– Мистер Эдвардс, мне неприятно выглядеть назойливой или чересчур щепетильной, но должна спросить вас, что означают ваши посещения моей матери?
Он ошеломленно уставился на Тори, а потом лицо его медленно расплылось в улыбке.
– Виктория, вы спрашиваете о моих намерениях в отношении Кармен? – спросил он так, как будто вопрос его позабавил.
Тори решила, что его снисходительный тон ей не нравится. Она ответила ему сухо и чопорно:
– Да, в общем, именно это. Вы должны согласиться, сэр, что последнее время ваши визиты стали неподобающе частыми, а ведь после смерти отца прошло не так уж много времени.
– Вы обеспокоены тем, что я за ней ухаживаю? Я вам совсем не по душе?
Тори ответила, осторожно подбирая слова:
– Дело, скорее, не в том, по душе вы мне или нет. Меня не устраивает выбранное вами время, если вы действительно ухаживаете за моей матерью. Ведь, знаете ли, есть на свете такое понятие, как подобающий период траура.
– Тогда позвольте мне успокоить вас, – ответил так же официально Эдвардс. – Мне доставляет удовольствие общество вашей матери. Кармен – очаровательная женщина, и я давно не проводил столь приятных часов в обществе такой милой дамы. Нам нравится разговаривать друг с другом, может быть, вам покажется странным, но мы интересны друг другу. У меня нет намерения ухаживать за Кармен, пока она не подаст мне какого-то знака, что настало время и она перестала горевать. Я удовлетворил ваше любопытство?
Он стоял перед ней с усмешкой, подбоченясь, отчего полы его сюртука встопорщились и распахнулись.
Любопытство ее удовлетворено не было. Ей не нравился ни он, ни его манеры, но что еще оставалось сделать, как не согласиться?
– Полагаю, что так, мистер Эдвардс. Спасибо, что уделили мне время, – и в порыве неприязни небрежно закруглила разговор, как будто отпуская слугу. – Всего хорошего, мистер Эдвардс.
– Всего и вам хорошего, миссис Бэннер, – тем же тоном ответил он. Его улыбка расплылась еще шире, и он приподнял перед ней свой стетсон, словно это был цилиндр. Язвительная насмешка сверкнула в его глазах, заставив ее заподозрить, что он хотел отвесить ей вычурный поклон, но устоял перед этим желанием, чтобы не разъярить ее еще больше.
Тори оставалось только гадать, как ей понимать Эдвардса. Не так уж много было людей, которых она бы невзлюбила с первого взгляда. Всегда она старалась истолковать свои сомнения в пользу другого, но что-то в этом их соседе ее раздражало, гладило против шерсти. Она не могла определить, что именно в нем так на нее действовало, кроме этой его торжествующей, самодовольной манеры держаться. Была, пожалуй, в нем какая-то хитреца, неискренность во взгляде, которая вызывала в ней чувство глубокого интуитивного недоверия.
Кроме того, сегодня в нем особенно чувствовалось что-то такое, что мучило ее. То ли он что-то сказал, то ли что-то в его внешности… она не была уверена, но у нее возникло ощущение, словно что-то упустила или, может быть, даже заметила… но это снова от нее ускользнуло. Так, как будто какая-то вещь в доме попала не на свое место! Вы знаете, что она лежит где-то неподалеку, но не можете вспомнить где, и это продолжает вас мучить, пока вы ее не найдете.
«Ну ладно, – подумала она со вздохом. – Полагаю, рано или поздно я соображу, в чем тут дело».
Прошло две недели. За это время Мегэн кончила работу по дому Хосефы и закрыла его. Больше ничто ее здесь не удерживало, кроме мужа. Как только рана Блейка достаточно подживет, Монтгомери уедут на свое ранчо под Таксоном Мегэн уже переходила половину своего срока и торопилась добраться домой до того, как путешествие станет для нее очень тяжким. Ребра Блейка заживали хорошо, как и огнестрельная рана у Джейка на бедре. К счастью, ни кость, ни основные мышцы задеты не были. Для такой телесной раны требуется просто время, чтобы зарубцеваться.
