Последний отзыв
Очень интересная!
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма
Кэтрин Зубович
Corpus (АСТ)
Московские высотки, без которых уже более полувека невозможно представить облик российской столицы, имеют драматичную историю возникновения. Самый первый и самый важный небоскреб – Дворец Советов, спроектированный как грандиозный памятник Ленину, – так и не был построен, но именно в его незримой тени выросли "семь сестер" – послевоенные московские высотки. Для их строительства советские архитекторы и проектировщики обратились к опыту и достижениям мировой архитектурной и инженерной мысли, наладили общение с коллегами за рубежом, ездили заграницу и привлекали иностранцев для выполнения работ в СССР. Помимо вопросов архитектуры, эстетики, конструктивных решений для многоэтажных зданий освобождались места, давно обжитые людьми, нанимались тысячи рабочих из глубинки, применялся труд заключенных.
В книге прослеживается роль и замыслы советской властной верхушки – И. Сталина, Л. Берии, Л. Кагановича, Н. Хрущева, судьбы и деятельность известных архитекторов Б. Иофана, Д. Чечулина, Г. Градова. Также автор реконструирует то, как монументальная архитектура "приводила к переосмыслению отношений между государством и обществом". В работе впервые использовано множество материалов из архивов России и США.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Кэтрин Зубович
Москва монументальная
Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма
Katherine Zubouich
Moscow Monumental
Soviet Skyscrapers and Urban Life in Stalin's Capital
* * *
Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
© 2021 by Princeton University Press. All rights reserved
© Т. Азаркович, перевод на русский язык, 2023
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Издательство CORPUS
Введение
В 1947 году советские архитекторы и инженеры приступили к осуществлению проекта, целью которого было возвести в Москве восемь небоскребов и тем самым преобразить облик столицы СССР. В 1950-е годы семь из задуманных монументальных зданий были достроены, и там разместились элитные жилые комплексы, роскошные гостиницы, главное здание Московского государственного университета, Министерство путей сообщения и Министерство иностранных дел. Однако в 1947 году о функции московских небоскребов думали далеко не в первую очередь: главной считалась та общая роль, которую эти сооружения должны были играть в городском пейзаже. Они замышлялись как памятники победе СССР в Великой Отечественной войне, как символы советских культурных достижений и как свидетельство того, что в послевоенную эпоху СССР превратился в мировую сверхдержаву. Высотки проектировались с конкретной целью: превратить Москву в столичный город мирового уровня – такой, чтобы, по словам Сталина, это была «всем столицам – столица»[1 - Замечания товарища Сталина И. В. при обсуждении вопроса о генеральном плане реконструкции Москвы на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 17 июня 1949 года // Источник. 2001. № 4. С. 110.]. Монументальный по своему размаху, проект строительства московских небоскребов имел далеко идущие последствия и для характера застройки советской столицы, и для судеб ее жителей.
Настоящая книга посвящена монументальному строительству и его значению. Это история предпринятых в сталинскую эпоху попыток превратить Москву из периферийного города, из запущенной бывшей столицы России в главный и образцовый социалистический город. В 1930-е годы советские чиновники и ведущие архитекторы приступили к работе над масштабными строительными проектами в Москве, к числу которых относились канал Москва – Волга и первые линии московского метро. В 1930-е годы началась и подготовка к строительству Дворца Советов. Если бы это огромное сооружение было возведено таким, каким планировалось, оно стало бы самым высоким зданием в мире. Если в межвоенный период москвичи радовались строительству подземных дворцов – станций метро, – то увидеть, как в городском пространстве поднимаются высокие башни, им довелось только после войны.
Этот проект строительства московских небоскребов опирался на работу, начатую в межвоенные годы, и был дополнен еще более амбициозным планом. В разработанной в 1947 году концепции нового облика столицы еще не построенный Дворец Советов оказывался в центре целого ансамбля небоскребов, раскинувшегося по всей Москве. Всего высоток планировалось возвести девять, считая сам дворец в центре. И хотя в итоге были построены только семь из проектировавшихся зданий, можно считать, что желанный эффект был достигнут. Здания разнесены на значительные расстояния, и их разрозненные вершины, глядящие друг на друга поверх расстилающегося внизу города, как бы поднимают городской ландшафт. Эти многоярусные декоративные сооружения помогают объединить городское пространство, создать впечатление целостности и повторения похожих элементов вдоль линии горизонта. Московские небоскребы и сегодня продолжают восприниматься как важнейшие образцы архитектуры сталинской эпохи. По-английски их собирательно называют seven sisters – «семь сестер». По-русски они – сталинские высотки. Сообща они составляли – и составляют – Москву монументальную.
В монументальной архитектуре нет ничего нового. Многие из тех, кто изучает это явление, хорошо знакомы с историей Древнего мира. Как объясняет археолог Брюс Триггер, архитектурное сооружение можно считать монументальным, когда его масштаб заметно превосходит возложенные на него практические задачи[2 - Trigger. Monumental Architecture, 119.]. Согласно этому определению, монументальным здание делает его избыточная величина независимо от того, жилое оно или общественное. Это не значит, что монументальность лишена функциональности. Такие строения не просто вмещают предметы и дают укрытие людям – они еще несут смысл и сохраняют память. В разные исторические эпохи монументальная архитектура – от дворцов до храмов и гробниц – выполняла особую задачу: прославляла связь человека со святынями и возвещала о праве правителя на власть. Сооружение монументальных зданий обычно служит официальной цели, так как оно связано с желанием продемонстрировать силу или адресовать миру некое послание. В разные исторические эпохи монументальные сооружения оказывались востребованы во многих обществах, обретая формы пирамиды или зиккурата, готического собора или небоскреба. Не стал исключением и Советский Союз.
Если обратиться к XX веку, то общество, сложившееся в Советском Союзе при Сталине, оказалось в авангарде поклонников монументальной архитектуры. В Москве 1930-х годов вопрос архитектурной монументальности встал в полный рост, когда родился замысел Дворца Советов. Проект здания-символа подтолкнул к размышлениям об этом не только архитекторов и инженеров, но и обычных советских граждан. Каково назначение монументальных построек в пролетарском государстве? Какие символы и ценности они призваны нести? Пусть Дворец Советов задумывался как памятник конкретному человеку – Ленину, в то же время это сооружение должно было сплачивать людей. Как заметил Анри Лефевр, рассуждая о долгой мировой истории монументального строительства, «в монументальном пространстве каждый член общества обретал образ своей социальной принадлежности, свой социальный облик; оно служило коллективным зеркалом, более „правдивым“, чем зеркало индивидуальное»[3 - Анри Лефевр. Производство пространства / Пер. И. Стаф. М., 2015. С. 218.]. Именно такой и была цель: каждый советский гражданин мог взглянуть на Дворец Советов и увидеть самого себя.
Но Дворец Советов так и не был построен. Зато в 1947 году в Москве началась работа над восемью другими зданиями. Семь из них были в итоге достроены. На протяжении всего периода сталинского правления Дворец Советов оставался важным зрительным образом, материальное воплощение обрело лишь его «потомство» – кольцо высоток. Хотя историков обычно интересуют идеализированные представления об этих культовых московских зданиях, наша книга посвящена тому, что происходило в последние годы сталинского режима, когда монументальные планы встретились с действительностью. Московские небоскребы изменили течение политической, общественной и культурной жизни советской столицы – начиная с переселения жителей и заканчивая падением архитектурной и политической элиты. Служа особыми зеркалами, глядя в которые каждый человек мог понять свое место в коллективе (если вспомнить слова Лефевра), разным людям московские высотки показывали разные отражения. Цель настоящей книги – выяснить, что же видели в этих зданиях-зеркалах различные группы людей – от архитекторов до рабочих и жильцов.
