Дюна: Дом Коррино

Ничем не выделяясь из толпы, пользуясь фальшивыми документами, которые доцент на всякий случай заготовил много лет назад, Реффа молча взошел на борт корабля и за все время полета не проронил ни слова. Размышляя обо всем, чего он лишился, Тирос слышал, как в разных концах салона вспыхивали и гасли обрывки разговоров. Ювелир и его жена спорили о том, как разные камни преломляют свет, четверо бойких молодых людей громко обменивались мнениями по поводу лодочных гонок, которые они посетили на Перрине XIV, какой-то бизнесмен со смехом рассказывал своему конкуренту о том, какому унижению подверг Биккал какой-то герцог Лето Атрейдес.

Реффа желал только одного – чтобы все они замолчали и дали ему возможность обдумать, как жить дальше. Он никогда раньше не был ни мстительным, ни агрессивным, но вид обугленных руин Зановара изменил Реффу. Как не хватало ему сейчас опыта жажды справедливости. Он не только обвинял во всем и проклинал Шаддама, в его душе поднималось и немалое чувство ненависти к себе. Я тоже Коррино. Это и моя кровь. Подавив вздох, он глубже уселся в кресло, но потом не выдержал, встал и снова пошел мыть руки…

Еще до варварской атаки Реффа внимательно читал историю своего семейства, дойдя в своих изысканиях до глубины веков, когда род Коррино являл собой образцы высокой нравственности, когда империей управлял просвещенный кронпринц Рафаэль Коррино, портрет которого был выведен в гениальной пьесе «Тень моего отца». Глакс Отн воспитал из Реффы именно такого человека. И вот теперь у него нет ни выбора, ни прошлого, ни настоящего имени.

«Закон – вот конечное знание». Великая концепция правосудия, высказанная впервые много тысячелетий назад, горьким эхом отдавалась в мозгу Тироса. Говорили, что это изречение выбито над дверями кабинета императора в Кайтэйне. Интересно, прочитал ли Шаддам эту надпись хотя бы один раз?

В руках нынешнего обладателя императорского трона закон стал изменчив, как сыпучий песок. Реффа знал о таинственных смертях членов своего семейства. Старший брат императора Фафнир, сам Эльруд IX, родная мать Тироса Шандо, за которой охотились, как за диким животным, и убили на Бела Тегез. Он никогда не забудет ни Чаренса, ни доцента, ни невинных жертв Зановара.

По прибытии на Жонглер Реффа собирался снова примкнуть к своей старой актерской труппе, которой руководил блистательный Холден Вонг. Но если император узнает, что Реффа остался жив, то весь Жонглер окажется под ударом? Он не имеет права открывать свою тайну и подвергать всю планету страшному риску.

Тональность рокота двигателей Хольцмана изменилась. Реффа понял, что лайнер вышел из свернутого пространства. Уже давно нежный голос стюардессы компании «Вэйку» объявил о прибытии и напомнил пассажирам, что они могут приобрести памятные сувениры.

Из багажного отсека над рядом сидений Реффа извлек все свои вещи. Все до единой. Пришлось много платить за лишние места, но он не мог доверить грузовому лайнеру некоторые предметы, которые купил перед отлетом с Талигари.

Погрузив вещи на транспортную подвеску, Реффа направился к выходу. Снова показались торговцы, которые пытались всучить, впрочем, без особого успеха, всякие безделушки пассажирам, ожидающим подхода челнока.

Когда Реффа вышел в здание космпорта планеты Жонглер, его настроение немного улучшилось. Здание было переполнено веселыми, улыбающимися людьми. Эта атмосфера освежила и ободрила его.

Оставалось только молиться, что он не подвергнет риску еще один цветущий мир.

Глядя на людей, встречавших родных и друзей, Тирос не увидел мастера Холдена Вонга, который обещал его встретить. Правда, Реффа знал, что на сегодняшний вечер назначен спектакль, а старый режиссер всегда лично руководил постановкой. Мастер жил в своем актерском мире и мало интересовался текущими событиями; вероятно, он не знает даже о трагедии Зановара. Наверное, он просто за делами забыл о приезде старого друга и не пришел на пристань.

Ничего страшного, Реффа прекрасно помнил дорогу. Возле порта была пристань, на которой можно было взять водное такси – сампан, которое перевозило пассажиров в город, раскинувшийся на противоположном берегу реки, покрытой ковром голубоватых водорослей. Лодка медленно выплыла на середину реки, преодолевая течение, и Реффа всей грудью вдохнул освежающий влажный воздух. Как разительно отличается это от пепелища Зановара.

За полупрозрачной пеленой тумана стал виден город Ичан – причудливая смесь старых строений и новых небоскребов, заполненный рикшами и пешеходами. Из нижней каюты доносились смех и игра струнного квартета: балисет, ребек, скрипка и ребаб.

