Свидетель Мертвых

– Да, – согласился я. – Остается благодарить богов за то, что моя роль в нем закончена.

Анора сделал знак, отгоняющий злых духов, и вздохнул:

– Будем на это надеяться. Я отнесу документы в Улистэйлейан, если хочешь.

– Ты очень добр ко мне, – ответил я.

Анора пожал плечами.

– Это нетрудно. Мне они не будут чинить препятствий.

– Ты прав, – сказал я, внезапно почувствовав, как сильно устал. – Не будут.

Я вернулся на трамвае из Ульваненси обратно на север, сошел на остро «Мостовая улица» и направился к Ревет’вералтамару; это место находилось на излучине, там, где Мич’майка огибал Святилище Ксайво. Именно здесь на берег выносило тела, сброшенные в канал. В стене имелась калитка, а за ней – ступени, спускавшиеся к воде. У меня был ключ.

Сегодня я спустился сюда не потому, что рассчитывал найти что-то полезное, но лишь потому, что, как прелат Улиса, я был обязан оплакивать безымянных мертвых. А оплакать убитую девушку – значило пройти по пути ее тела, насколько это было в моих силах. Здесь, в Ревет’вералтамаре, ее вытащили из воды. Я смотрел на скользкие серые камни, покрытые мхом, слушал плеск волн, вдыхал гнилостный запах. Ревет’вералтамар был отвратительным местом.

Когда я повернулся, чтобы уйти, мое внимание привлекло что-то маленькое и блестящее, застрявшее среди камней. Я наклонился и подобрал серьгу: три каплевидных кусочка граненого стекла, сломанная застежка. Украшение не обязательно принадлежало погибшей женщине, чье тело сейчас лежало в склепе, но, тем не менее, это было вполне вероятно. Сережка оказалась недорогой, но красивой, и при газовом освещении стекляшки можно было бы принять за бриллианты. Я подумал, что, если мне удастся хотя бы приблизительно установить личность женщины, серьга может подтвердить мои догадки. Я спрятал вещицу во внутренний карман и поднялся по лестнице обратно в город.

Выйдя на улицу, я запер калитку на замок.

Я дошел пешком до пристани, от которой отходил муниципальный паром. В середине дня добраться из центра города в район Джеймела на пароме было удобнее, чем на трамвае. На закате, после закрытия фабрик, паром был переполнен – все, кто хотел выпить чего-то покрепче чая, стремились попасть в бары на южном берегу Мич’майки, ближе к его восточному концу. Туда же ехали и проститутки. И карманники. Вероятнее всего, именно на пароме жертва прибыла туда, где ее убили.

Сейчас меня окружали преимущественно буржуазные семьи, направлявшиеся на западный берег озера Джеймела, в свои загородные дома, а также первые бармены и официанты, которые ехали на работу – подготовить бары к открытию.

Я поймал на себе несколько любопытных взглядов, но никто не проявил бестактности и не спросил, что я здесь делаю. Я притворился, будто погружен в свои мысли и ничего не замечаю.

Я сошел с парома у южных доков и пошел вдоль канала, разыскивая док из воспоминаний покойницы. Картина была четкой и яркой, какими обычно и бывали воспоминания мертвых – если они вообще сохранялись. Я видел больше, чем видела погибшая. Я знал, что пристань выдается в канал. Знал, что она заставлена грудами ящиков, но в самом конце причала было пусто – женщина не могла бы там спрятаться и ей нечего было использовать для самообороны. Возможно, преступник спланировал все заранее, возможно, ему повезло, но место было идеальным для убийства. Вдоль набережной тянулись мрачные складские помещения, но я не видел нужной мне пристани. Я миновал веревочную мастерскую. Потом увидел единственный бар, открытый днем, – он назывался «Пес лодочника». Это было довольно большое заведение, выстроенное вокруг древнего святилища Осрейан; кроме спиртного, здесь подавали чай. Городской совет принял закон, запрещавший чайным продавать алкоголь, но было поздно что-то менять – «Пес лодочника» был и баром, и чайной в течение нескольких поколений.

Позади заведения находилась пристань. Я сразу ее узнал.

В баре было темно и прохладно, и я некоторое время блуждал по узким коридорам, прежде чем нашел очаг – центр чайной. Молодой мужчина-гоблин с традиционными бариджанскими косичками, в вышитых войлочных тапочках, популярных в Амало, поклонился и спросил, чем здесь могут мне помочь. Традиционные для Амало слова. Потом, рассмотрев мой черный сюртук и толстую, неаккуратно заплетенную косу прелата, он добавил: «отала». Выглядел он встревоженным.