На возведение монументальных зданий в Москве были брошены колоссальные усилия и ресурсы, что повлекло некоторые последствия, объяснявшиеся спецификой сталинской эпохи: усилился интернационализм, облик Москвы изменился так, что советская столица оказалась связана с дореволюционным прошлым России. Вначале тяга к монументальности заставила московских архитекторов обратиться к мировому опыту, шагнув через границы социалистического государства. В 1930-е годы, работая над проектом Дворца Советов, московские архитекторы ездили за рубеж в поисках технических данных и опыта, которые позволили бы им строить еще более высокие здания. В 1934 году архитектор Дворца Советов Борис Иофан вместе с группой коллег отправился в командировку в США и посетил там ряд крупных строительных площадок. Во время поездки Иофан и его команда наняли нью-йоркскую инженерную фирму, чтобы та помогала им в строительстве Дворца Советов в Москве. На Манхэттене советские архитекторы осмотрели стройплощадку Рокфеллеровского центра; там же, в Нью-Йорке, наладили длительные связи с представителями американской строительной отрасли. В послевоенные годы, когда мечта о Дворце Советов померкла и фокус внимания сместился на возведение восьми других небоскребов, отношения между советским интернационализмом и монументализмом изменились. Московские послевоенные высотки, в отличие от так и не построенного Дворца Советов, превратили советский монументализм из соцреалистических проектов в реальные здания, появление которых повлекло за собой долговременные последствия.
Московские небоскребы, возведенные в первые годы холодной войны, свидетельствовали о том, что теперь Советский Союз желал предъявить миру свой новый образ. Времена, когда советские архитекторы ездили в поисках помощников за границу (и уж тем более в Америку), остались в прошлом. Теперь, напротив, архитекторы из расширявшегося социалистического лагеря съезжались в Москву для изучения новых столичных зданий. В превращении небоскреба – этой визитной карточки победившего капитализма – в символ коммунизма ощущалась какая-то свежая ирония. А идея превосходства СССР, которую советские архитекторы стремились передать своими зданиями, не смогла преодолеть границ социалистических государств. Тем не менее московские небоскребы сыграли важную роль в изменении динамики советского интернационализма. Изучая 1930-е годы через 1950-е, мы прослеживаем в настоящей книге длительную подготовку к ждановщине – ксенофобской и антизападной идеологической кампании, задававшей тон в послевоенной культуре СССР.
В книге мы покажем, что монументализм сталинской эпохи обрел гораздо более масштабные последствия, чем изначально задумывали архитекторы. Они отразились не только на облике советской столицы и на жизни ее обитателей. Московские небоскребы олицетворяли стабильность и долговечность сталинского правления после победы в Великой Отечественной войне. Однако в повседневной жизни столицы эти здания стали дестабилизирующими элементами – они выросли только для того, чтобы обозначить новые трещины в самом советском обществе позднесталинской поры.
В 1952 году Г. И. Карташов написал письмо Лаврентию Берии, руководившему (до ареста в 1953 году) строительством восьми московских высоток. Карташов работал на стройке дома у Красных Ворот. «В строительстве этого здания я принимал участие, – писал он, – и все время лелеял мечту о том, что мне, может быть, посчастливится на склоне лет пожить в этом доме»[4 - ГА РФ. Ф. R–5446. Оп. 86a. Д. 11686. Л. 1.]. Карташов мечтал вырваться из сырой комнаты в московской коммуналке, где жил вместе с семьей. Сталинское монументальное строительство не оправдало, да и не могло оправдать его надежд, как и надежд многих других людей. Государство выделяло квартиры в жилых небоскребах представителям элиты, а остальным советским гражданам оставалось о таком лишь мечтать.
Появление высоток в послевоенной Москве не только разочаровало москвичей вроде Карташова, но и огорчило другую многочисленную группу: речь о десятках тысяч горожан, принудительно переселенных на окраины. Монументальное строительство вызвало расползание Москвы вширь, а попутно закрепило и сделало еще более заметной иерархию позднесталинского общества. Осуществление масштабного проекта требовало привлечения многочисленной рабочей силы: в столицу из глубинки стали свозить рабочих – как вольнонаемных, так и заключенных. Чтобы возведение небоскребов стало возможным, руководству строек пришлось вначале спешно строить жилье и создавать инфраструктуру для переселенных москвичей и приезжих рабочих. Прослеживая, как проект строительства небоскребов приводил к расширению Москвы до лесистых пригородов, до окрестных сел и колхозов, покажем, что замысел построить в Москве небоскребы в итоге обернулся гораздо более масштабными и разносторонними изменениями, чем представлялось архитекторам изначально.
Наконец, в работе мы докажем, что московские небоскребы привязали сталинскую эпоху к прошлому России, причем эти связи одновременно и укрепляли, и подрывали притязания Советского государства на легитимность. Новые монументальные сооружения, в облике которых просматривается стилистический намек на башни московского Кремля, гармонично вписались в уже существовавший городской пейзаж. Но в то же время эти сооружения стали свидетелями противоборства между революцией и историей.
О строительстве высотных зданий было объявлено в сентябре 1947 года, когда широко отмечалось 800-летие Москвы, причем эти торжества грозили затмить приближавшееся празднование 30-летия Октябрьской революции. В преддверии нового городского праздника и местные власти, и сами москвичи всячески пытались нащупать связь между долгим дореволюционным прошлым и сравнительно коротким советским настоящим. В ходе первых обсуждений проекта небоскребов, состоявшихся осенью 1947 года, перед московскими архитекторами стояла та же задача. Какое именно прошлое должны представлять московские высотки, на какое наследие опираться? На этот трудный вопрос не было четкого ответа.
Когда же пришло время расчищать пространство и приступать к строительству, руководство проекта столкнулось с прошлым еще и в самом буквальном смысле. В 1949 году, углубляя котлован для здания в Зарядье, рабочие откопали остатки поселения, которое существовало на этом месте более восьми веков назад. Под снятыми наслоениями земли лежали глиняные сосуды, стеклянные браслеты и прочие материальные свидетельства далекого прошлого. Если в предыдущие десятилетия подобную находку, быть может, обошли бы вниманием, но атмосфера лихорадочного увлечения историей, характерная для позднесталинской поры, придала ценности этим предметам. Строительные работы в Зарядье были приостановлены, и в 1949
1950 годах на месте находки проводились археологические раскопки. В итоге устремленный в прошлое взгляд этой эпохи и сформировал, и усложнил послевоенные градостроительные работы, призванные изменить облик Москвы. Сегодня историческая символика высоток выглядит не такой сложной: эти здания выделяются в городском ландшафте Москвы просто как непреходящие символы сталинского времени.
В книге будет предложено трехстороннее исследование: международного сотрудничества, городской перестройки и исторических связей. Начнем мы с обзора представлений о Москве в конце 1920-х годов, сразу же после того, как было принято решение перенести туда столицу молодого Советского государства, и в период, непосредственно предшествовавший так называемой социалистической реконструкции города. Родившееся в тот момент противоборство между процессами разрушения и сохранения, между стариной и новизной продолжало ощущаться на протяжении всей последующей сталинской эпохи.