Такси замедлило ход и подошло к пристани. Вслед за другими пассажирами Реффа вышел на старый городской пирс, неоструганный деревянный настил которого был усеян рыбьей чешуей, раздавленными раковинами моллюсков и похожими на солому оторванными ногами крабов. Среди лотков с морепродуктами и хлебных лавочек сновали рассказчики веселых историй, музыканты и жонглеры, зазывавшие публику на вечерние представления.

Реффа увидел мима, представлявшего бородатого языческого бога, выходившего из морской пены. Увидев его, мим подошел ближе, на его раскрашенном лице появилось странное выражение. Нарисованная кармином улыбка стала еще шире.

– Привет, Тирос. Видишь, я все-таки тебя встретил.

Реффа с трудом оправился от изумления.

– Холден Вонг, когда мим говорит, то это свидетельствует о его мудрости или открывает его безумие?

– Хорошо сказано, старый друг.

Вонг недавно получил ранг верховного актера, самый высокий титул артиста на Жонглере. Выдающиеся скулы, узкие, как щелочки, глаза, реденькая клочковатая бородка. Вонгу стукнуло восемьдесят лет, но выглядел он значительно моложе. Он не имел ни малейшего понятия ни о происхождении Реффы, ни о громадной награде, которую назначил Шаддам за его голову.

Старый режиссер обнял Реффу за плечи, оставив на его одежде след грима.

– Ты придешь сегодня на наше представление? Посмотришь на то, по чему ты, как я догадываюсь, очень соскучился?

– Да, но дело не только в этом. Я надеюсь снова найти место в вашей труппе, мастер.

Темно-коричневые брови Вонга удивленно и радостно взлетели вверх.

– Ага, я снова получу талантливого актера. Что ты предпочитаешь? Комедию, лирику?

– Я предпочитаю трагедию или драму. Моя душа слишком истерзана для комедии или лирики.

– Ага. Ну что ж, Тирос, я надеюсь, что мы найдем для тебя что-нибудь подходящее.

Вонг потрепал Реффу по затылку, на этот раз шутливо испачкав белилами его выкрашенные в черный цвет волосы.

– Я очень рад, что ты опять здесь, на Жонглере.

Лицо Реффы сделалось серьезным.

– Я слышал, что вы планируете новую постановку «Тени моего отца».

– Именно так! Я как раз собираюсь приступить к репетициям этого важного во всех отношениях представления. Мы еще не закончили набор исполнителей, хотя через несколько недель нам предстоит поездка на Кайтэйн. Мы будем выступать перед самим императором!

Мим был просто в восторге от такой удачи.

В глазах Реффы появилось напряженное злое выражение.

– Я бы отдал жизнь за возможность сыграть в этом спектакле роль Рафаэля Коррино.

Старый мастер-жонглер посмотрел на молодого человека и разглядел пылавший в его душе огонь.

– На эту роль мы выбрали другого актера, но ему не хватает искры, которой требует образ Коррино. Да, наверное, ты больше подходишь для этой роли.

– Я чувствую, что… родился только для того, чтобы сыграть ее.

Реффа глубоко вздохнул, но, вспомнив актерские навыки, сумел скрыть полыхавший в его душе гнев.

– Шаддам Четвертый сумел внушить мне высочайшее вдохновение.

****

Что я могу сказать о Джессике? Если ей представится возможность, она, не задумываясь, поднимет Голос на Бога.

    Преподобная Мать Гайус Элен Мохиам

Было что-то неподобающее в том, что уважаемый герцог и его наложница занимаются любовью в продуктовой кладовке, но времени до отъезда оставалось совсем мало, и Лето понимал, что будет отчаянно тосковать по Джессике. Лайнер, на котором она должна была лететь на Кайтэйн, уже кружил по орбите. Вылет был назначен на завтрашнее утро.

В нескольких шагах от кладовки, на кухне, повара занимались своим делом: гремели кастрюлями, раскалывали раковины, резали салаты. Каждый из поваров мог в любую минуту войти в кладовую за какой-нибудь приправой или солью. Лето принял меры предосторожности: когда они с Джессикой, держа в руках бокалы с сухим кларетом, взятым во время недавнего подобного налета на винный погреб, незаметно проскользнули в заставленную кладовку, герцог заблокировал дверь несколькими жестяными ящиками импортной ягоды. Лето ухитрился принести еще бутылку вина, которую поставил на коробку в углу.

Это сексуальное безумие началось две недели назад, после свадьбы Ромбура, и подогревалось мыслью о скором и неминуемом отъезде Джессики на Кайтэйн. Лето желал свою наложницу везде, во всех уголках замка, не считая шкафов. Хотя Джессика была беременна, она охотно откликалась на домогательства Лето, выказывая удовольствие и восторг.

Величавая молодая женщина поставила бокал на полку, и ее зеленые глаза сверкнули.

– У тебя есть в замке подходящие девки, Лето?

– У меня уже не хватает сил на тебя. Зачем мне еще больше истощать себя? – С этими словами он извлек из рядом стоявшей коробки три пыльные банки консервированных лимонов. – Мне понадобится несколько месяцев, чтобы просто прийти в себя и восстановить силы.