Моялера

Моялера
Ксения Сальникова

Валерия #3
В королевство Графа пробирается тьма, тянущая ледяные руки ко всему живому – огромные кристаллы вырастают из земли, забирая жизнь всякого, кто к ним прикоснется; жуткие тени, похожие на людей, бродят по деревням, пожирая все на своем пути; нулевой день бессовестно крадут у человечества, пуская его на топливо. Все это – дело рук чудовища, имя которому Умбра. Как хрупкая девушка может победить огромного монстра, и зачем Умбре знакомиться с Лерой лично? Завершающая история о Валерии, где недостающие кусочки мозаики займут свои места, река времени раскроет свои секреты, а тот, кто никогда не был человеком, получит второй шанс.

Глава 1. Гость из прошлого

– Валерия Викторовна… – задумчиво протянул невропатолог, читая мою медкарту с таким лицом, словно она написана на древнем иврите. Он почесал кончик носа, поправил очки, и, отложив ее в сторону, посмотрел на меня. – Какие-то еще жалобы есть?

– Нет.

– Повышенная усталость, головная боль, боли в сердце, в желудке?

Я отрицательно помотала головой, хотя и задумалась, какое отношение может иметь желудок к бессоннице. Ну, ему виднее. Мужчина лет шестидесяти в идеально чистом и выглаженном халате еще долго расспрашивал меня о моем самочувствии. Я инфантильно мотала и кивала головой там, где требовалось первое или второе. Мне, действительно, нечего было добавить к тому, что я уже сказала.

– К психологу, психотерапевту не обращались?

– Была у психолога, пару раз.

– И как?

– Как видите, – я указала рукой на него самого и стол, где в полнейшем беспорядке валялись карты пациентов, записки, скрепки, бумага, мобильный телефон, стетоскоп и другие атрибуты врача с минимальным количеством времени и нескончаемым потоком пациентов. Он кивнул и достал блокнот. Пока он писал что-то на первом листе, он говорил со мной, не глядя на меня:

– Это легкое снотворное, продается без рецепта. Начнем с него, а дальше будет видно. Но я настоятельно рекомендую вам обратиться к психотерапевту. Снотворное не лечит, а купирует симптоматику. Вам нужна консультация специалиста.

Я снова кивнула. Он этого не увидел, но, наверное, медицинским опытом почувствовал, потому как, не дожидаясь моей реплики, сказал, что на следующий прием мне нужно явиться через месяц. Я снова кивнула. Он поднял голову, посмотрел на меня, протянул мне рецепт, и после того, как бумага оказалась в моих руках, углубился в мою медкарту, записывая обо мне что-то, чего я знать не хотела. Выйдя из кабинета с заметным облегчением, я направилась в гардероб со скоростью напуганной газели. Поликлиника, с ее бесконечными очередями и до отказа заполненными коридорами, вгоняла меня в состояние полного уныния, и покинуть эту юдоль скорби хотелось как можно скорее.

Оказавшись на улице, я полной грудью вдохнула прохладный осенний воздух, который после больничного казался хрустально чистым, словно артезианская вода. Быстро спустившись с крыльца районной поликлиники, я первым же делом отправилась в близлежащую и, по приятному совпадению, самую дешевую аптеку. Цена кусалась, но не так, чтобы очень. Денег не жалко, если это будет работать. Выйдя из аптеки, я заметно воодушевилась в надежде на то, что сегодняшняя ночь будет первой за два года, когда я просплю положенные мне восемь часов вместо четырех. И тут я поймала себя на мысли, что в свой выходной я пошла не за тряпками, а в поликлинику, и радуюсь я не новеньким сапогам, а упаковке снотворного, и на ночь у меня запланирована не бурная вечеринка, а крепкий, здоровый (не без помощи лекарств) сон. Господи, я – старая кляча! Как можно чувствовать себя старухой в двадцать три? Не знаю – как, но, как оказалось, очень даже возможно. Я оглянулась и посмотрела на витрину аптеки, глядя на свое отражение – тугой конский хвост, никакого макияжа, невзрачная куртка и полное отсутствие осмысленности в глазах. Я была противна сама себе. Опустив глаза и втянув голову в плечи, я быстро зашагала к дому, глядя только под ноги и ни разу, как и всегда, впрочем, не подняв головы, чтобы хоть мельком взглянуть на окружающий меня мир. И это не осень вгоняла меня в хандру, наоборот, с приходом осени, я хоть немного расправила плечи. Хандра моя началась два года назад, в прихожей моих бабушки и дедушки, и все никак не могла закончиться. Не становилось ни лучше, ни хуже, а ровно так же, как и в тот день.