В 1930-х годах, когда советские чиновники взялись за перепланировку столицы, были разработаны несколько «культовых» проектов, в том числе Дворец Советов. Этот дворец, хотя он так и не был построен, стал средоточием дискуссий межвоенной поры о городском монументальном строительстве, и без рассказа о нем любая история сталинских небоскребов оказалась бы неполной. В книге использованы известные материалы, относящиеся к проекту Дворца Советов, а также рассматриваются попытки его строительства. Помимо того, что это колоссальное сооружение послужило стилистическим образцом для послевоенного монументального строительства, работа над его проектом позволила создать важные организационные структуры и установить международные связи. Военный опыт, который Москва и весь СССР получили в 1941–1945 годах, стал важной вехой на пути к послевоенному монументальному строительству. Прежде чем обратиться к этому периоду, в третьей главе мы расскажем о суровых испытаниях, выпавших на долю москвичей в годы войны, когда архитекторам, работавшим над Дворцом Советов, пришлось эвакуироваться на Урал.
В четвертой главе мы обратимся к послевоенному проекту московских небоскребов, рассмотрим процесс создания и планирования, который привел к их воплощению в жизнь. В обсуждениях высшего советского руководства и архитекторов в 1947 году сказывалась общая политическая и культурная атмосфера этого периода. Идеологическая кампания, получившая название ждановщины, и вообще холодная война существенно повлияли на процесс планирования, так что в итоге московские небоскребы должны были стать наглядными примерами мирового господства СССР и русского национального успеха. Однако, когда началась реальная работа, идеализированные планы возымели непредвиденные последствия.
Пятая глава посвящена Зарядью – району, выбранному для строительства самого близкого к Кремлю небоскреба. Мы расскажем о зданиях, людях и о прошлом тех мест, где было решено возвести высотку. Речь пойдет о социальном расслоении, пронизывавшем городское пространство, когда десятки тысяч москвичей были переселены из районов новой застройки на окраины, где для них построили новое жилье.
В последних главах книги мы обратимся к рассказам тех людей, кто строил московские небоскребы и кто в них жил. В этих главах мы увидим, как в послевоенный период возведение небоскребов стало средством, благодаря которому трансформировались и государство, и человек. В шестой главе рассмотрим опыт строителей (вольных и заключенных), в основном приехавших или свезенных в Москву издалека. В этой главе идеализированный образ строителя-высотника сопоставим с реальными условиями жизни на стройплощадках. Седьмая глава посвящена тем представителям советской элиты, кто просил предоставить им квартиры в жилых небоскребах. Эти избранные граждане искали выход из московского жилищного кризиса и направляли письма высокопоставленным чиновникам с просьбами выделить им квартиру в новых городских башнях. Опираясь на эти ходатайства, написанные на имя Берии и других руководителей, мы узнаем о надеждах и разочарованиях, которые были связаны с московскими высотками в сознании простого народа и представителей элиты. И те, кто трудился над созданием небоскребов, и те, кто выиграл от их появления, и те, кого переселили из-за их строительства, неизбежно вступали в прямые отношения с государством. Как показано в главах 5–7, в последние годы сталинского правления монументальная архитектура не только меняла городской пейзаж советской столицы, но и приводила к переосмыслению отношений между государством и обществом.
В середине 1950-х годов, едва строительство московских небоскребов было завершено, они сразу сделались символами сталинских «излишеств». В последней главе мы расскажем о том, как Никита Хрущев на Всесоюзном совещании строителей, архитекторов и работников строительной отрасли в декабре 1954 года набросился с критикой на московские высотки и на построивших их архитекторов. Вскоре московские монументальные здания были объявлены главными врагами в развернувшейся борьбе с неэкономичным проектированием. Однако новые небоскребы, столь же полезные, сколь и монументальные, продолжали господствовать над городом. В частности, в хрущевскую эпоху Московский государственный университет стал одним из главных, знаковых мест оттепели. И когда в 1950-е годы столицы нескольких республик СССР и стран соцлагеля получили в подарок аналогичные высотные здания, – так сталинский небоскреб отбросил свою длинную тень из Москвы до Киева, Риги, Бухареста, Варшавы и Праги.
На орбите сталинских строек московские небоскребы появились довольно поздно. К тому моменту, когда они показались на столичном горизонте, заводские трубы в Магнитогорске дымили вот уже два десятилетия. На протяжении 1930-х годов индустриализация подстегивала строительство и рост городов по всему Советскому Союзу[5 - Классический текст о сталинском плане индустриализации и градостроительства в годы первой пятилетки – это книга Стивена Коткина «Магнитная гора» (Kotkin. Magnetic Mountain). В числе более новых исследований сталинского градостроения межвоенного периода – DeHaan. Stalinist City Planning, Crawford. The Socialist Settlement Experiment: Soviet Urban Praxis, 1917–1932.]. С послевоенной перестройкой Москвы дело обстояло иначе. Здания, которые наложили на архитектурный облик советской столицы характерную сталинскую печать, были построены уже в те годы, когда правление диктатора подходило к концу. И время появления этих небоскребов повлияло на то, как их увидели историки (а зачастую – и не увидели).
Тот метод, который по сей день применяют для изучения московских небоскребов, первым сформулировал Никита Хрущев. В своем выступлении на упомянутом Всесоюзном совещании строителей в 1954 году Хрущев обругал новые московские здания, отнеся их к реликтам недавнего беззаконного прошлого. Из-за того, что московские небоскребы слишком тесно ассоциировались лично со Сталиным, они сами стали мишенью для критики. В своей речи Хрущев назвал московские высотки несерьезными и разорительными зданиями, олицетворяющими сталинские архитектурные «излишества». Новый советский лидер предложил шаблон, с которым с тех пор историки и подходили к высотным зданиям. В этой книге мы пытаемся обойтись без хрущевского шаблона и выстроить более сложную историю того, как проектировались и возводились эти здания и что они рассказывают о жизни в советской столице в позднесталинскую пору. Пусть даже мы согласны с хрущевской характеристикой московских небоскребов, все равно, чтобы понять эти здания в историческом контексте, на них нужно смотреть сквозь призму поздней сталинской эпохи, а не с позиций десталинизации.
Историки обычно обходили вниманием московские небоскребы, хоть они и выделяются на городском горизонте, потому что большинство научных работ о сталинской архитектуре в Москве сосредоточивались на Дворце Советов. Этот так и не построенный объект часто считается самым значительным и символичным архитектурным памятником сталинской эпохи, и он же выступает главной метафорой величественных замыслов и прозаических промахов сталинизма. Дворец Советов легко вписывается в морализаторские рассказы, служа наглядным примером глупости и заносчивости Советского Союза: неспособность построить Дворец Советов приравнивается к провалу советского проекта в целом.
Как монументальные здания, которые удалось построить, московские небоскребы могут многое поведать нам примерно о восьми годах позднесталинского периода. Высотки олицетворяют противоречия своей эпохи: это декоративные, монументальные здания, возведенные в пору глубокого физического и экономического опустошения страны. Московские небоскребы символизировали и мечты о величественном облике советской столицы, и разочарование насильно переселенных москвичей и приезжих рабочих, которым не будет позволено жить в построенных ими домах. Елена Зубкова в основательной работе о послевоенном периоде показывает, как в беспокойном послевоенном обществе надежда сменялась разочарованием. Она отмечает, что в последние годы сталинской эпохи государство старалось все более жесткими мерами обуздывать проявления этого разочарования[6 - Zubkova. Russia after the War.]. Как мы покажем в книге, монументальная архитектура воплощала и обостряла многие сохранявшиеся явления и перемены, характерные для послевоенной жизни в советской столице.
