он не боится, мысля так:
«Презрел я боль, любовь и страх
без раскаяний на устах.
Я не склонялся ни пред кем.
Я предавался мятежу.
И не склонюсь, поскольку всем
простых людей превосхожу.
Но оправдать бы не смогла
меня земля: грехом полна
в своём бессилии она.
Мне – не судья земная мгла.
А небеса, где льет луна
свой серебристый яркий свет,
хранят для праведных завет…
Мне говорят: моя напасть —
желанье власти и тщеславье.
Но разве в выборе не прав я?
Я не могу как люди пасть. —
С презреньем усмехнулся вдаль он. —
Конец их жалок и печален.
Они, грехам предавшись всласть,
желают благ себе и счастья.
А я давно избрал бесстрастье.
В нём – сила, знание и власть.
Когда ты слаб, – тогда людьми
ты предан. А познаешь страсть —
бездарен будешь как они.
Я – не таков, ведь я Алистер
МакЛелланд. Дар не зря мне дан.
Но жизнь, как будто сей туман,
мерцает сотней тысяч искр
успеха, славу мне сулит.
Но мой триумф обманом скрыт…»
Взглянул он гордо вниз с утёса.
Свергался в море водопад;
и брызги реяли белёсо,
где камни воду в пыль дробят.
Ещё свинцовей тучи стали.
На горы опускалась ночь.
В тумане растворялись дали,
стирая краски мира прочь.
«Итак, сегодня всё узнаю,
придя к заоблачному краю
туманных дальних берегов.
Но к правде буду я готов?»
Он встал на край, смотря в пучину.
(Внизу отвесен был утёс)
Заклятье громко произнёс.
Оно с ветрами воедино
под рокот бурных волн слилось.