Я очень быстро добралась до дома. Буквально бежала, чтобы спрятаться в четырех стенах, запереть за собой дверь и закрыть все окна. Если бы было можно, я бы подняла мост, чтобы враг не прошел через ров, забаррикадировала входные ворота и, глядя из узкой бойницы, целилась в невидимого врага сквозь прицел арбалета. Но этого не требовалось. У кого нет друзей – у того и врагов нет. Саня бросила все попытки связаться со мной полгода назад. Полтора года эта отчаянная девушка отказывалась признавать, что я потеряла всякую необходимость в ней. Она честными и нечестными путями боролась за то, что когда-то было дружбой, но потом и она сдалась. Честно скажу, я испытала облегчение. Да, знаю, что вы скажете. Нет, мне не стыдно. К сожалению. Я бы и рада почувствовать себя сволочью и мерзким, неблагодарным человеком, но ничего подобного не чувствовала, так зачем же врать, что я раскаиваюсь? Я прекрасно понимала, что поступаю так, как ни один человек в мире не заслужил. Тем более Сашка, которая всегда была мне верна, во всех смыслах этого слова. Но когда состоялся окончательный «развод», я не пролила и слезинки. Прости меня, Саня, но я ничего не чувствую, и честность – единственное, чем могу отплатить тебе за твою любовь. Я – как утопающий, сбрасывала балласт, но почему-то этим балластом всегда оказывались люди.

Я зашла, закрыла дверь и выдохнула. Моя однокомнатная Бастилия была тиха, словно морг. Пока я разувалась, я в сотый раз заставила себя испытать благодарность по отношению к моим бабушке и дедушке. Удивительного терпения и любви люди, которые совершенно спокойно отнеслись к моему желанию жить отдельно. Они, конечно, пытались логически обосновать полное отсутствие необходимости в отдельном жилье, но я была непреклонна. Как только я сказала, что собираюсь снимать комнату в общежитии, бабушка всплеснула руками, а дед засмеялся:

– Не смеши меня, Валерия, – говорил он, утирая слезы со старческих глаз, полных бесконечной любви и нечеловеческой мудрости. – Придумаем что-нибудь.

И мы придумали. Посчитав и взвесив все за и против, мы пришли к выводу, что ипотека выйдет ровно в ту же сумму, что аренда. Тем более, как оказалось, у них накопились некоторые сбережения, которые без особых жертв можно внести в качестве первоначального взноса. Выяснилось, что покупка квартиры уже давно маячила на горизонте, но особой необходимости не было. А теперь появилась. Саму ипотеку взяла тетка, и через какое-то время я уже въехала в свою собственную квартиру. Неплохо, да? В двадцать три иметь свой собственный угол? Оплату ипотеки бабушка с дедушкой, естественно, взяли на себя, потому как зарплата младшего библиотекаря совершенно не предполагает подобной роскоши. Они собиралась взять на себя и коммунальные платежи, но тут уж я гордо заявила, что буду платить сама. Что и делала. Вторая половина зарплаты уходила на еду. Не смейтесь, но я научилась готовить. Саня бы живот надорвала от такой новости. Получается из рук вон скверно, но организму нужны калории, а потому приходится есть свои, не побоюсь этого слова, шедевры. Становится намного легче, когда бабушка приезжает в гости с полной сумкой нормальной человеческой еды. Но приезжает она редко, так как знает, что мне это событие не приносит ни радости, ни огорчения. Наверное, ей больно смотреть, как я тихо зверею в гордом одиночестве, а потому я натягиваю на лицо улыбку и стараюсь говорить хоть что-нибудь. Она на мою физиономию никогда не клюет, а потому, выясняя, что я жива, здорова и не увлеклась наркотиками, быстро уезжает восвояси.

