Единственная моя

– Какое отношение имеет к этому папа?

– Он почти целый час провел взаперти с этой неотесанной деревенщиной. – Обмахиваясь платочком, Эмили позволила легкой улыбке слегка приподнять уголки губ. -И у меня такое ощущение, что разговор каким-то образом касался тебя.

Оливия не потрудилась ответить на это замечание. По выражению самодовольства, сияющему в глазах младшей сестры, она могла безошибочно определить, что неприятности не за горами.

Она прошла мимо сестры, которая продолжала лукаво поглядывать на нее, и, выйдя из комнаты, поспешила вверх по лестнице к детской. Гертруда уложила малыша в кровать и тихо напевала колыбельную. У Брайана Гамильтона Чизвелла Девоншира, названного так в честь отца ее матери, любимого деда Оливии, была внешность ангела и темперамент буяна. Эмили приписывала его озорной характер тому, что Оливия балует его, но сама Оливия так не считала. Брайан Гамильтон Чизвелл Девоншир унаследовал поразительную красоту отца, его самостоятельность и буйный нрав. И хотя черты его лица во сне выглядели ангельски безмятежными, оно в то же время было настоящим образцом проказливости.

Добродушная служанка, увидев Оливию, приложила палец к губам и, убедившись, что мальчик спит, на цыпочках подошла к ней.

– Немного капризничал, – прошептала Гертруда. -Думаю, после сна он будет спокойнее.

Оливия кивнула, не сводя взгляда с малыша. Она чувствовала себя выжатой, как лимон, и обессиленной. Шок от встречи с Майлзом Уорвиком, идущим по дорожке Девонсуика, после всех этих лет обрушился на нее, полностью парализуя волю.

– Майлз Уорвик был здесь, – сказала она наконец, взглянув на женщину.

Брови Гертруды удивленно приподнялись.

Так вот кто это был! Вот, значит, каков этот повеса.

– Не знаешь, зачем он был здесь?

– Нет, мэм. – Гертруда покачала головой. – Я занималась с юным Брайаном, потому что Беатрис уложили в постель. А Ваш батюшка дал строгое указание держать его подальше от посторонних глаз.

– Гм. С него станется.

– Прощу прощения, мисс?

– Я об отце. Будь его воля, он бы вообще убрал Брайана с глаз долой, чтоб не видеть и не слышать.

– Не стоит расстраиваться из-за такой ерунды, мисс Оливия. Несмотря на обстоятельства, ваш батюшка любит мальчика.

– Да? – Оливия вошла в комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Только тогда она взглянула на розовощекую служанку и улыбнулась.

– Ты пока свободна, Гертруда. Почему бы тебе не пойти выпить чашку чаю?

– Вы очень добры, мисс. С удовольствием.

Отпустив женщину кивком головы, Оливия поглядела ей вслед и направилась в свою комнату, смежную с детской, задержавшись лишь для того, чтобы взглянуть на Беатрис, свою седую няню, которая приехала в Девонсуик двадцать семь лет назад, вскоре после рождения Оливии. Всю свою жизнь она заботилась о девочках и теперь, в возрасте семидесяти лет, жила в туманном мире. За исключением четырех лет, которые Оливия провела в Европе и Азии, Беатрис оставалась ее подругой и наперсницей. Теперь она заботилась о сыне Оливии.

Когда Оливия была девочкой, Беатрис обнимала ее и обещала, что однажды она встретит своего прекрасного принца.

Но этого не случилось. Да и с чего бы? Внешность ее далека от стандартов, признанных светом. Она не хрупка, как лепесток розы. Ее кожа не бледна, как фарфор. Ее лицо не имеет формы овала, как того требует мода, и она не лишается чувств от бранных слов.

Войдя к себе, Оливия заперлась и закрыла лицо руками.

– Спокойно, – сказала она себе. – Волноваться абсолютно не из-за чего.

Но она все равно волновалась. Поспешив к западному окну, она отдернула шторы и окинула взглядом пропитанную туманной сыростью округу. Из этого окна ей обычно были видны всадники, приближающиеся к Девонсуику с расстояния полмили. Но сегодня погода не позволяла этого, и слава Богу. Она не нуждалась в видимом доказательстве того, что несколько минут назад столкнулась нос к носу с Майлзом Кембаллом Уорвиком.

Время, увы, не изменило его. Он все так же высокомерен и дерзок, как всегда. И все так же сногсшибательно красив – как и все Уорвики. Однако, в то время как другие юные леди вздыхали и грезили о Рэндольфе и Дэмиене, она всегда была очарована Майлзом – отверженным сыном, который, как магнит железо, притягивал к себе скандалы. Оливия, сама будучи парией, всегда воображала, что ее любовь и понимание растопили бы гнев и боль в его душе.

С другой стороны, красивой была и Эмили, и роман с Майлзом Уорвиком являлся для нее игрой, чтобы доказать себе, что она может завлечь любого мужчину – будь он грешник или ангел, – на которого положит глаз. Но с Майлзом она получила больше, чем рассчитывала. Вместо того чтобы использовать, Эмили Девоншир в первый раз оказалась использованной сама. Ни одна из дочерей не заполучила его.

