Дюна. Битва при Коррине

– Позволь мне говорить с ней, учить ее. Вспомни, что когда ты взял меня из рабского загона, я тоже был необразован, дик и пуст, не выказывая своих потенциальных возможностей. Может быть, заботой и терпением я смогу чего-нибудь добиться.

Внезапно Эразм все понял.

– Ты находишь Серену Батлер привлекательной?

– Я нахожу ее интересной. Из того, что ты рассказывал о прежней Серене Батлер, я заключил, что она сможет быть подходящей спутницей для меня, разве не так? Может быть, она сможет стать мне подругой?

Робот не ожидал такого поворота событий, но он показался ему весьма интригующим.

– Мне следовало подумать об этом самому. Да, мой Ментат, постарайся сделать это.

Рассматривая клон женщины, Гильбертус вдруг испытал робость, ему показалось, что он взваливает на плечи слишком тяжкую для себя ношу.

Робот решил подбодрить его.

– Даже если эксперимент не удастся, я все равно сохраню тебя, Гильбертус. Я никогда не пожалею о таком объекте эксперимента, как ты, – и о таком спутнике и товарище.

Для того чтобы лучше изучить предпочтения человека, Эразм сконструировал множество тренажеров, которые должны были укрепить мышцы Гильбертуса. Некоторые тренажеры были очень просты в применении, другие, напротив, представляли собой весьма сложно устроенные механизмы, трудные в управлении. Гильбертус был великолепным образчиком человека – как в физическом, так и в умственном отношении, – и Эразм стремился сохранить этот пик формы. Подобно механизму, живой организм нуждался в постоянном поддержании работоспособности.

Регулярно тренируясь, Гильбертус стал безупречным образцом мужчины с точки зрения физического совершенства. Когда человек постоянно использует компоненты своих мышц, сила его увеличивается; если же робот постоянно задействует компоненты какого-либо механизма, то он скорее изнашивается. Это была странная, но фундаментальная разница между людьми и машинами.

Эразм наблюдал, как Гильбертус без труда пробегает по дорожке много километров, поднимая при этом тяжести и занимаясь силовыми упражнениями для верхней половины тела в специально сконструированных полях сопротивления. Ум этого человека был упорядочен до невообразимой для существ его вида степени; все мышление было разложено по полочкам, разделено на ячейки, и только поэтому он мог выполнять такие неимоверно сложные упражнения. Обычно Гильбертус в течение дня тренировался на тридцати снарядах, практически не отдыхая. Единственное, что ему приходилось делать, – это пить воду для компенсации ее потерь.

Так как тренировки отнимали много времени, Эразм сделал новое предложение:

– Пока ты укрепляешь свою физическую силу и выносливость, ты можешь точно так же тренировать свои умственные способности, мой Ментат. Ты должен также упражнять память, делая вычисления и решая головоломки и отгадывая загадки.

Гильбертус помолчал, тяжело дыша. На соломенно-желтых волосах блестел пот, на лице появилось выражение, которое Эразм истолковал как удивление.

– Именно этим я постоянно и занимаюсь, отец. Я тренирую тело и ум одновременно. Я постоянно произвожу вычисления, выполняю проекции фигур и решаю уравнения. Каждая задача требует знаний, недоступных обычному мыслителю. – Сделав паузу, он добавил: – Я говорю тебе это, чтобы ты поверил в то, что ты сделал из меня.

– Ты не можешь обмануть меня. Какой цели ты сможешь достичь обманом?

– Ты сам учил меня, что людям нельзя доверять, отец, и я хорошо усвоил урок. Я не доверяю даже самому себе.

Гильбертус был его воспитанником уже почти семь десятков лет, и Эразм не допускал даже мысли о том, что этот человек может тайно обратить свои способности против мыслящих машин. Он бы уловил изменения в настроении Гильбертуса, да и Омниус бы усмотрел доказательства измены – наблюдательные камеры витали повсюду, и спрятаться от них было практически невозможно.

Независимый робот опасался, что если Омниус когда-либо сформулирует какие-то подозрения, то он наверняка предложит в качестве самого надежного средства уничтожение Гильбертуса до того, как у человека появится шанс причинить машинам какой-либо ущерб. Эразму следовало приложить максимум усилий, чтобы у всемирного разума никогда не возникли подобные мысли.

Это Омниус потребовал от меня, чтобы я воспитал из дикого человеческого ребенка интеллектуального цивилизованного человека, думал Эразм. Но Гильбертус превзошел даже мои самые смелые ожидания. Он заставил меня задуматься о таких вещах, о существовании которых я в прошлом даже не догадывался. Он заставляет меня испытывать по отношению к нему такие чувства и такую любовь, которых у меня никогда не возникло бы без него.

Гильбертус перешел к упражнениям в силовом поле и одновременно продолжал тренировать ноги и нижнюю часть тела. Наблюдая за воспитанником, Эразм вдруг вспомнил то отвращение, какое высказывал Гильбертус относительно РНК-содержащего ретровируса, который сейчас начал успешно распространяться на планетах Лиги. Что, если он решит помогать своему биологическому виду, а не Эразму?

За ситуацией придется понаблюдать. Робот понимал, что и сам проявляет сейчас очень человеческую черту – паранойяльную манию преследования. Мышление не всегда соответствует реальности. Должны быть связи, документальные доказательства, которые устанавливают действительную связь между подозрением и фактом.