Я разулась и прошла в комнату. Далеко не стерильно. Кое-где валяется неубранная одежда, в дальнем углу еще неделю назад поселились колготки, и я никак не могла заставить себя убрать их на положенное им место. Казалось бы, чего уж тут сложного – нагнись и подними. Не сейчас… Диван, стол, книжная полка, ноутбук и шкаф – вот и все, что представляет собой моя келья. На монашество я, конечно, не претендую, но иногда мне кажется, что в комнате слишком много свободного места. Особенно, когда я дома. И вроде бы то, чего я и хотела – отдельное жилье, полная самоизоляция, и самое время устроить анархию и жить исключительно в свое удовольствие. Но почему-то не живется.

Я устало плюхнулась на диван и поставила коробку со снотворным на стол. Подумала, что со стороны все это смахивает на классическую сцену самоубийства в банальных голливудских фильмах. Дальше, по сценарию, мне нужно достать бутылку коньяка, а еще лучше – дешевой водки и запить ею огромную горсть таблеток. Но не переживайте, этого не случится. Я люблю жизнь. Правда, пока не решила – почему.

Я достала с полки «Пикник на обочине» и забылась чтением на ближайшие несколько часов. Очнулась когда стемнело и только от того, что рука затекла так, что, казалось, отнимется. Я отложила книгу и пошла на кухню. Там старый добрый холодильник приветливо распростер передо мной свои объятья. Если бы не он, жизнь окончательно пошла бы под откос. Внутри сиротливо жались друг к другу два пирожка с капустой, которые привезла бабушка еще четыре дня назад, и упаковка йогурта. Все это было быстро уничтожено. Потом – душ, постель и таблетка снотворного. Как и было обещано в инструкции, через полчаса я начала чувствовать, как тело наливается приятной слабостью, заставляя меня забыть обо всем, что принес сегодняшний день. И хотя ничего толкового он не принес, я была рада забыть его, как страшный сон. Перед тем, как окончательно провалиться в сон, я подумала, что теперь важно не проснуться в четыре утра и не проваляться в ожидании сигнала будильника, уныло глядя в потолок.

***

Будильник я услышала лишь с третьего раза, благо, современные возможности позволяют оттягивать момент пробуждения до последнего. Впервые за два года я опаздывала. Не скажу, что это самое приятное ощущение, но мозг мой радостно вопил еще не проснувшейся мне, что я проспала всю ночь, ни разу не открыв глаз. Я, как могла, радовалась этому факту, но сложно быть искренне счастливой, когда до выхода осталось пять минут, а ты выглядишь, говоришь и чувствуешь себя, как пьяный прапорщик. Естественно, с перепугу все, что мне требовалось для выхода в люди, попряталось и наотрез отказывалось попадаться мне на глаза. В результате оделась я так, что стыдно было бы явиться в публичный дом, не говоря уже о публичной библиотеке. Почему-то из всей одежды, что была у меня, я смогла найти только бессовестно короткую юбку, которую не носила уже сотню лет. Откуда она вообще взялась? Неужели я когда-то носила это? Я была уверена, что выбросила ее, более того, я была уверена, что не покупала ее изначально. Но факт остается фактом – вот она, юбка, – прямо передо мной. И куда делись джинсы? Кофта на месте, а джинсы испарились. Искать их у меня времени не было, я и помчалась в ванную. Выйдя из нее, я уже опаздывала на пять минут, но все же в последний раз постаралась отыскать одежду, в которой меня не примут за стажерку уходящей на пенсию стриптизерши. Тщетно. В результате я вылетела из дома, на ходу завязывая хвост и застегивая крутку.

Странно, но по всем законам отвратительного утра, я должна была прибежать на остановку за секунду до того, как мой автобус прощально мигнет мне задними фарами. Но этого не случилось. Я совершенно спокойно села в огромный зеленый «Лиаз», который послушно пришел на остановку ровно к моему приходу. Чудеса, честное слово. Но сейчас даже такое маленькое чудо радовало меня. Но потом, когда какой-то мужчина, с легкой руки, оторвал карман моей куртки, я поняла, что чувство юмора у судьбы весьма скверное, и не стоит принимать за чистую монету каждую ее улыбку, потому как иногда она не улыбается, а смеется. На работу я явилась с десятиминутным опозданием, чем неприятно удивила свою начальницу:

– Лера, все хорошо? – она поправила очки в тонкой оправе, которые делали ее глаза огромными, как у совы, и осмотрела меня с ног до головы, задержавшись сначала на кармане, а потом на юбке. Что тут скажешь? По-моему все очевидно, и я лишь молча развела руками. Она, будучи мудрым человеком и чрезвычайно опытным руководителем, с достоинством приняла такой поворот судьбы. – Чувствуешь себя нормально? Может, возьмешь отгул?