Во многом в эту эпоху происходил возврат к настроениям и методам 1930-х. Ждановщина, «ленинградское дело», «дело врачей» – все это напоминало о чистках довоенных лет. Но принимались в послевоенный период и менее репрессивные меры государственного контроля. Общественно-культурное «обуржуазивание», характеризовавшее советское общество в 1930-е годы, вернулось после войны: Советское государство продолжило награждать самых выдающихся граждан обещанием разного рода буржуазных удовольствий и досуга. Красивая жизнь представлялась в форме отпуска на побережье Черного моря или квартиры в высотке: обе награды были частью того соглашения между послевоенным государством и обществом, которое Вера Данэм назвала big deal (большой сделкой)[7 - Dunham. In Stalin’s Time.]. Сама война тоже способствовала продлению и усилению довоенных инициатив. Попытки властей развить русскую национальную гордость и упрочить культ Сталина получили дополнительную подпитку после победы СССР в 1945 году[8 - Д. Л. Бранденбергер. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931–1956). СПб., 2009; Ян Плампер. Алхимия власти. Культ Сталина в изобразительном искусстве. М., 2010.] Система исправительно-трудовых лагерей, разросшаяся в годы Большого террора, продолжала расширяться и во время войны, и в послевоенный период, когда принудительный труд сделался важнейшим звеном в восстановлении страны[9 - Barnes. Death and Redemption; Bell. Stalin’s Gulag at War; Barenberg. Gulag Town, Company Town.]. Отстраивая советские города заново после военной разрухи, планировщики и функционеры в поисках источников вдохновения обращались к довоенному периоду. Но конечно им приходилось сталкиваться и с такими проблемами, которых раньше не было[10 - О восстановлении и перестройке городов в СССР в послевоенный период см.: Qualls. From Ruins to Reconstruction; Smith. Property of Communists; Dale. Divided We Stand: Cities, Social Unity and Post-War Reconstruction in Soviet Russia, 1945–1953; Maddox. Saving Stalin’s Imperial City; Jones. Everyday Life and the «Reconstruction» of Soviet Russia During and After the Great Patriotic War, 1943–1948.].
В это время произошло возвращение к прошлому, но одновременно наметились и новые тенденции, и некоторые из них приблизили эти годы к событиям, происходившим позже, уже при Хрущеве. Юлиана Фюрст доказывает, что поздний сталинизм был временем противоречий и неопределенности. В этот «двуликий, как Янус», период, по ее мнению, «обновление происходило с не меньшей силой, чем восстановление»[11 - F?rst. Late Stalinist society: history, policies and people, 2.]. Фюрст и другие ставили под сомнение перелом, случившийся, по мнению многих, в 1953 году, и подчеркивали преемственность процессов, начавшихся в позднесталинскую пору и продолжавшихся при Хрущеве и Брежневе[12 - О молодежной культуре и интеллектуалах см.: F?rst. Stalin’s Last Generation; Tromly. Making the Soviet Intelligentsia; о преемственности в архитектуре и жилищном строительстве см.: Smith. Property of Communists; о позднесталинских истоках взяточничества и коррупции, обычно ассоциирующихся с более поздними периодами, см.: Heinzen. The Art of the Bribe.]. Затрагивая четыре исторических периода (1930-е, военные годы, послевоенный сталинский период и хрущевскую эпоху), в этой книге мы попытаемся ответить на вопросы о преемственности и ее разрыве. В центре внимания остаются небоскребы, сохранившие архитектурные отголоски проектировавшегося Дворца Советов и вобравшие в себя идеи из других грандиозных градостроительных проектов 1930-х. В то же время в них отразилось стремление Советского Союза после 1945 года по-новому преподнести свой образ международному сообществу.
Более ранние работы опираются главным образом на обширные опубликованные материалы, относящиеся к истории этих зданий, причем наибольшее внимание в них часто уделяется эстетическим вопросам[13 - Наиболее ценная из изданных на русском работ о московских сталинских небоскребах работ – это книга Кружкова «Высотные здания сталинской Москвы». Кружков сосредоточивается на прикладных вопросах проектирования и строительства и черпает сведения в основном из опубликованных источников. Рассказывается о небоскребах (главным образом, с упором на их характерные черты) в следующих монографиях: В. З. Паперный. Культура два; Schl?gel. Moscow; Д. С. Хмельницкий. Зодчий Сталин; Colton. Moscow: Governing a Socialist Metropolis. Архитектурные проекты небоскребов часто выставлялись и публиковались в каталогах выставок и в альбомах, в том числе в издании Les sept tours de Moscou, 1935–1950; А. А. Васькин, Ю. И. Назаренко. Сталинские небоскребы.]. Это первая книга о московских сталинских небоскребах, основанная на архивных источниках, хранящихся в российских и американских коллекциях. Прежде всего это документы из Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Российского Федерации (ГА РФ) и Центрального государственного архива города Москвы (ЦГА Москвы). Архивные источники помогают найти ответы на вопросы о том, как и почему возводились эти здания, а еще они привносят в эту историю новые голоса. Архивы хранят множество свидетельств самых разных людей – от рядовых москвичей, наблюдавших за тем, как на горизонте родного города на глазах вырастают высотные здания, до рабочих, строивших московские небоскребы, и до тех избранных счастливчиков, кто получил в них квартиры.
Всякий, кто бывал в Москве, не раз видел те здания, о которых рассказывается в этой книге. Сегодня, когда со времени постройки небоскребов сталинской поры прошло почти 70 лет, они продолжают выполнять изначально возложенные на них задачи: в них размещаются жилые квартиры, государственные учреждения, а еще они остаются туристическими достопримечательностями столицы. Воздвигнутые в стратегических точках города – на вершинах холмов, у излучин реки, рядом с железнодорожными вокзалами, – эти сооружения, как и раньше, служат заметными ориентирами на горизонте Москвы даже сейчас, хотя с 1947 года численность населения российской столицы успела утроиться.
Двигаясь по течению Москвы-реки, направляющейся в центр города с северо-запада, первой из высоток мы видим гостиницу «Украина». Это здание, стоящее на южном берегу реки возле Киевского вокзала, было достроено последним из всех небоскребов – в 1957 году На протяжении многих десятилетий в его роскошных номерах останавливались иностранные высокопоставленные гости и туристы. Напротив, на северном берегу, высится жилой небоскреб на площади Восстания. Это здание, завершенное в 1954 году, обращено главным фасадом в сторону Садового кольца (самой большой на ту пору круговой магистрали Москвы). Южнее, на другой стороне Садового кольца, стоит Министерство иностранных дел – высотка, достроенная в 1953 году. И точно так же, как гостиница по сей день остается гостиницей, в жилом небоскребе по-прежнему сохраняются квартиры, в прежнем здании размещается МИД – уже не СССР, а Российской Федерации.
Илл. ?.1. Карта Москвы ок. 1950 г. с отмеченными на ней будущими сталинскими высотками. Сох Cartographic Ltd.