Поскольку мое призвание запрещало обманывать, я сказал:

– Меня зовут Тара Келехар, я Свидетель Мертвых. Я пытаюсь выяснить, где и как провела свои последние часы молодая женщина, чье тело вчера выловили из канала. Это была голубоглазая эльфийка, примерно вашего роста. На манжетах ее платья был вышит цветочный орнамент.

Я показал ему портрет, сделанный одним из послушников Братства; художник постарался изобразить женщину живой. Официант внимательно рассмотрел рисунок и покачал головой.

– Она похожа на многих наших клиенток, отала, – извиняющимся тоном сказал он, – но я попрошу Ксату, бармена, прийти и поговорить с вами. Возможно, он узнает эту госпожу.

Я подождал. Ксата был всего на пару лет старше юного гоблина, который тем временем вернулся к мытью чайников, но был чистокровным эльфом. Его белые волосы были заплетены в толстую косу, которую юноша скрутил в узел на затылке; кроме того, у него, видимо, водились деньги на украшения: в левом ухе поблескивал ряд серег с аметистовой крошкой. Его серые глаза отливали золотом, что свидетельствовало о небольшой примеси крови гоблинов. Бармен взглянул на рисунок, выслушал мое описание и сказал:

– Она не была нашей постоянной посетительницей, отала, но больше я ничем не могу вам помочь.

Глупо было надеяться, что мне повезет с первой попытки. Я попросил Ксату набросать схему расположения окрестных баров, и он быстро, уверенно нарисовал карту. Улыбнулся, протягивая мне ее, и сказал:

– Удачи вам, отала. Возможно, вам стоит зайти в «Золотую чайную свечу». Большинство и’онрайо пьют там.

Словом «и’онрайо» в Амало называли проституток, не принадлежавших к Гильдии и не работавших в борделе – так же называли течную кошку, призывающую самца характерным мяуканьем. Вероятно, убитая занималась проституцией на улице. Я по-прежнему в этом сомневался; она выглядела здоровой и была слишком хорошо одета для и’онрайо, которые жили в отвратительных условиях и зарабатывали гроши. Но в тот момент других предположений у меня не было.

Во второй половине дня мне удалось обойти район Джеймела. Я нашел все бары, которые отметил на схеме Ксата, а заодно несколько свечных и бакалейных лавок, магазины подержанной одежды, бордели, фотостудии, множество ломбардов, районные городские бани, платную конюшню и храм Ксайво. Поскольку источником благосостояния Амало являлись каналы Джомайкора и Мич’майка, в городе было много святилищ богини рек. На закате я заметил у фабричных ворот к западу от причала лоток уличного торговца и купил себе тобасту за ползашана. После наступления сумерек бары открылись, и я начал планомерный обход по карте Ксаты.

В восьмом по счету баре, а может быть, в седьмом или десятом, бармен-полугоблин, возвращая мне портрет женщины, внезапно нахмурился и взглянул на него еще раз.

– О, – пробормотал он. – Она.

– Вы ее узнаете?

– Она была здесь позавчера вечером. Слишком шикарно одета. Никогда раньше ее не видел. Заказала только бокал рисового вина и занимала столик часа два. Одна. Эта дама не и’онрайо: я видел, как она отказала нескольким мужчинам. А потом, в половине двенадцатого, она поднялась и ушла. – Бармен немного подумал и добавил: – Кажется, Атрис сказал, что она оперная певица.

От удивления у меня даже опустились уши.

– Она… Кто?

– Эй, Атрис!

Официант, вытиравший столик, поднял голову.

– Вы меня зовете?

– А что, здесь есть еще какие-нибудь Атрисы?

– Вроде нет.

Хрупкий, миловидный эльфийский юноша с огромными фиалковыми глазами подошел к барной стойке.

– Ты говорил, что знаешь, кто эта госпожа, – напомнил бармен и протянул Атрису рисунок.

– О! – Официант оживился. – Да, та самая дама, которая была здесь позавчера. Это Арвене’ан Шелсин. Она исполняет ведущие партии меццо-сопрано в Алой Опере.

– Уверен?

– О да! Я видел ее в «Тормедо» прошлой весной.

– А зачем вы разыскиваете мин Шелсин, отала? – поинтересовался бармен.

– Ее тело вытащили из канала вчера утром, – объяснил я и грустно вздохнул про себя, увидев выражение ужаса на лице Атриса.

– О нет! – воскликнул он. – Но как же…

– Именно это я и пытаюсь выяснить. Эта дама разговаривала с вами?

– Она лишь обмолвилась, что ждет, – ответил Атрис, – но не сказала, кого или чего она ждала.

– Она была одна?

– Да. Ушла за полчаса до полуночи, одна, так же, как и пришла.