Я помотала головой, скорчив гримасу искреннего раскаянья. Она кивнула и снова уткнулась в монитор, а я прошла в подсобку, где разделась и, одергивая ползущую на уши юбку, пошла на рабочее место – нести печатное слово в массы. Никто из сотрудниц не поленился по-доброму пройтись колкостями по длине моей юбки, но, как ни странно, благовоспитанные женщины и девушки отнеслись к исчезновению джинсов с таким пониманием, как будто абсолютно каждая прошла через это, словно через обряд посвящения. Наверное, каждая.

Весь день прошел в бессмысленной суете, которая занимала много времени, но в итоге не давала никакого результата. Зато пролетел день просто молниеносно. Одна беда – время от времени я засыпала, стоя. На упаковке было написано, что препарат не дает сонливости в течение дня, а вот уже в инструкции было коварно замечено, что побочные эффекты проявляются индивидуально, и в редких случаях сонливость все же наблюдается. Что ж, я – редкий случай. Я зевала и спала на ходу, держась за любой, более-менее, устойчивый предмет и как лошадь засыпала стоя, стоило мне задержаться где-то дольше пяти минут. Похоже, все, что я недоспала за два года, резко свалилось на меня в одни сутки. Благо, меня таскали по всей библиотеке, и мне просто физически некогда было спать. В конце рабочего дня выяснилось, что одна из сотрудниц съела что-то, по Булгакову, «не первой свежести» и отправилась домой с полиэтиленовым пакетом в руках. Я осталась за нее до конца рабочего дня. Уже ближе к девяти, где-то за двадцать минут до закрытия, ко мне подбежала одна из сотрудниц и с горящими от любопытства глазами сообщила, что ко мне пришел какой-то молодой человек. При этом взгляд ее сверкал тем самым нездоровым блеском, в котором отчетливо читалось удивление, смешанное с восторгом.

– Какой еще молодой человек?

– Не знаю, он не представился, но очень настойчиво просил встретиться с тобой. Я его проводила в читальный зал, он ждет тебя там.

Честно говоря, я восприняла это как ошибку. Бог знает, сколько Валерий ходит по земле и, скорее всего, молодой человек просто заблудился. Я кивнула и сказала, что сейчас подойду, но та, напоследок, все-таки выпалила:

– Господи, Лерка, откуда у тебя в знакомых такой красивый мужик!?

И вот тут-то я напряглась. Единственный из всех знакомых мне мужчин, который вызывал ТАКУЮ бурю восторга, был…

Я бросила все дела. Быстро прошла коридором в читальный зал и притворила за собой дверь. В такое время, как говорится, редкая птица долетит до середины Днепра, а потому читальный зал был совершенно пуст, и кроме меня и загадочного гостя никого не было. Да и загадочного гостя не было видно. Стеллажи с книгами были поставлены так, чтобы человек мог скрыться и, если можно так выразиться, затеряться в помещении, чтобы спокойно, не торопясь, выбрать то, что придется ему по душе, а потому напоминал некоторое подобие нехитрого лабиринта. Заблудиться невозможно, но спрятаться легко. Я тихо шла по проходу между стеллажами и уговаривала себя, что мои подозрения совершенно беспочвенны, так как тот, кого я подозреваю, наотрез отказался возвращаться сюда. Но, шагнув к последнему стенду с книгами, где заканчивался раздел «Английская литература», я увидела его, сидящего в мягком кресле вместе с Гербертом Уэллсом. Ну, не с самим Уэллсом, а с «Войной миров». Лениво перелистывая изрядно пожелтевшие страницы, он поднял на меня глаза и обольстительно улыбнулся. Я закатила глаза и выжидательно посмотрела на него. Ничего, кроме раздражения, во мне не проснулось, а потому пауза, которой он подчеркивал многозначительность своего появления, начинала меня раздражать.

– Тебе чего? – спросила я, чтобы, наконец, перейти к словесному общению.