Кэтрин Зубович
Corpus (АСТ)
Московские высотки, без которых уже более полувека невозможно представить облик российской столицы, имеют драматичную историю возникновения. Самый первый и самый важный небоскреб – Дворец Советов, спроектированный как грандиозный памятник Ленину, – так и не был построен, но именно в его незримой тени выросли "семь сестер" – послевоенные московские высотки. Для их строительства советские архитекторы и проектировщики обратились к опыту и достижениям мировой архитектурной и инженерной мысли, наладили общение с коллегами за рубежом, ездили заграницу и привлекали иностранцев для выполнения работ в СССР. Помимо вопросов архитектуры, эстетики, конструктивных решений для многоэтажных зданий освобождались места, давно обжитые людьми, нанимались тысячи рабочих из глубинки, применялся труд заключенных.
В книге прослеживается роль и замыслы советской властной верхушки – И. Сталина, Л. Берии, Л. Кагановича, Н. Хрущева, судьбы и деятельность известных архитекторов Б. Иофана, Д. Чечулина, Г. Градова. Также автор реконструирует то, как монументальная архитектура "приводила к переосмыслению отношений между государством и обществом". В работе впервые использовано множество материалов из архивов России и США.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Кэтрин Зубович
Москва монументальная
Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма
Katherine Zubouich
Moscow Monumental
Soviet Skyscrapers and Urban Life in Stalin's Capital
* * *
Охраняется законом РФ об авторском праве. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
© 2021 by Princeton University Press. All rights reserved
© Т. Азаркович, перевод на русский язык, 2023
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Издательство CORPUS
Введение
В 1947 году советские архитекторы и инженеры приступили к осуществлению проекта, целью которого было возвести в Москве восемь небоскребов и тем самым преобразить облик столицы СССР. В 1950-е годы семь из задуманных монументальных зданий были достроены, и там разместились элитные жилые комплексы, роскошные гостиницы, главное здание Московского государственного университета, Министерство путей сообщения и Министерство иностранных дел. Однако в 1947 году о функции московских небоскребов думали далеко не в первую очередь: главной считалась та общая роль, которую эти сооружения должны были играть в городском пейзаже. Они замышлялись как памятники победе СССР в Великой Отечественной войне, как символы советских культурных достижений и как свидетельство того, что в послевоенную эпоху СССР превратился в мировую сверхдержаву. Высотки проектировались с конкретной целью: превратить Москву в столичный город мирового уровня – такой, чтобы, по словам Сталина, это была «всем столицам – столица»[1 - Замечания товарища Сталина И. В. при обсуждении вопроса о генеральном плане реконструкции Москвы на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 17 июня 1949 года // Источник. 2001. № 4. С. 110.]. Монументальный по своему размаху, проект строительства московских небоскребов имел далеко идущие последствия и для характера застройки советской столицы, и для судеб ее жителей.
Настоящая книга посвящена монументальному строительству и его значению. Это история предпринятых в сталинскую эпоху попыток превратить Москву из периферийного города, из запущенной бывшей столицы России в главный и образцовый социалистический город. В 1930-е годы советские чиновники и ведущие архитекторы приступили к работе над масштабными строительными проектами в Москве, к числу которых относились канал Москва – Волга и первые линии московского метро. В 1930-е годы началась и подготовка к строительству Дворца Советов. Если бы это огромное сооружение было возведено таким, каким планировалось, оно стало бы самым высоким зданием в мире. Если в межвоенный период москвичи радовались строительству подземных дворцов – станций метро, – то увидеть, как в городском пространстве поднимаются высокие башни, им довелось только после войны.
Этот проект строительства московских небоскребов опирался на работу, начатую в межвоенные годы, и был дополнен еще более амбициозным планом. В разработанной в 1947 году концепции нового облика столицы еще не построенный Дворец Советов оказывался в центре целого ансамбля небоскребов, раскинувшегося по всей Москве. Всего высоток планировалось возвести девять, считая сам дворец в центре. И хотя в итоге были построены только семь из проектировавшихся зданий, можно считать, что желанный эффект был достигнут. Здания разнесены на значительные расстояния, и их разрозненные вершины, глядящие друг на друга поверх расстилающегося внизу города, как бы поднимают городской ландшафт. Эти многоярусные декоративные сооружения помогают объединить городское пространство, создать впечатление целостности и повторения похожих элементов вдоль линии горизонта. Московские небоскребы и сегодня продолжают восприниматься как важнейшие образцы архитектуры сталинской эпохи. По-английски их собирательно называют seven sisters – «семь сестер». По-русски они – сталинские высотки. Сообща они составляли – и составляют – Москву монументальную.
В монументальной архитектуре нет ничего нового. Многие из тех, кто изучает это явление, хорошо знакомы с историей Древнего мира. Как объясняет археолог Брюс Триггер, архитектурное сооружение можно считать монументальным, когда его масштаб заметно превосходит возложенные на него практические задачи[2 - Trigger. Monumental Architecture, 119.]. Согласно этому определению, монументальным здание делает его избыточная величина независимо от того, жилое оно или общественное. Это не значит, что монументальность лишена функциональности. Такие строения не просто вмещают предметы и дают укрытие людям – они еще несут смысл и сохраняют память. В разные исторические эпохи монументальная архитектура – от дворцов до храмов и гробниц – выполняла особую задачу: прославляла связь человека со святынями и возвещала о праве правителя на власть. Сооружение монументальных зданий обычно служит официальной цели, так как оно связано с желанием продемонстрировать силу или адресовать миру некое послание. В разные исторические эпохи монументальные сооружения оказывались востребованы во многих обществах, обретая формы пирамиды или зиккурата, готического собора или небоскреба. Не стал исключением и Советский Союз.
Если обратиться к XX веку, то общество, сложившееся в Советском Союзе при Сталине, оказалось в авангарде поклонников монументальной архитектуры. В Москве 1930-х годов вопрос архитектурной монументальности встал в полный рост, когда родился замысел Дворца Советов. Проект здания-символа подтолкнул к размышлениям об этом не только архитекторов и инженеров, но и обычных советских граждан. Каково назначение монументальных построек в пролетарском государстве? Какие символы и ценности они призваны нести? Пусть Дворец Советов задумывался как памятник конкретному человеку – Ленину, в то же время это сооружение должно было сплачивать людей. Как заметил Анри Лефевр, рассуждая о долгой мировой истории монументального строительства, «в монументальном пространстве каждый член общества обретал образ своей социальной принадлежности, свой социальный облик; оно служило коллективным зеркалом, более „правдивым“, чем зеркало индивидуальное»[3 - Анри Лефевр. Производство пространства / Пер. И. Стаф. М., 2015. С. 218.]. Именно такой и была цель: каждый советский гражданин мог взглянуть на Дворец Советов и увидеть самого себя.
Но Дворец Советов так и не был построен. Зато в 1947 году в Москве началась работа над восемью другими зданиями. Семь из них были в итоге достроены. На протяжении всего периода сталинского правления Дворец Советов оставался важным зрительным образом, материальное воплощение обрело лишь его «потомство» – кольцо высоток. Хотя историков обычно интересуют идеализированные представления об этих культовых московских зданиях, наша книга посвящена тому, что происходило в последние годы сталинского режима, когда монументальные планы встретились с действительностью. Московские небоскребы изменили течение политической, общественной и культурной жизни советской столицы – начиная с переселения жителей и заканчивая падением архитектурной и политической элиты. Служа особыми зеркалами, глядя в которые каждый человек мог понять свое место в коллективе (если вспомнить слова Лефевра), разным людям московские высотки показывали разные отражения. Цель настоящей книги – выяснить, что же видели в этих зданиях-зеркалах различные группы людей – от архитекторов до рабочих и жильцов.