Выпустив штору из пальцев, Оливия оглядела комнату. Огонь, мерцающий в маленьком камине, уютно окутывал спальню. Большая кровать с пологом манила мягким пуховым матрацем и подушками, но спать ей не хотелось. Она была слишком встревожена. Прогулка взбодрила ее. И вдруг эта встреча…

Что он здесь делал, – недоумевала девушка. Какие дела может иметь отец с Майлзом Уорвиком? Всем известно, что все его попытки управлять рудниками потерпели крах. Рудокопы винят во всем его, и вся шахтерская деревушка Ганнерсайд хотела бы повесить Майлза Уорвика. И он не осмеливается снова показаться в Лондоне из-за страха, что кредиторы разорвут его на куски.

Беспокойно шагая по комнате, Оливия вытаскивала гребни из волос, позволяя тяжелым локонам рассыпаться по спине. Затем она сняла мокрое платье и отшвырнула его в сторону. Девушка вспомнила время, когда танцевала перед костром, обернутая в полупрозрачную ткань. Казалось, это была другая жизнь. Стоя перед камином, она наблюдала за игрой желтого и оранжевого света на коже, потом снова вспомнила, как выглядел Майлз Кембалл Уорвик с рассыпанными по плечам волосами, посеребренными каплями холодного тумана. Лицо его было бледно от холода – поразительный контраст с густыми черными кудрями. А его глаза… Она всегда была околдована его глазами. Несмотря на ауру опасностей и страстей, окутывающую фигуру незаконнорожденного сына Джозефа Уорвика, его пленительные глаза были безжизненны. Настроение его изменчиво. А внезапные вспышки неистовства в прошлом сокрушили не один джентльменский клуб. Ходили слухи, что однажды он провел целых две недели за решеткой за то, что сломал стул о полисмена, посланного забрать его из имения.

Как это ужасно.

Как интригующе.

Как волнующе.

Если бы ей посчастливилось родиться мужчиной, она бы, пожалуй, посоперничала с его непокорным нравом. В конце концов, мужчинам не обязательно заботиться о своей репутации, они порождают скандал и смакуют его последствия.

Слава Богу, годы не укротили Уорвика. Для высшего света, задыхающегося от собственной напыщенности, Майлз был бодрящим глотком свежего воздуха.

А теперь?

Она нахмурилась, не отрывая взгляда от огня. В сердце у нее поселилась тревога. Последнее, что им всем нужно, – это оказаться каким-то образом связанным с этим человеком.

Оливия направилась к двери, ведущей в детскую. Просторная комната, которую она украсила фресками с изображением персонажей детских стишков, слабо освещалась от мерцающего в камине огня. Мальчик лежал среди горы стеганых одеял и пуховых подушек и сонно разглядывал потолок. Услышав, как она вошла, он повернул голову и поглядел на нее большими карими глазами.

– Ай-ай-ай, – мягко пожурила она его, ложась рядом. – Вам ведь полагается спать, мистер Брайан.

Его розовый влажный ротик улыбнулся, когда он потянулся к ней ручками.

Оливия прижалась губами ко лбу малыша, позволив себе задержаться дольше, чем необходимо, и закрыла глаза, вдыхая знакомый, такой любимый запах теплой кожи и талька, и, слабый аромат апельсинового мармелада, который ребенок ел на завтрак. Она погладила его густые темные кудряшки и поудобнее устроила в одеялах, тихо напевая ему, пока веки малыша не отяжелели и глаза не стали закрываться. И все-таки он продолжал бороться со сном, предпочитая с любовью взирать на Оливию, крошечными пальчиками играя с атласными лентами ее рубашки.

– Цветок, – произнес он, дотрагиваясь до ее кожи прохладными кончиками пальцев.

– Роза, – объяснила Оливия, переводя взгляд на изящную бледно-розовую розу, вытатуированную на груди.

– Красивая, – прошептал малыш и погрузился в сон, оставив Оливию с тоской любоваться его ангельскими чертами и улыбкой. Ребенок видит красоту в том, что свет считает неприемлемым. Неужели человечество перестало видеть в чем бы то ни было хорошее, а лишь выискивает и смакует дурное?

Еще раз поцеловав мальчика в лоб, Оливия вернулась к себе. Она бы с удовольствием осталась с сыном и провела остаток этого унылого дня с ним. Увы, неотложное дело ждет ее.

Схватив расческу, она провела ею по волосам и бросила на трюмо, небрежными движениями заплела и закрутила волосы в узел и снова сколола их гребнями. Потом девушка порылась в гардеробе и выудила оттуда строгое серое платье, закрывающее ее от подбородка до кончиков пальцев.

Водрузив очки на нос, она пробормотала:

– Итак, лорд Девоншир, дорогой, милый папочка, вам придется ответить мне на пару вопросов.

Глава 2

Оливия уставилась на отца.