Айван, единственный и неповторимый

Я провел в своих владениях уже девять тысяч восемьсот пятьдесят пять дней.

В одиночестве.

Одно время, будучи еще молодым и глупым, я считал себя последней живой гориллой на свете.

Впрочем, я старался не думать об этом. И все же непросто сохранять спокойствие при мысли о том, что на свете не осталось ни одного твоего сородича.

Но однажды вечером, после того как я закончил смотреть фильм о людях в черных шляпах с пистолетами и их глупых лошадях, началась другая передача.

Это был не мультфильм, не мелодрама и не еще один вестерн.

Я увидел пышные заросли и услышал щебет птиц. Трава шевелилась, деревья шелестели.

А потом я увидел его. Он был немного потрепанный и тощий – да и вообще, если честно, выглядел не так хорошо, как я. Но он совершенно точно был гориллой.

В следующий миг он так же неожиданно исчез, а его место занял сначала какой-то белесый лохматый зверь (это был, как я узнал позже, белый медведь), а за ним – жирное морское животное, ламантин, потом появилось еще одно существо, и еще, и еще…

Весь вечер я провел в раздумьях об этой случайно увиденной мною горилле. Где он живет? Придет ли навестить меня? Если где-то есть он, то, значит, может быть, где-то есть и она?

Или же на всем белом свете есть только две гориллы, и каждая заперта в свой ящик?

стелла

Стелла уверяет меня, что однажды я обязательно встречу другую живую гориллу, и я верю – ведь она даже старше меня, ее глаза блестят, как черные звезды, и вообще она знает больше, чем мне когда-либо доведется узнать.

Рядом со Стеллой я кажусь небольшим камнем, а Боб – песчинкой.

Каждый вечер, когда магазины закрываются и луна омывает мир своим млечным светом, мы со Стеллой беседуем.

Общего у нас не так уж и много, но при этом вполне достаточно. Мы оба большие и одинокие, оба любим изюм в глазури.

Иногда Стелла рассказывает о своем детстве, что прошло под окутанными туманом балдахинами из листвы и было наполнено хлопотливыми песнями бегущей воды. В отличие от меня она помнит свое прошлое в мельчайших подробностях.

Стелла очень любит луну с ее безмятежной улыбкой. А я люблю ощущение солнечного тепла у себя на животе.

«Живот у тебя будь здоров, друг мой», – говорит Стелла, а я отзываюсь: «Спасибо, у тебя тоже ничего».

Мы разговариваем, но не слишком много. Слоны, как и гориллы, не любят тратить слова попусту.

В свое время Стелла выступала в большом знаменитом цирке, и она до сих пор исполняет во время нашего представления некоторые из своих старых трюков. Один из них такой: Стелла поднимается на задние ноги, а Сникерс в это время подпрыгивает у нее на голове.

Непросто стоять на двух ногах тому, кто весит больше сорока человек.

Если ты цирковой слон и послушно встаешь на задние ноги, пока у тебя на лбу подпрыгивает собачонка, ты получаешь вкусную награду. А если не встаешь, в дело идет коготь-палка.

Шкура у слона толстая, как кора древнего дерева, но коготь-палка способна легко проколоть ее, словно молодой листочек.

Однажды Стелла видела, как дрессировщик ударил коготь-палкой взрослого самца слона – быка, как их называют. Слон-бык – это все равно что силвербэк среди горилл: благородный, сдержанный, такой же хладнокровный, как кобра. Когда коготь-палка вонзилась в тело этого быка, он одним взмахом бивня подбросил дрессировщика высоко в воздух.

Стелла говорит, что человек в полете выглядел как уродливая птица. Больше она этого слона-быка никогда не видела.

стеллин хобот

Хобот Стеллы – настоящее чудо. Она способна с изящнейшей точностью поднять один-единственный орешек арахиса, пощекотать пробегающую мимо мышку или похлопать по плечу задремавшего смотрителя.

Ее хобот удивителен, но и он не в состоянии отпереть щеколду на дверях ее давно уже нуждающегося в ремонте жилища.

Ее ноги окольцованы старыми шрамами от цепей, которые Стелла носила в юности – «мои браслеты», как она их называет. Когда Стелла работала в знаменитом цирке, она балансировала на тумбе, это был один из самых сложных ее трюков. Однажды она не удержалась и упала, повредив ногу. Стелла охромела и перестала поспевать за другими слонами – тогда-то цирк и продал ее Маку.

Больная нога так до конца и не выздоровела. Стелла хромает при ходьбе, а иногда, если Стелла долго простоит на одном месте, нога воспаляется. Прошлой зимой она распухла настолько, что увеличилась в два раза. У Стеллы началась лихорадка, и она пять дней не вставала с холодного сырого пола своих владений.

Это были очень долгие пять дней.

Я и сейчас не уверен, что она оправилась до конца. Впрочем, Стелла никогда не жалуется, так что наверняка не скажешь.

Здесь, в торговом центре, нет нужды держать слона на железных цепях. Привязали грубой веревкой к вбитому в пол болту – и хватит.

«Они думают, что я слишком стара для того, чтобы доставить им неприятности, – говорит Стелла. – Преклонный возраст, – добавляет она, – это прекрасная маскировка».

план

Уже два дня нет ни одного посетителя. Мак ходит в плохом настроении. Он говорит, что мы терпим здоровенные убытки. Говорит еще, что продаст всех нас.

Когда Тельма, желто-голубая самка попугая ара, в третий раз за 10 минут выкрикивает «Поцелуй меня, хозяин!», Мак швыряет в нее банку с газировкой. Крылья Тельмы подрезаны, чтобы не улетела, но скакать она очень даже может. Попугаиха отпрыгивает в сторону как раз вовремя и с пронзительным присвистом кричит: «Подставляй губки!»

Тяжело топая, Мак уходит в свой кабинет и с грохотом захлопывает дверь.

Может, я наскучил посетителям? Может, если я разучу трюк-другой, это исправит ситуацию?

Людям явно нравится глядеть на то, как я ем. А я, к счастью, голоден всегда. У меня талант к еде.

Если силвербэк хочет остаться силвербэком, он должен съедать 20 килограммов в день. 20 килограммов фруктов, листьев, зерна, стеблей, коры, веток и гнилой древесины.

Не откажусь я и от насекомого, если попадется.

Я постараюсь есть больше, тогда, может быть, и посетителей прибавится. Завтра я съем двадцать два килограмма, а может, даже двадцать пять.

Тогда Мак снова повеселеет.

боб

Я излагаю свой план Бобу.

«Айван, – говорит он, – поверь мне, проблема вов се не в твоем аппетите». Он прыгает мне на грудь и лижет подбородок – на случай, если там остались крошки еды.

Боб – бродячий, то есть у него нет постоянного места жительства. Он такой быстрый и изворотливый, что работники торгового центра уже давно перестали его ловить. Боб проскальзывает сквозь любые трещины и отверстия не хуже спасающейся крысы. Он прекрасно живет за счет недоеденных хот-догов, которые находит в мусорных ящиках, а на десерт лакает пролитый лимонад и подъедает упавшие рожки с мороженым.

Я пытался поделиться с Бобом своей пищей, но он весьма привередлив в еде и сказал, что предпочитает добывать пищу самостоятельно.