Еще древние исследователи занимались сложной проблемой того, как присутствие наблюдателя влияет на исход наблюдаемого им опыта. Эразм давно перестал быть объективным и беспристрастным наблюдателем того прогресса, который совершал Гильбертус. Не делал ли его приемный сын чего-то такого, чтобы доказать что-то выгодное для себя своему ментору? Не были ли эти чрезмерные физические упражнения способом выставить напоказ свое превосходство? Действительно ли Гильбертус был более мятежен по своей сути, чем показывал это внешне?

Хотя эти мысли вызывали тревогу, а положение могло в будущем создать сложные проблемы, все же это было намного интереснее, чем возня с тупыми клонами Серены Батлер. Не хочет ли Гильбертус превратить клона в своего союзника?

Наконец человек соскочил с тренажера, сделал два сальто назад и без труда приземлился на ноги.

– Меня заинтересовала одна проблема, отец, – сказал Гильбертус. У него почти не было одышки. – Делает ли использование механических тренажеров меня больше похожим на машину.

– Обдумай этот вопрос и представь мне свой анализ.

– Подозреваю, что здесь нет однозначного ответа. Мы могли бы обсудить разные варианты и поспорить насчет их верности.

– Это прекрасная тема для дискуссии. Мне всегда нравятся наши обсуждения. – Эразм до сих пор часто вел эзотерические дебаты с корринским Омниусом, но предпочитал общество Гильбертуса. На определенном уровне Гильбертус был интереснее Омниуса, хотя Эразм полагал, что ради собственного спокойствия не следует ставить об этом в известность всемирный разум.

Робот сменил тему разговора:

– Скоро вернутся наши зонды, которые наблюдают сейчас результаты первого внедрения инфекции в атмосферу планет.

Закончив тренировку, Гильбертус сбросил одежду и вошел в открытую душевую кабину. Робот сканировал изображение воспитанника, анализировал его и не мог удержать восхищения совершенством обнаженного человеческого тела. На всякий случай он отошел подальше, чтобы брызги не попали на его роскошный наряд.

– Йорек Турр, несомненно, порадуется всем этим несчастьям и смертям, – сказал Гильбертус, смывая с себя пот. – Ему нравится быть предателем своего собственного биологического вида. У него нет совести.

– У машин тоже нет совести. Ты считаешь это недостатком?

– Нет, отец. Но поскольку Турр человек, то я могу оценивать его поведение человеческими мерками. – Встав под сильную струю теплой воды, Гильбертус принялся намыливать свои светлые волосы. – Полагаю, однако, что теперь я могу верно оценить поступки и действия Турра, особенно прочитав множество древних человеческих документов. – Он усмехнулся. – Все очень просто: Йорек Турр – безумец.

Гильбертус ополоснулся холодной водой, выключил воду и вышел из кабины посвежевший и бодрый.

– Ясно, что лечение, сделавшее его бессмертным, лечение, которого он потребовал как плату за службу, сделало его ум неустойчивым. Возможно, он оказался слишком стар для бессмертия. Возможно, сама процедура была проведена с какими-то погрешностями.

– Или, что тоже возможно, я целенаправленно провел лечение не вполне… адекватно, – сказал Эразм, удивляясь тому, что Гильбертус самостоятельно пришел к таким непростым выводам. – Возможно, я почувствовал, что он недостоин такой высокой награды, и даже теперь он не знает, что именно я с ним сделал. – На флоуметаллическом лице робота появилась лукавая усмешка. – Но ты все же должен признать, что идея с заразой оказалась весьма плодотворной. Она поможет одержать нам победу без больших издержек и значительных разрушений.

– Если, конечно, кто-то из нас выживет. – Гильбертус тщательно вытерся и надел чистую одежду, сложенную возле душевой кабины.

– В особенности ты. Я научил тебя быть чрезвычайно эффективным. У тебя высокоорганизованный ум, способный анализировать факты не хуже компьютерного разума. Если и другие люди научатся этому, то им будет легче сосуществовать с машинами.

– Может быть, мне удастся превзойти как людей, так и машин, – вслух подумал Гильбертус.

Это и есть то, на что он надеется? Надо обдумать это замечание.

Они вышли из спортивного зала.

Машины могут быть только такими, какими мы их создали.

    Ракелла Берто-Анирул. Заметки с периферии сознания

Агамемнон, Юнона и Данте летели в пространстве в своих чудовищно исполинских боевых корпусах. Генерал снова был на коне – он планировал и осуществлял военную операцию с целью захвата удаленной от Ричес планеты, где до них не дотянутся щупальца тупых разбойников Омниуса. Он найдет место, где они смогут перегруппироваться, нарастить силу и мощь, а после этого начать следующую фазу создания новой империи кимеков.

Три титана летели в сопровождении крупных сил неокимеков, каждый из которых представлял собой гигантский боевой корабль, управляемый человеческим мозгом, соединенным с системами корабля с помощью специальных пропускающих нервные импульсы проводников и стержней. Все эти неофиты наперебой стремились доказать свою верность Агамемнону, тем более что они знали о встроенной в их мозг команде самоуничтожения, которую Агамемнон мог в любой момент активировать по собственному желанию или прихоти. Итак, генерал был совершенно уверен в преданности и лояльности своего воинства. Что еще оставалось делать этим неокимекам после того, как их мозги были удалены из тел и помещены в специальные емкости?

Покинув Ричес, орда имевших зверское обличье кораблей сошлась возле замороженного планетоида Хессра, где много столетий в полной изоляции жили когиторы-отшельники, превратив его в своеобразную башню из слоновой кости по образцу древних философов.

– Согласно нашим расчетам, на Хессре нет никаких оборонительных систем, – объявил Данте. – Когиторы утверждают, что не участвуют ни в каких внешних делах. Они просто уединяются и размышляют.