На возведение монументальных зданий в Москве были брошены колоссальные усилия и ресурсы, что повлекло некоторые последствия, объяснявшиеся спецификой сталинской эпохи: усилился интернационализм, облик Москвы изменился так, что советская столица оказалась связана с дореволюционным прошлым России. Вначале тяга к монументальности заставила московских архитекторов обратиться к мировому опыту, шагнув через границы социалистического государства. В 1930-е годы, работая над проектом Дворца Советов, московские архитекторы ездили за рубеж в поисках технических данных и опыта, которые позволили бы им строить еще более высокие здания. В 1934 году архитектор Дворца Советов Борис Иофан вместе с группой коллег отправился в командировку в США и посетил там ряд крупных строительных площадок. Во время поездки Иофан и его команда наняли нью-йоркскую инженерную фирму, чтобы та помогала им в строительстве Дворца Советов в Москве. На Манхэттене советские архитекторы осмотрели стройплощадку Рокфеллеровского центра; там же, в Нью-Йорке, наладили длительные связи с представителями американской строительной отрасли. В послевоенные годы, когда мечта о Дворце Советов померкла и фокус внимания сместился на возведение восьми других небоскребов, отношения между советским интернационализмом и монументализмом изменились. Московские послевоенные высотки, в отличие от так и не построенного Дворца Советов, превратили советский монументализм из соцреалистических проектов в реальные здания, появление которых повлекло за собой долговременные последствия.
Московские небоскребы, возведенные в первые годы холодной войны, свидетельствовали о том, что теперь Советский Союз желал предъявить миру свой новый образ. Времена, когда советские архитекторы ездили в поисках помощников за границу (и уж тем более в Америку), остались в прошлом. Теперь, напротив, архитекторы из расширявшегося социалистического лагеря съезжались в Москву для изучения новых столичных зданий. В превращении небоскреба – этой визитной карточки победившего капитализма – в символ коммунизма ощущалась какая-то свежая ирония. А идея превосходства СССР, которую советские архитекторы стремились передать своими зданиями, не смогла преодолеть границ социалистических государств. Тем не менее московские небоскребы сыграли важную роль в изменении динамики советского интернационализма. Изучая 1930-е годы через 1950-е, мы прослеживаем в настоящей книге длительную подготовку к ждановщине – ксенофобской и антизападной идеологической кампании, задававшей тон в послевоенной культуре СССР.
В книге мы покажем, что монументализм сталинской эпохи обрел гораздо более масштабные последствия, чем изначально задумывали архитекторы. Они отразились не только на облике советской столицы и на жизни ее обитателей. Московские небоскребы олицетворяли стабильность и долговечность сталинского правления после победы в Великой Отечественной войне. Однако в повседневной жизни столицы эти здания стали дестабилизирующими элементами – они выросли только для того, чтобы обозначить новые трещины в самом советском обществе позднесталинской поры.
В 1952 году Г. И. Карташов написал письмо Лаврентию Берии, руководившему (до ареста в 1953 году) строительством восьми московских высоток. Карташов работал на стройке дома у Красных Ворот. «В строительстве этого здания я принимал участие, – писал он, – и все время лелеял мечту о том, что мне, может быть, посчастливится на склоне лет пожить в этом доме»[4 - ГА РФ. Ф. R–5446. Оп. 86a. Д. 11686. Л. 1.]. Карташов мечтал вырваться из сырой комнаты в московской коммуналке, где жил вместе с семьей. Сталинское монументальное строительство не оправдало, да и не могло оправдать его надежд, как и надежд многих других людей. Государство выделяло квартиры в жилых небоскребах представителям элиты, а остальным советским гражданам оставалось о таком лишь мечтать.
Появление высоток в послевоенной Москве не только разочаровало москвичей вроде Карташова, но и огорчило другую многочисленную группу: речь о десятках тысяч горожан, принудительно переселенных на окраины. Монументальное строительство вызвало расползание Москвы вширь, а попутно закрепило и сделало еще более заметной иерархию позднесталинского общества. Осуществление масштабного проекта требовало привлечения многочисленной рабочей силы: в столицу из глубинки стали свозить рабочих – как вольнонаемных, так и заключенных. Чтобы возведение небоскребов стало возможным, руководству строек пришлось вначале спешно строить жилье и создавать инфраструктуру для переселенных москвичей и приезжих рабочих. Прослеживая, как проект строительства небоскребов приводил к расширению Москвы до лесистых пригородов, до окрестных сел и колхозов, покажем, что замысел построить в Москве небоскребы в итоге обернулся гораздо более масштабными и разносторонними изменениями, чем представлялось архитекторам изначально.
Наконец, в работе мы докажем, что московские небоскребы привязали сталинскую эпоху к прошлому России, причем эти связи одновременно и укрепляли, и подрывали притязания Советского государства на легитимность. Новые монументальные сооружения, в облике которых просматривается стилистический намек на башни московского Кремля, гармонично вписались в уже существовавший городской пейзаж. Но в то же время эти сооружения стали свидетелями противоборства между революцией и историей.
О строительстве высотных зданий было объявлено в сентябре 1947 года, когда широко отмечалось 800-летие Москвы, причем эти торжества грозили затмить приближавшееся празднование 30-летия Октябрьской революции. В преддверии нового городского праздника и местные власти, и сами москвичи всячески пытались нащупать связь между долгим дореволюционным прошлым и сравнительно коротким советским настоящим. В ходе первых обсуждений проекта небоскребов, состоявшихся осенью 1947 года, перед московскими архитекторами стояла та же задача. Какое именно прошлое должны представлять московские высотки, на какое наследие опираться? На этот трудный вопрос не было четкого ответа.
Когда же пришло время расчищать пространство и приступать к строительству, руководство проекта столкнулось с прошлым еще и в самом буквальном смысле. В 1949 году, углубляя котлован для здания в Зарядье, рабочие откопали остатки поселения, которое существовало на этом месте более восьми веков назад. Под снятыми наслоениями земли лежали глиняные сосуды, стеклянные браслеты и прочие материальные свидетельства далекого прошлого. Если в предыдущие десятилетия подобную находку, быть может, обошли бы вниманием, но атмосфера лихорадочного увлечения историей, характерная для позднесталинской поры, придала ценности этим предметам. Строительные работы в Зарядье были приостановлены, и в 1949
1950 годах на месте находки проводились археологические раскопки. В итоге устремленный в прошлое взгляд этой эпохи и сформировал, и усложнил послевоенные градостроительные работы, призванные изменить облик Москвы. Сегодня историческая символика высоток выглядит не такой сложной: эти здания выделяются в городском ландшафте Москвы просто как непреходящие символы сталинского времени.
В книге будет предложено трехстороннее исследование: международного сотрудничества, городской перестройки и исторических связей. Начнем мы с обзора представлений о Москве в конце 1920-х годов, сразу же после того, как было принято решение перенести туда столицу молодого Советского государства, и в период, непосредственно предшествовавший так называемой социалистической реконструкции города. Родившееся в тот момент противоборство между процессами разрушения и сохранения, между стариной и новизной продолжало ощущаться на протяжении всей последующей сталинской эпохи.
