нараспашку, Лилиан не казалась такой ужасной и невыносимой. Она была обычным человеком, как и он сам. Человеком искусства. Человеком, который, как и он сам когда-то, запутавшимся по жизни. Заслуживало ли это осуждения? Нет.

Мужчина тихо вошел в комнату, как завороженный следя за осторожными касаниями девушки к клавишам, за слегка подергивающимися веками и ровной осанкой.

Лилиан же еще несколько раз особо эмоционально дотронулась до фортепиона, а затем мелодия резко прервалась. Девушка открыла глаза, кажется, даже не совсем понимая, где находилась и как сюда попала. Потом расслабила спину, отчего-то горько вздохнув. Волшебство закончилось, возвращая ее в реальный мир.

– Не думал, что в тебе есть тяга к прекрасному. – прошептал Николас охрипшим голосом. Лили вздрогнула, подпрыгнув на шатающейся табуретке.

– Всегда знала, что в тебе есть что-то маньяческое. – недовольно пробормотала девушка, опустив деревянную крышку на место. Николас прошел вперед, встал перед девушкой, положив локоть на фортепиано.

– Почему это?

– Я слишком часто встречаю тебя по ночам.

– Может быть, это я слишком часто встречаю тебя по ночам. – заметил он.

– Ага, и совершенно случайно ты забрел в полуразрушенный сарай?

– Я услышал музыку. И, на удивление, красивую. Шел на звук, так сказать. – ответил мужчина. Лилиан смущенно отвела взгляд.

– Я давно этим не занималась.

– Зря.

– Не могла пересилить себя после смерти бабушки. – зачем-то выдала девушка, мгновенно пожалев об этом. Лили опустила глаза, гипнотизируя светлое дерево. Зачем вообще она завела этот разговор с полузнакомым человеком? Более того, он еще и постоянно язвил. Вот и сейчас, наверное, скажет о том, какая она слабая.

Но Николас почему-то молчал, а Лили, не выдержав пытки тишиной, подняла на него взгляд. Мужчина задумчиво смотрел на летающие в воздухе пылинки, а потом отрешенно, будто бы и он был не здесь, произнес то, что заставило задуматься и его самого, и Лилиан.

– Когда умер отец, рисование было единственным, что спасало меня от бесконечного самокопания. – почти шепотом начал мужчина. – Там мне не приходилось смотреть на бесконечно сочувствующие лица, говорящие о том, как им жаль меня. – он на секунду замолчал. – Ведь из-за того, что они жалели меня, я сам начинал проникаться этим чувством. А жалость всегда разъедает изнутри, как кислота. Вот я и спасался тем, что у меня получалось. Выливал эмоции красками на холст, заставляя себя хоть что-то делать. – девушка молчала, пытаясь не нарушить этот момент откровения с сами собой. Дело было уже не в ней. Художник медленно, но верно открывал собственную душу, учился говорить о том, что его мучает. – А когда боль утихла, я не прикасался к кистям почти два года. Даже не мог на них смотреть. – будто очнувшись проговорил он, глянув на Лили. – Так что это нормально, что ты только сейчас смогла вернуться к этому.

– Как ты вернулся к рисованию? – тихо спросила Лили, вглядываясь в синеву его глаз, пытаясь то ли проникнуть в душу, то ли прочитать мысли. Она подалась вперед, поставив локти на крышку. Николас слегка сколнил голову, любопытсно рассматривая девушку.

– Однажды я увидел очень красивый закат. – вновь заговорил мужчина. – Я мог бы его просто сфотографировать, но в этом бы не было меня. Поэтому я взял забытый где-то на чердаке мольберт, старые кисти, краски, и несколько часов без остановки рисовал. Знаешь, это ведь то, ради чего мы все делаем, кто-то пишет, кто-то рисует, кто-то играет, так мы справляемся со своими эмоциями, переживаниями и демонами. Если бы все это копилось внутри, то рано или поздно нас бы съело.

– Ты прав. – признала девушка. Николас легко ухмынулся, наклонился вперед, останавливаясь почти у самого носа Лилиан.

– Я всегда прав, глупышка. – произнес мужчина, вглядываясь в ее глаза, затем опустил взгляд на губы. Лилиан, как по команде, повторила за ним, облизнула губы, чувствуя, как между ребрами разливается еле ощутимое тепло, а по спине ползут мурашки, заставляя дернуть плечами. Девушка прерывисто вздохнула, Николас усмехнулся, легким движением заправил прядь волос Лили за ухо. Она едва заметно вздрогнула.