Вскоре Джейк уже встал на ноги и начал ходить с помощью трости. Его проклятия, когда он спотыкался о мебель и натыкался на стены, гремели по всему дому, и постоянно, потому что раненая нога мешала ему сохранять равновесие, особенно в его незрячем состоянии. Однако упрямый характер не позволял ему сдаться. Он решительно настроился на то, чтобы обрести какую-то самостоятельность, несмотря на свое увечье. Когда он в первый раз действительно сам, не сбив ничего и не ударившись, без чьей-либо помощи прошел от спальни до внутреннего дворика, он был так собой доволен, что у Тори слезы навернулись на глаза. После этого он часто выходил на воздух, впитывал в себя осеннее солнце, наслаждаясь тем, как шевелит ему волосы легкий ветерок.
Конечно, ему приходилось беречь поврежденную голову. Ясно было, что еще одно сотрясение может привести к окончательной, постоянной слепоте – если это уже не произошло. Каждый раз, когда доктор Грин приезжал осматривать его, он казался все более довольным при виде того, как опадает У него постепенно опухоль вокруг раны на голове.
Хотя Блейк тоже быстро выздоравливал, но он был еще слишком слаб для длительного путешествия. Однако он достаточно хорошо себя чувствовал, чтобы перебраться в комнату для гостей, к Мегэн. Поскольку Блейк вставал и мог передвигаться, мужчинам уже не надо было вести свои разговоры и карточные игры в спальне. Обоим эта комната страшно надоела, и они были счастливы наконец сбежать оттуда.
По правде говоря, Джейк теперь заходил в эту комнату, только чтобы одеться, умыться или поспать ночью. Когда Тори высказала опасение, что если она начнет снова спать с ним в большой постели, то может ненароком во сне толкнуть его больную ногу и причинить боль, он твердо заявил:
– Ты не будешь спать на этой дневной постели, Тори. Если ты снова это предложишь, я сам с большим удовольствием порублю ее топором. Уже, кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я наслаждался тем, что сплю с тобой. Будь я проклят, если позволю тебе и дальше лишать меня такого удовольствия.
– Но что, если я причиню тебе вред? Твоя нога только начала заживать!
– Ты мне вреда не причинишь. В любом случае мне будет лучше рядом с тобой. Я скучаю по тебе, любовь моя. Я хочу чувствовать рядом твое теплое шелковистое тело. Хочу вдыхать запах твоих волос на моей подушке, хочу, чтобы моя кожа пахла тобой. Хочу слышать твои тихие вздохи, когда касаюсь тебя. Проклятье! Если мне отказано видеть тебя, то позволь по крайней мере держать тебя в своих объятиях и заниматься с тобой любовью.
– Джекоб, дорогой, нам с тобой еще нельзя заниматься любовью. Я уверена, что доктор этого не одобрит, пока твои раны не заживут получше.
Его слова о том, что именно добрый доктор может сделать со своими запретами, заставили ее ахнуть.
– Если я достаточно здоров, чтобы хотеть тебя так сильно, я достаточно здоров, чтобы благополучно управляться с этим, – заявил он.
Он доказал ей свою правоту тем же вечером, самым интересным и усовершенствованным образом, доставившим обоим живейшее удовлетворение. Когда они наконец откинулись друг от друга, задыхаясь, счастливые и сытые своей любовью, ласками, которыми только что обменялись, Джейк вздохнул:
– Не помню, когда еще я чувствовал себя таким раскованным, абсолютно свободным от напряжения! Любимая, ты самое лучшее лекарство, какое доктор мог бы прописать.
– Сомневаюсь, – раздался в ответ ее сонный смешок. – Он бы тебе уши накрутил, если б знал, чем мы сейчас занимались.
Джейк рассмеялся и, снова найдя ее губы, приник к ней всем своим телом.