В 1930-х годах, когда советские чиновники взялись за перепланировку столицы, были разработаны несколько «культовых» проектов, в том числе Дворец Советов. Этот дворец, хотя он так и не был построен, стал средоточием дискуссий межвоенной поры о городском монументальном строительстве, и без рассказа о нем любая история сталинских небоскребов оказалась бы неполной. В книге использованы известные материалы, относящиеся к проекту Дворца Советов, а также рассматриваются попытки его строительства. Помимо того, что это колоссальное сооружение послужило стилистическим образцом для послевоенного монументального строительства, работа над его проектом позволила создать важные организационные структуры и установить международные связи. Военный опыт, который Москва и весь СССР получили в 1941–1945 годах, стал важной вехой на пути к послевоенному монументальному строительству. Прежде чем обратиться к этому периоду, в третьей главе мы расскажем о суровых испытаниях, выпавших на долю москвичей в годы войны, когда архитекторам, работавшим над Дворцом Советов, пришлось эвакуироваться на Урал.
В четвертой главе мы обратимся к послевоенному проекту московских небоскребов, рассмотрим процесс создания и планирования, который привел к их воплощению в жизнь. В обсуждениях высшего советского руководства и архитекторов в 1947 году сказывалась общая политическая и культурная атмосфера этого периода. Идеологическая кампания, получившая название ждановщины, и вообще холодная война существенно повлияли на процесс планирования, так что в итоге московские небоскребы должны были стать наглядными примерами мирового господства СССР и русского национального успеха. Однако, когда началась реальная работа, идеализированные планы возымели непредвиденные последствия.
Пятая глава посвящена Зарядью – району, выбранному для строительства самого близкого к Кремлю небоскреба. Мы расскажем о зданиях, людях и о прошлом тех мест, где было решено возвести высотку. Речь пойдет о социальном расслоении, пронизывавшем городское пространство, когда десятки тысяч москвичей были переселены из районов новой застройки на окраины, где для них построили новое жилье.
В последних главах книги мы обратимся к рассказам тех людей, кто строил московские небоскребы и кто в них жил. В этих главах мы увидим, как в послевоенный период возведение небоскребов стало средством, благодаря которому трансформировались и государство, и человек. В шестой главе рассмотрим опыт строителей (вольных и заключенных), в основном приехавших или свезенных в Москву издалека. В этой главе идеализированный образ строителя-высотника сопоставим с реальными условиями жизни на стройплощадках. Седьмая глава посвящена тем представителям советской элиты, кто просил предоставить им квартиры в жилых небоскребах. Эти избранные граждане искали выход из московского жилищного кризиса и направляли письма высокопоставленным чиновникам с просьбами выделить им квартиру в новых городских башнях. Опираясь на эти ходатайства, написанные на имя Берии и других руководителей, мы узнаем о надеждах и разочарованиях, которые были связаны с московскими высотками в сознании простого народа и представителей элиты. И те, кто трудился над созданием небоскребов, и те, кто выиграл от их появления, и те, кого переселили из-за их строительства, неизбежно вступали в прямые отношения с государством. Как показано в главах 5–7, в последние годы сталинского правления монументальная архитектура не только меняла городской пейзаж советской столицы, но и приводила к переосмыслению отношений между государством и обществом.
В середине 1950-х годов, едва строительство московских небоскребов было завершено, они сразу сделались символами сталинских «излишеств». В последней главе мы расскажем о том, как Никита Хрущев на Всесоюзном совещании строителей, архитекторов и работников строительной отрасли в декабре 1954 года набросился с критикой на московские высотки и на построивших их архитекторов. Вскоре московские монументальные здания были объявлены главными врагами в развернувшейся борьбе с неэкономичным проектированием. Однако новые небоскребы, столь же полезные, сколь и монументальные, продолжали господствовать над городом. В частности, в хрущевскую эпоху Московский государственный университет стал одним из главных, знаковых мест оттепели. И когда в 1950-е годы столицы нескольких республик СССР и стран соцлагеля получили в подарок аналогичные высотные здания, – так сталинский небоскреб отбросил свою длинную тень из Москвы до Киева, Риги, Бухареста, Варшавы и Праги.
На орбите сталинских строек московские небоскребы появились довольно поздно. К тому моменту, когда они показались на столичном горизонте, заводские трубы в Магнитогорске дымили вот уже два десятилетия. На протяжении 1930-х годов индустриализация подстегивала строительство и рост городов по всему Советскому Союзу[5 - Классический текст о сталинском плане индустриализации и градостроительства в годы первой пятилетки – это книга Стивена Коткина «Магнитная гора» (Kotkin. Magnetic Mountain). В числе более новых исследований сталинского градостроения межвоенного периода – DeHaan. Stalinist City Planning, Crawford. The Socialist Settlement Experiment: Soviet Urban Praxis, 1917–1932.]. С послевоенной перестройкой Москвы дело обстояло иначе. Здания, которые наложили на архитектурный облик советской столицы характерную сталинскую печать, были построены уже в те годы, когда правление диктатора подходило к концу. И время появления этих небоскребов повлияло на то, как их увидели историки (а зачастую – и не увидели).
Тот метод, который по сей день применяют для изучения московских небоскребов, первым сформулировал Никита Хрущев. В своем выступлении на упомянутом Всесоюзном совещании строителей в 1954 году Хрущев обругал новые московские здания, отнеся их к реликтам недавнего беззаконного прошлого. Из-за того, что московские небоскребы слишком тесно ассоциировались лично со Сталиным, они сами стали мишенью для критики. В своей речи Хрущев назвал московские высотки несерьезными и разорительными зданиями, олицетворяющими сталинские архитектурные «излишества». Новый советский лидер предложил шаблон, с которым с тех пор историки и подходили к высотным зданиям. В этой книге мы пытаемся обойтись без хрущевского шаблона и выстроить более сложную историю того, как проектировались и возводились эти здания и что они рассказывают о жизни в советской столице в позднесталинскую пору. Пусть даже мы согласны с хрущевской характеристикой московских небоскребов, все равно, чтобы понять эти здания в историческом контексте, на них нужно смотреть сквозь призму поздней сталинской эпохи, а не с позиций десталинизации.
Историки обычно обходили вниманием московские небоскребы, хоть они и выделяются на городском горизонте, потому что большинство научных работ о сталинской архитектуре в Москве сосредоточивались на Дворце Советов. Этот так и не построенный объект часто считается самым значительным и символичным архитектурным памятником сталинской эпохи, и он же выступает главной метафорой величественных замыслов и прозаических промахов сталинизма. Дворец Советов легко вписывается в морализаторские рассказы, служа наглядным примером глупости и заносчивости Советского Союза: неспособность построить Дворец Советов приравнивается к провалу советского проекта в целом.
Как монументальные здания, которые удалось построить, московские небоскребы могут многое поведать нам примерно о восьми годах позднесталинского периода. Высотки олицетворяют противоречия своей эпохи: это декоративные, монументальные здания, возведенные в пору глубокого физического и экономического опустошения страны. Московские небоскребы символизировали и мечты о величественном облике советской столицы, и разочарование насильно переселенных москвичей и приезжих рабочих, которым не будет позволено жить в построенных ими домах. Елена Зубкова в основательной работе о послевоенном периоде показывает, как в беспокойном послевоенном обществе надежда сменялась разочарованием. Она отмечает, что в последние годы сталинской эпохи государство старалось все более жесткими мерами обуздывать проявления этого разочарования[6 - Zubkova. Russia after the War.]. Как мы покажем в книге, монументальная архитектура воплощала и обостряла многие сохранявшиеся явления и перемены, характерные для послевоенной жизни в советской столице.