Николас снова глянул на пухлые губы, заглянул в карие глаза. Почему-то показалось, что человек, который так играет не может быть плохим или глупым. Эта девушка явно была не такой туповатой, какой показалась на первый взгляд. Впрочем, первое впечатление всегда обманчиво, верно?

Здесь в темноте и тишине комнаты, которая, казалось, еще хранила в себе ту прекрасную мелодию, атмосфера была какой-то особенной. Сам момент был таким и вряд ли бы когда-то повторился бы. Именно сейчас ему почему-то захотелось поцеловать ее, почувствовать тот самый восторг первого поцелуя с человеком, понять ее.

Но девушка вдруг неожиданно зажмурилась, а потом громко чихнула, поднеся ладонь к лицу.

– И тут умудрилась все испортить. – выдал мужчина, когда Лили подняла на него взгляд.

– Ну уж нет, веди себя прилично, маньяк. – отбила девушка и, встав со стула, отвернулась, стараясь скрыть заметно порозовевшие щеки. Она снова чуть не поцеловалась с едва знакомым мужчиной. Кажется, это входило в привычку. И эта мода девушке совсем не нравилась.

Особенно сильно ее не устраивало то, что по телу прошлась волна сожаления из-за прервавшегося момента. Что-то внутри нее отчаянно желало поцелуя с ним. Это ведь было неправильно. Она ведь только вчера целовалась с другим мужчиной.

Лили тряхнула головой, стремительно выходя из комнаты, пытаясь оставить там и Николаса, и свои тайные мысли, и желания, и откровенность, который они делились.

Девушка остановилась посреди двора, подняла голову к небу, сдерживая слезы. Что было правильным? Существовало ли это правильное? Почему жизнь приводила ее в такие ситуации? А главное, зачем? Какой урок она должна была вынести из очередной ночной встречи с художником? Почему ей так сильно хотелось ощутить его губы на своих?

Кажется, у Николаса была особая способность появляться беззвучно и незаметно, потому Лили снова не заметила его приближения, пока мужчина не дернул ее за руку, разворачивая. Она тихо пискнула, заплаканные глаза встретились с его серьезным взглядом. Затем ладони мужчины скользнули на тонкую шею, заставляя толпы мурашек побежать по телу и скрыться под волосами.

Пресловутые бабочки запорхали где-то внутри, поднимаясь вверх и отключая кнопку под названием разум. И у Лили, и у Ника.

Мужчина подался вперед, накрывая губы девушки своими. Резко, без разрешения и предпруждения. А Лилиан просто сдалась во власть своих желаний и эмоций. Хваталась за легкую ткань рубашки, прерывисто вдыхала воздух, пропитанный его парфюмом и как-то не торопилась включать голову, не переживая о том, что их могли увидеть.

А потом все слишком быстро прервалось. На нее обрушился целый шквал мыслей – поцелуй с художником, ночь, игра на фортепиано, Себастьян.

Лили отпрыгнула от него, будто вмиг температура мужчины стала сравнима с адским огнем. Осознание произошедшего накрыло с головой, принеся с собой вихрь эмоций от гнева до желания продолжения, но она лишь зло сверкнула глазами и убежала в дом, пытаясь стереть и из памяти, и из жизни это событие. Ничего не произошло. Это просто поцелуй на эмоциях. Да и вообще, какого хрена, ее затянуло в курортный роман, которые она всю жизнь презирала?

Девушка пробежала через дворик, забежала на второй этаж, проигнорировав проснувшуюся собаку, забежала в комнату. Тяжело вздохнула несколько раз, пытаясь успокоиться. Ничего ведь не случилось. Это просто поцелуй. Просто эмоциональный порыв, который ничего не значил. Это почему-то успокоило. Стоило забыть все и отдыхать дальше. Драму Лили, конечно, любила. Вот только в кино и книгах, но никак не в жизни. Ей хватало бесконечных поисков себя и низкой самооценки. Так что пусть художники, поцелуи и все остальное идет к черту и не мешает девушке наслаждаться долгожданным отпуском.

Кровать радостно приняла плюхнувшуюся девушку в свои объятия, широко раскрыв одеяло. Лили почти мгновенно заснула, проваливаясь туда, где не было ни тревог, ни забот. Туда, где не нужно было постоянно задаваться вопросом о том, кто я. Тем более, что проблемы лучше всего решались по мере поступления. Пока что их не было. Ведь, если не придавать слишком много значения ситуации, то она не выйдет из-под контроля, верно? Или это вообще вселенская хрень, которая никак не работала?