Влад, оглядев меня с ног до головы, задержал взгляд хитрых глаз на моей юбке, удивленно приподнял бровь, и улыбка его стала еще шире:

– Мне очень нравится, – промурлыкал он.

– Могу дать поносить, – хмуро пробубнила я. – Чего нужно?

Странно все это, потому как Влад явился не из дома, не с работы или прямиком с новомодного курорта, а из совершенно иной реальности. Мне было положено удивляться и восхищаться, но ни того, ни другого не последовало. Наверное, и к таким вещам тоже привыкаешь.

– Просто хотел узнать, как у тебя дела, – сказал он томно-ленивым голосом, ставя «Войну миров» обратно на полку.

– Ну, для этого самому появляться совершенно не обязательно. Отправил бы почтового голубя.

– Отправил бы, да Великая сказала, что голубь до тебя не долетит.

– Великая может придумать миллион других вариантов, как отправить весточку на другой конец вселенной. Она отправила тебя с чем-то конкретным?

– Она не отправляла. Я пришел сам.

Он посмотрел мне в глаза. Цвет его глаз казался неестественно синим, словно в них, и правда, было море. Он похорошел. Немного поправился, а цвет лица стал молочно-бежевым и прямо – таки светился изнутри. Он был шикарно одет и вроде бы не по моде, но очень стильно. Было видно, что настроение и самочувствие у него прекрасные, а потому его чары работали на всю мощь. Неудивительно, что он вызвал такую бурю эмоций у моей коллеги. Выглядел он превосходно. Но все это ничего не разбудило во мне. Весь его внешний вид и манера поведения буквально кричали о том, насколько хорошо сказалась на нем смена места жительства, но его красота и обаяние никак не касались чего-то важного внутри меня. Я все видела, но ничего не воспринимала. Внутри меня по-прежнему была выжженная земля, которая пропиталась радиацией и химическими отходами. Ничего там не росло. Ничего там не выжило. И Влад все это видел, но почему-то это его не смущало. То ли он был совершенно уверен, что мое состояние временное, то ли самонадеянно полагал, что его очарование разбудит во мне жизнь, как в сказке о спящей красавице. В общем, он улыбался, строил мне глазки и был чертовски хорош. А мне было как-то наплевать:

– Я и спрашиваю, уже в третий раз, что тебе нужно?

Он поднялся. На нем была темно-синяя рубашка, черные брюки и пальто, то ли темно-коричневое, то ли темно-бордовое, я никак не могла понять оттенок, потому что он как-то плавал от одного варианта к другому. Ну, или просто освещение плохое. Он шагнул ко мне, и тут моя физиология дала слабину – крошечная брешь, сквозь которую проник и так пленительно окутывал меня запах его кожи, знакомый и такой уникальный, что распознать его я могла бы из миллиарда других вариантов с первого раза. Высокий, крепкий, но по – прежнему изящный, излучающий титаническое спокойствие и снисходительную самоуверенность. Честно говоря, внутри у меня дрогнуло, и я отчаянно схватилась за это тонкое, едва уловимое ощущение, чтобы поймать, схватить и не отпускать его, в надежде на то, что оно вырастет и переродится в полноценное чувство, которое наконец-то сотрет это омерзительное выражение полудохлой рыбы на моем лице. Словно тонкий завиток дыма, оно тлело внутри, расползаясь по закуткам моей мертвой души, стараясь заползти как можно дальше, залезть глубже. Тонкое, нежное чувство было таким слабым, что я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, услышать, почувствовать. Влад смотрел на меня, любуясь моим лицом и ждал, что прямо сейчас закончится это глупое перетягивание каната и мы, как взрослые люди, шагнем вместе и пойдем по жизни бок о бок, как друзья, как любовники, как родные люди. И тут он все испортил, прикоснувшись рукой к моей шее. В мгновение ока тонкая, эфемерная материя внутри меня растаяла, не оставив и следа. Все исчезло. Я открыла глаза, сделала шаг назад и окинула его равнодушным взглядом. Поначалу он и не понял, но потом разочарование вспыхнуло в его глазах:

– Черт… – он с досадой мотнул головой.

А мне стало забавно. Горько и смешно. Я скривила рот в ехидной усмешке:

– Так что тебе нужно?