Во многом в эту эпоху происходил возврат к настроениям и методам 1930-х. Ждановщина, «ленинградское дело», «дело врачей» – все это напоминало о чистках довоенных лет. Но принимались в послевоенный период и менее репрессивные меры государственного контроля. Общественно-культурное «обуржуазивание», характеризовавшее советское общество в 1930-е годы, вернулось после войны: Советское государство продолжило награждать самых выдающихся граждан обещанием разного рода буржуазных удовольствий и досуга. Красивая жизнь представлялась в форме отпуска на побережье Черного моря или квартиры в высотке: обе награды были частью того соглашения между послевоенным государством и обществом, которое Вера Данэм назвала big deal (большой сделкой)[7 - Dunham. In Stalin’s Time.]. Сама война тоже способствовала продлению и усилению довоенных инициатив. Попытки властей развить русскую национальную гордость и упрочить культ Сталина получили дополнительную подпитку после победы СССР в 1945 году[8 - Д. Л. Бранденбергер. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931–1956). СПб., 2009; Ян Плампер. Алхимия власти. Культ Сталина в изобразительном искусстве. М., 2010.] Система исправительно-трудовых лагерей, разросшаяся в годы Большого террора, продолжала расширяться и во время войны, и в послевоенный период, когда принудительный труд сделался важнейшим звеном в восстановлении страны[9 - Barnes. Death and Redemption; Bell. Stalin’s Gulag at War; Barenberg. Gulag Town, Company Town.]. Отстраивая советские города заново после военной разрухи, планировщики и функционеры в поисках источников вдохновения обращались к довоенному периоду. Но конечно им приходилось сталкиваться и с такими проблемами, которых раньше не было[10 - О восстановлении и перестройке городов в СССР в послевоенный период см.: Qualls. From Ruins to Reconstruction; Smith. Property of Communists; Dale. Divided We Stand: Cities, Social Unity and Post-War Reconstruction in Soviet Russia, 1945–1953; Maddox. Saving Stalin’s Imperial City; Jones. Everyday Life and the «Reconstruction» of Soviet Russia During and After the Great Patriotic War, 1943–1948.].
В это время произошло возвращение к прошлому, но одновременно наметились и новые тенденции, и некоторые из них приблизили эти годы к событиям, происходившим позже, уже при Хрущеве. Юлиана Фюрст доказывает, что поздний сталинизм был временем противоречий и неопределенности. В этот «двуликий, как Янус», период, по ее мнению, «обновление происходило с не меньшей силой, чем восстановление»[11 - F?rst. Late Stalinist society: history, policies and people, 2.]. Фюрст и другие ставили под сомнение перелом, случившийся, по мнению многих, в 1953 году, и подчеркивали преемственность процессов, начавшихся в позднесталинскую пору и продолжавшихся при Хрущеве и Брежневе[12 - О молодежной культуре и интеллектуалах см.: F?rst. Stalin’s Last Generation; Tromly. Making the Soviet Intelligentsia; о преемственности в архитектуре и жилищном строительстве см.: Smith. Property of Communists; о позднесталинских истоках взяточничества и коррупции, обычно ассоциирующихся с более поздними периодами, см.: Heinzen. The Art of the Bribe.]. Затрагивая четыре исторических периода (1930-е, военные годы, послевоенный сталинский период и хрущевскую эпоху), в этой книге мы попытаемся ответить на вопросы о преемственности и ее разрыве. В центре внимания остаются небоскребы, сохранившие архитектурные отголоски проектировавшегося Дворца Советов и вобравшие в себя идеи из других грандиозных градостроительных проектов 1930-х. В то же время в них отразилось стремление Советского Союза после 1945 года по-новому преподнести свой образ международному сообществу.
Более ранние работы опираются главным образом на обширные опубликованные материалы, относящиеся к истории этих зданий, причем наибольшее внимание в них часто уделяется эстетическим вопросам[13 - Наиболее ценная из изданных на русском работ о московских сталинских небоскребах работ – это книга Кружкова «Высотные здания сталинской Москвы». Кружков сосредоточивается на прикладных вопросах проектирования и строительства и черпает сведения в основном из опубликованных источников. Рассказывается о небоскребах (главным образом, с упором на их характерные черты) в следующих монографиях: В. З. Паперный. Культура два; Schl?gel. Moscow; Д. С. Хмельницкий. Зодчий Сталин; Colton. Moscow: Governing a Socialist Metropolis. Архитектурные проекты небоскребов часто выставлялись и публиковались в каталогах выставок и в альбомах, в том числе в издании Les sept tours de Moscou, 1935–1950; А. А. Васькин, Ю. И. Назаренко. Сталинские небоскребы.]. Это первая книга о московских сталинских небоскребах, основанная на архивных источниках, хранящихся в российских и американских коллекциях. Прежде всего это документы из Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Российского Федерации (ГА РФ) и Центрального государственного архива города Москвы (ЦГА Москвы). Архивные источники помогают найти ответы на вопросы о том, как и почему возводились эти здания, а еще они привносят в эту историю новые голоса. Архивы хранят множество свидетельств самых разных людей – от рядовых москвичей, наблюдавших за тем, как на горизонте родного города на глазах вырастают высотные здания, до рабочих, строивших московские небоскребы, и до тех избранных счастливчиков, кто получил в них квартиры.
Всякий, кто бывал в Москве, не раз видел те здания, о которых рассказывается в этой книге. Сегодня, когда со времени постройки небоскребов сталинской поры прошло почти 70 лет, они продолжают выполнять изначально возложенные на них задачи: в них размещаются жилые квартиры, государственные учреждения, а еще они остаются туристическими достопримечательностями столицы. Воздвигнутые в стратегических точках города – на вершинах холмов, у излучин реки, рядом с железнодорожными вокзалами, – эти сооружения, как и раньше, служат заметными ориентирами на горизонте Москвы даже сейчас, хотя с 1947 года численность населения российской столицы успела утроиться.
Двигаясь по течению Москвы-реки, направляющейся в центр города с северо-запада, первой из высоток мы видим гостиницу «Украина». Это здание, стоящее на южном берегу реки возле Киевского вокзала, было достроено последним из всех небоскребов – в 1957 году На протяжении многих десятилетий в его роскошных номерах останавливались иностранные высокопоставленные гости и туристы. Напротив, на северном берегу, высится жилой небоскреб на площади Восстания. Это здание, завершенное в 1954 году, обращено главным фасадом в сторону Садового кольца (самой большой на ту пору круговой магистрали Москвы). Южнее, на другой стороне Садового кольца, стоит Министерство иностранных дел – высотка, достроенная в 1953 году. И точно так же, как гостиница по сей день остается гостиницей, в жилом небоскребе по-прежнему сохраняются квартиры, в прежнем здании размещается МИД – уже не СССР, а Российской Федерации.
Илл. ?.1. Карта Москвы ок. 1950 г. с отмеченными на ней будущими сталинскими высотками. Сох Cartographic Ltd.
Другие аудиокниги автора Кэтрин Зубович
Последний отзыв
Очень интересная!