– Я думаю, что снова готов к повторению, – мягко пробормотал он. Она не могла в этом усомниться, так как чувствовала бедром горячее и твердое доказательство его возбуждения.
– Уже? – пискнула она. – Ей-Богу, Джекоб! Ты похотлив, как олень в брачный сезон! Тебя вообще может хоть что-то чуточку утихомирить?
– Полагаю, немногое. Ты жалуешься, женщина?
Так как по округе разнесся слух о том, что Джейк ранен, их стали навещать друзья и знакомые, выражая участие и желая скорейшего выздоровления. И Стэн Эдвардс продолжал свои визиты к Кармен. Он также предложил свою помощь.
– Если вам нужны еще работники на ранчо, у меня есть несколько хороших парней, которых я мог бы к вам прислать.
Джейк и на этот раз отказался!
– Спасибо за предложение, но мы прекрасно обойдемся теми, кто у нас есть.
– Я просто хочу по-соседски помочь вам, – настаивал Эдвардс. – Если вам понадобится помощь с бухгалтерскими книгами, не стесняйтесь спросить меня. Я знаю, какое это испытание для вас при вашей слепоте – разбираться в счетах, а женщины в делах и цифрах плохие помощники.
Большим усилием воли Джейк сдержал вспышку гнева. Конечно, Эдвардс был бы счастлив, заполучив в свои грязные ручонки эти книги. В этом Джейк не сомневался.
– Уж как-нибудь справлюсь сам, – сурово повторил он.
– Знаете, вы гораздо больше похожи на своего папашу, чем можно было предположить, – заметил Эдвардс, и у Джейка не создалось впечатления, что ему сказали комплимент.
Друг Джейка, Бен Кертис, тоже предложил свою помощь.
– Джейк, если я чем-то могу помочь, только скажи.
Несчастный Бен так неловко обходил в разговоре слепоту Джейка, что тот, сжалившись, в конце концов сказал напрямик:
– Бен, можешь не юлить. Господь свидетель, я этого не скрываю и стараюсь как-то приспособиться. Так что перестань описывать пируэты вокруг скользкой темы и спотыкаться в словах, боясь меня обидеть. Дьявольщина! Да, я слепой, но еще на что-нибудь гожусь… например, могу раздеть тебя догола за партией в покер!
Его ухмылка была открытым вызовом другу, и когда доктор Грин и адвокат Джейка, Вэйн Ней-стер, вскоре приехали на ранчо всей компанией, они с таким азартом навалились на карты, что просидели чуть не до самого утра. Очень уж мужчин заинтриговала хитроумная система маркировки, которую придумал Блейк, ни один не мог устоять, чтобы не попытаться сыграть с закрытыми глазами, на ощупь, как Джейк. Сборище получилось веселым, и Тори была счастлива видеть мужа, в кои-то веки беспечно радующимся жизни.
Попав в беду, Джейк обнаружил, что у него в округе гораздо больше друзей, чем он думал. Некоторые люди в Санта-Фе, владельцы магазинов и другие горожане, которые побаивались и сторонились его, когда он впервые вернулся домой, теперь приезжали навещать его на ранчо. Конечно, теперь им нечего было его бояться. Кто и когда слыхал о слепом стрелке-пистолетчике?
Но Тори подозревала, что за этим кроется нечто большее. Многие чувствовали себя виноватыми из-за своего враждебного отношения к Джейку и теперь старались загладить вину, проявляя дружелюбие, в котором отказывали ему раньше. Так что, хотя оставались и недоброжелатели, душа его согревалась в участии, и можно было не сомневаться, что многие порядочные жители Санта-Фе смягчились сердцем и сохранят свою дружескую приязнь, даже если зрение к Джейку вернется.
На следующий день после карточной игры подтвердилось, что подозрения Джейка не напрасны. Их неприятности еще не закончились. В доме появился Джилл с таким мрачным видом, что у Тори упало сердце. Неужели мало еще напастей на них свалилось? Особенно на Джекоба? С большой неохотой она провела Джилла поговорить с Джейком.